— Слушай, парень, если ты обидишь моего племянника, то никто не узнает, что ты вдруг исчез, понял?

На что Леви улыбнулся и кивнул, и я сказал им:

— Меня не пугают угрозы, но я уважаю вас, сэр. Я сделаю все возможное, чтобы получить ваше одобрение, если только вы не будете вмешиваться в наши с Брэном отношения.

Эйден приподнял бровь, услышав это, а Леви недовольно хмыкнул и ушел, но я успел заметить, что мой цветок лотоса улыбается.

Он снова улыбается, когда мы проходим мимо озера и тянет меня к деревянной пристани с видом на воду. Солнце отражается от поверхности, делая ее блестящей. Несколько птиц снуют вокруг, а эта большая гребаная чайка кричит на меня, и я клянусь, что она смотрит мне прямо в глаза, когда я приближаюсь, а потом улетает, хлопая крыльями и истерично крича.

Господи.

Брэн опирается предплечьями о деревянные перила и отпускает мою руку, указывая на огромное озеро.

— Посмотри, сегодня здесь лебеди.

Я стараюсь не дуться, как ребенок, потому что он больше не прикасается ко мне, прислоняюсь спиной к старому дереву и опираюсь локтями на перила. Я бросаю взгляд в сторону нескольких лебедей, скользящих по воде среди уток.

— Обычно их здесь нет? — спрашиваю я.

— Да, иногда они плавают на другом пруду, — он улыбается, и я не могу не смотреть на него.

Он выглядит чертовски привлекательно в джинсах, рубашке-поло и повседневном пиджаке. Его волосы уложены как у прекрасного принца, но есть кое-что еще.

Его выражение лица.

Теперь оно намного светлее.

Последние несколько дней он рассказывал о себе и своей семье без моих расспросов. Он водил меня в свою школу и в те места, которые часто посещал, обычно с братом или друзьями.

Это последнее из них. Ранее мы подошли к укромному уголку, до которого добирались полтора часа. Он сказал, что это его секретное место, куда он обычно ходит, чтобы очистить свой разум.

Я не упустил тот факт, что он рассказал мне об этом, когда никто другой не знает. Кажется, рядом со мной он ведет себя гораздо спокойнее и, в отличие от прошлого, не задумывается над тем, что говорит.

За исключением случаев, когда речь идет о его запястье.

Я стараюсь не забегать вперед, особенно после того, как пообещал ему подождать, но мне не нравится его взгляд каждый раз, когда мы выходим из душа и он смотрит на свое отражение, словно хочет его уничтожить.

Но, по крайней мере, он больше не отталкивает меня.

По крайней мере, он обнимает меня во сне и даже не раздражается, если мы отстраняемся друг от друга во время ночи.

До него я никогда не любил спать в постели. И я еще раз проверил это после того, как мы стали засыпать вместе. Без него это не работает. Я до сих пор не могу заснуть, если его нет рядом. Он загадочным образом успокаивает моих демонов, и мне кажется, что я могу стать сумасшедшим, а он все равно обнимет меня.

Все это время я думал, что лучше свободно упаду в яму насилия и погибну в аварии, чем посвящу себя одному человеку. Я действительно никогда не считал себя моногамным. Но с Брэном это оказалось так легко.

На самом деле, я начал испытывать к нему пристрастие с самого начала — с тех пор, как увидел на нем когти Клары, — и мне нужно было заполучить его только для себя, блять.

Так что представьте мое чертово удивление, когда я понял, что не против обязательств, если они связаны с ним.

Некоторые утверждают, что я с самого начала преследовал его именно с этой целью. Если бы он просидел в шкафу еще десять лет, я бы, наверное, также залез в него, если бы это означало быть с ним.

Я настолько влюблен в этого засранца. Который, кстати, не был таким уж засранцем в последние несколько дней.

Опираясь руками на перила, он откидывает голову в сторону, наблюдая за мной.

— О чем ты думаешь?

— О тебе.

Его губы кривятся в ухмылке.

— Ого. Ты настолько одержим?

— Да. Это уже даже не смешно.

Он ударяется своим плечом о мое.

— Тебе не нужно думать обо мне, когда я рядом.

— Скажи это Коле. Он, кажется, больше не слушает меня.

