— Ты снова собираешься сбежать?
— Я не сбегаю. Я ухожу.
Я отпускаю его с возмущенным вздохом и жду, пока он уйдет в ванную, но он стоит передо мной.
— Не делай этого, Николай. Увидимся утром?
Я издаю утвердительный звук, и он улыбается, но улыбка эта натянутая, как мои гребаные внутренности.
Он открывает рот, чтобы сказать что-то еще, но качает головой и проскальзывает в ванную, закрывая за собой дверь на долбаный замок.
Запирается от меня.
Фигурально.
Буквально.
Глава 19
Брэндон
Прошло чуть больше двух недель, и все они прошли как в тумане.
То, что начиналось как временная потеря контроля над собой, категорически переросло в самую трагическую зависимость.
Каждый вечер я говорю себе, что не пойду в пентхаус, и мне удается продержаться несколько дней — кошмарных, совершенно бессонных и абсолютно мучительных дней.
Я погружаюсь в студию, в тренировки, в пребывание вне своей кожи. Изо дня в день мне удается обманывать себя в течение нескольких часов, чтобы потом снова вернуться к ужасающим плохим привычкам.
Кровь и пентхаус. Оба — опасные зависимости разного масштаба.
Оба разрывает меня на части, оставляя в полном отчаянии и не в силах больше смотреть на искаженное лицо в зеркале.
Только одна зависимость может привести меня к гибели. Заставить забыть обо всем остальном, когда он находится рядом со мной. Когда он прикасается ко мне, целует меня, трахает. Я притворяюсь, что моей кожи не существует.
Я не Брэндон Кинг. Я не тот сломленный человек, который вместо своего отражения в зеркале видит черные чернила. Не тот слабый человек, которого чаще всего гложет отвратительная тошнота и ужасающая мысль о небытии.
Я — это просто я.
Его цветок лотоса. Его прекрасный принц. Его малыш.
Но этот вакуум эмоций длится лишь до тех пор, пока не наступает бездумная разрядка и несдерживаемая похоть. Он длится до тех пор, пока я не теряю его прикосновение и не вынужден вернуться в свою собственную кожу.
Я делаю это каждый раз. Просто срываю пластырь10 и ухожу, но мне все труднее добровольно лишаться его губ, его прикосновений. Я почти боюсь того момента, когда мне придется запереться в ванной и сражаться со своими демонами. В последнее время они довольно злобны.
Чем больше наслаждение, тем больнее последствия.
Но это не так больно, как заставлять себя уехать из этого проклятого пентхауса. Не так больно, как просыпаться каждый день и чувствовать тошноту в животе, потому что я знаю, что он ждет за воротами особняка. Ухмыляясь.
Николай на самом деле не очень веселый человек. Я несколько раз видел его на улице, хотя мне нравится притворяться, что это не так. И да, он шумный, но не в беззаботной и веселой манере Реми. Он известен своей жестокостью и часто матерится.
Киллиан часто пинает его, чтобы он заткнулся, а Джереми шепчет или говорит с ним спокойно, чтобы он перестал привлекать внимание или сдержал свои печально известные вспышки насилия.
Он не показывает им ту версию, которую показывает мне. Он всегда улыбается, ухмыляется и является лучиком солнца, как будто одно мое присутствие делает его счастливым.
Эта часть не дает мне покоя. Почему он должен быть счастлив со мной, если я сам себя не выношу большую часть времени?
Как бы часто я ни задавал этот вопрос, я не могу найти на него ответа.
Тем не менее, я наслаждаюсь всем, что получаю, даже если это больно.
Даже если каждый день мне хочется смотреть, как кровь бесконечно вытекает из моего запястья.
Сегодня один из таких дней. Я не пошел вчера в пентхаус Николая и чувствую себя так, словно дышу через соломинку.
Я смотрю на свою картину и испытываю желание опрокинуть ее и сжечь. Идеальный силуэт горы и озера, над которым я работал неделями, кажется фальшивым, полностью противоречащим тому, что на самом деле хотят создать мои пальцы. Я создал много картин, в существовании которых не хочу признаваться, но над этим идеально ухоженным пейзажем работать было чертовски трудно.
Мама сказала, что, возможно, это потому, что я не сосредоточен, но она не знает, что я не мог быть более сосредоточенным. Просто все как-то неправильно.
Рисование пейзажей было моей опорой на протяжении многих лет. Мой способ избежать создания чего-либо с глазами. Но это больше не работает.
Если уж на то пошло, я начинаю видеть их в том же свете, что и Лэн. Жалкие. Посредственные. Неоригинальные. Скучные.
Скучные.
Чертовски скучные.
Я достаю телефон и смотрю на сообщение, которое отправил Николаю сегодня, потому что он не присоединился ко мне на утренней пробежке.
В первый раз, когда он не пришел — в день той ссоры, — я почувствовал такую глубокую пустоту, что не знал, как ее объяснить. На следующий день эта пустота стала еще больше, и я не обращал на нее внимания.
Однако сегодня мне было трудно дышать. Этот придурок своими бесконечными вопросами и бесстыдным флиртом оставил след в каждом уголке нашего бегового пути, так что я не могу пройти мимо, не почувствовав его тени.
Почему он взял это в привычку, если не собирался ее придерживаться?
Поэтому я отправил ему сообщение.
Брэн: Выспался?
Николай: Нет.
Брэн: Тогда почему не пришел?
Николай: Скучал по мне?
Брэн: Мечтай.
Он прочитал, но не ответил. Каков дерзкий ублюдок.
Брэн: Ты меня игнорируешь?
Николай: Не очень-то приятно, когда с тобой меняются ролями, да? И, отвечая на твой вопрос, я позаимствовал страницу из «Словаря Ублюдка Брэндона» и решил к черту не приходить. Точно так же, как ты бросил меня вчера вечером.
Брэн: Мы не договаривались, что я буду приходить каждую ночь.
Николай: Тогда приходи каждую ночь. Так же, как я бегаю с тобой каждый день.
Брэн: Не могу. Ты же знаешь.
Николай: Я ничего не знаю.
Брэн: Ты просто смешон.
Николай: Я? Смешон? Иисус, блять, Христос. Ты видел свое лицемерное лицо в зеркале в последнее время?
Видел. Каждый день. Мне приходится заставлять себя держаться подальше от него, чтобы не увидеть эту чертову черную дыру одиночества. И от того, что он говорит об этом, мне не становится легче в этой чертовой ситуации.
Дыши.
Дыши, блять.
Брэн: Это бесполезно. Давай прекратим разговор.
Николай: А-а-а, и вот ты возвращаешься к своему любимому хобби. Убегаешь, малыш. Ты чемпион по этой ерунде.
Знаешь что? К черту все это. Если ты не чувствуешь необходимости приходить ко мне каждый вечер, то и мне не нужно видеться с тобой каждое утро. И вообще, не показывай мне сегодня свое гребаное лицо.
Брэн: Как будто я хотел видеть твою гребаную рожу.
Николай: Охуенно.
Брэн: Замечательно.
Николай: Потрясающе.
Брэн: Фантастика.
Он снова просто прочитал. Снова. Николай никогда не оставляет меня без ответа.
Я, как наркоман, проверяю переписку каждые полчаса, но от него ничего нет.
Ни глупой, развлекательной истории дня. Ни мемов. Ни фотографий члена, которые он любит присылать в самые случайные моменты.
Сейчас поздний вечер, примерно тот час, когда я обычно тайком выхожу из дома и иду к нему, как наркоман за новой дозой, но сомневаюсь, что он сегодня дома.
К тому же он все равно не хочет видеть мое гребаное лицо.