Он смеется, звук долгий и такой счастливый, что я испытываю огромное чувство гордости за то, что причина этого — я.

Наблюдать за улыбкой моего цветка лотоса — это шикарный пятизвездочный опыт, который мгновенно делает счастливым и меня.

— Тебе нравится, как я пытаюсь перебороть себя, малыш?

— Просто забавно, когда ты обращаешься со своим членом, как с отдельной личностью.

— Учитывая, что он слушает тебя больше, чем меня, это вполне себе правда.

Он смотрит на мою промежность и шепчет:

— Веди себя хорошо, Коля. Я заглажу свою вину перед тобой позже.

— Эй, малыш. У Коли есть очень важный вопрос. Можно задать его прямо сейчас?

Он хихикает и снова дразняще бьет меня по плечу.

— Ведите себя хорошо, оба. Мы в общественном месте.

— Океееей.

— Хватит дуться. Сколько тебе лет? Пять?

— Я просто подумал, что мы можем вернуться в твою комнату, чтобы я успел съесть тебя до того, как твой папа вернется с работы.

— Николай Соколов, — он издевательски ахает, притворяясь обиженным. — Ты используешь меня только для секса?

— И это говорит мне парень, который разбудил меня, обхватив губами мой член в пять утра.

В его улыбке сквозит соблазн.

— Ну, мне нужно было как-то убедить тебя пойти со мной на пробежку.

— Тебе не нужно меня убеждать. Я бы все равно пошел с тобой.

— Значит ли это, что я должен перестать будить тебя таким образом?

— Ни хрена ты не перестанешь. На самом деле, тебе стоит использовать этот аргумент еще раз, — я замолкаю, когда волосы попадают мне в лицо порывом ветра. Я специально распустил их, так как Брэн одержим ими. Он часто играет с прядями или заправляет их за уши, как сейчас. — Почему ты так любишь бегать?

— Это привычка, — его глаза теряются в озере. — Это началось как механизм преодоления трудностей. Подъем в пять, пробежка в пять тридцать, душ в семь, завтрак в семь пятнадцать, студия в семь тридцать, университет в девять, друзья или мероприятия после учебы, душ в восемь, студия в восемь тридцать, сон в десять тридцать. Жизнь по расписанию не дает мне возможности побыть наедине с собой и, следовательно, застрять в собственной голове.

— Поэтому ты так одержим контролем?

— Да. Я люблю шаблоны, методичные решения и жить по конкретному расписанию. Они имеют смысл и держат меня в узде, — на его губах появляется грустная улыбка. — Именно поэтому ты — огромный сбой в матрице. Ты — все то, что я терпеть не могу и к чему не прикоснулся бы даже десятифутовым шестом.

— Малыш, именно потому, что мы кардинально разные, ты не смог игнорировать меня.

— Не позволяй этому заморочить тебе голову.

— Слишком поздно. Мне нравится, что ты не смог устоять перед моим обворожительным очарованием.

— Скорее, бесстыдным флиртом и постоянным подталкиванием.

— Это прилагается к очарованию.

— Ты невозможен.

— Ты знаешь, что тебе это нравится, — я подмигиваю ему. — Кроме того, ты не стесняешься меня, и я чертовски горжусь этим. Я хочу, чтобы ты знал, что можешь отказаться от контроля и верить, что я никогда не использую твои уязвимые места против тебя.

— Я знаю, — шепчет он, но грустная нотка в его голосе выбивает меня из колеи, но лишь на секунду, прежде чем его выражение лица возвращается к нормальному.

Я понимаю, что тема закрыта, прежде чем он дает это понять.

— Чем хочешь заняться? Какими-нибудь другими туристическими штуками? Может быть, хочешь экскурсию по кондитерским? Я знаю несколько тайных итальянских и французских пекарен на северо-западе и в центре Лондона.

— Я думал, ты ненавидишь эти туристические штучки и даже постоянно извинялся перед многими людьми, шепча: «Он американец, простите». Не могу поверить, что они кивали в знак понимания и имели наглость выглядеть так, будто жалеют тебя.

— Ну, ты слишком громко говоришь и постоянно смотришь в глаза незнакомцам, пока они не начнут сжиматься от страха.