— Я не могу ненавидеть тебя, малыш. Это невозможно, — я поднимаю его запястье и провожу губами по краю пореза.

С его губ срывается хныканье, и он бросается на меня. Я пошатываюсь, но он удерживает меня на месте, обхватив руками.

Его пальцы впиваются в мою кожу, и мне становится больно, когда он прижимает меня к себе. Его дрожащее тело сливается с моим, и он тяжело дышит мне в шею.

— Малыш? Ты в порядке?

— Пожалуйста… — его голос тихий. — Пожалуйста, позволь мне обнять тебя вот так. Мне не больно, когда ты ко мне прикасаешься.

Я хватаюсь за него, вжимая в себя, сильнее, ближе, пока не понимаю, где кончаюсь я и начинается он.

Кажется, что Брэн гораздо глубже, чем я думал, но пока он держится за меня, словно я его единственный якорь, я знаю, что никогда не отпущу его.

Даже если сгорю вместе с ним.

Ради него.

В нем.

Я бы с радостью сгорел, если бы он только попросил меня об этом.

Глава 27

Брэндон

— Это даже не имеет смысла.

Я киваю, хотя не имею ни малейшего понятия, о чем говорят Сесили и Глин. Я согласился встретиться с ними за послеобеденным чаем по привычке и почти сразу же пожалел об этом решении.

У меня в голове полный бардак, и я едва справляюсь. Я не могу найти в себе силы, чтобы надеть привычный образ, не говоря уже о том, чтобы как следует подделать свою улыбку.

— Ты так не думаешь, Брэн?

Я поднимаю голову от чашки с чаем и смотрю на Сеси.

— Хм?

— О том, что Ава замышляет что-то недоброе. В последнее время она создает все больше проблем и постоянно ходит на все эти драки.

— Ты же знаешь, какая она, — говорю я, проводя пальцем по ободку своей чашки. — Просто дай ей свободу, и она придет в себя.

Кроме того, судя по тому, что я наблюдал на днях, когда она «притворилась», что пришла ко мне, я прекрасно понимаю, что происходит между ней и моим неуправляемым старшим кузеном. На самом деле сейчас все, кроме нее, знают, в чем дело. Ее неспособность подчиниться реальности или хотя бы признать ее, возможно, и есть причина того, что она выходит из-под контроля. Я пытался дать ей совет, но она слишком вспыльчива, чтобы слушать, и предпочитает участвовать в заговорах Лэна, направленных против Илая.

Цель моего брата — подзадорить Илая и повеселиться, но она сама роет себе могилу. Намеренно или нет, я не знаю.

— Я все же волнуюсь, — хмуро говорит Сесили.

— Я тоже, — Глин набивает рот макарунами, и у меня в груди все скручивается в узел.

Я не могу не вспомнить монстра-сладкоежку, который всегда ворует их из любой коробки с пирожными, которые я приношу.

Правда, в последнее время он к ним не притрагивался.

У меня болит сердце, и я прочищаю горло, но это не помогает облегчить комок, застрявший в нем.

Прошла неделя с того дня, когда у меня случился срыв и я чуть не развалился на куски. Но я цел, потому что Николай держал меня.

И очень долго.

Пока мои колени не онемели, и я не стал вялым. Пока порез не перестал гореть, чесаться и сводить меня с ума.

Потом он заставил меня опереться на него и вынес из ванны, потому что я не мог стоять на ногах. Я был жалким месивом, тенью человека, и это именно то, что я, черт возьми, боялся, что он увидит.

Я ожидал отвращения или, что еще хуже, жалости, но на его лице их не было.

Он выглядел предельно сосредоточенным, когда вытирал меня насухо, помогал одеться, а потом позволил мне уснуть, пока я сжимал его в объятиях.

Мысль о том, что он может уйти, вызвала такую глубокую панику, что у меня началась гипервентиляция¹⁶. Думаю, я причинял ему боль тем, как сильно прижимался к нему, но он, похоже, не возражал. Он лишь крепче прижал меня к себе и целовал мои веки, нос, щеки, макушку — все, до чего мог дотянуться.

Тогда я наконец уснул.

На следующий день он оставил меня в покое, хотя я мог сказать, что у него было много вопросов.

Но потом я узнал, что он игнорировал меня, потому что следующей ночью дрался с моим братом.

Я просил его не делать этого. Даже умолял, но он все равно пошел на это.

Есть кое-что, чего Николай не знает, и что я держу в секрете — помимо моего поганого состояния. Его сестра Мия состоит в некоторых отношениях с моим братом.

Когда я узнал об этом, то попытался ее отговорить, но она оказалась такой же твердолобой, как и ее брат, и не стала слушать. К тому же Лэн ведет себя с ней нехарактерно навязчиво, чего он никогда не делал со своими предыдущими завоеваниями.

Поэтому я утаил это от Николая, потому что могу сказать, что он сильно зол на Лэна — и вполне заслуженно.

Но даже без этой информации он все равно продолжил бой.

Мне пришлось стоять и смотреть, как Николай и Лэн вцепились друг другу в глотки и чуть не забили друг друга до смерти.

Сказать, что я был в ярости после этого, — не сказать ничего. И не только потому, что Николай продолжал драться, несмотря на то что я умолял его не делать этого, но и из-за Лэна.

Он что-то подозревает и после боя был просто убийственным. Он не переставал спрашивать:

— Какого хрена Николай так на тебя смотрел?

Хотя он не уточнил, как именно, я увидел обвиняющий взгляд в его глазах и услышал это в его тоне.

Сказать ему о чем-либо — значит, ждать катастрофы, поэтому я просто отмахнулся, и пока что это работает.

В тот вечер я, естественно, не мог пойти в пентхаус, потому что Лэн следил за мной как долбаный ястреб. Я был уверен, что если бы ушел, он бы последовал за мной. В этом не было никаких сомнений.

Поэтому я написал Николаю.

Брэндон: Зачем ты подрался с Лэндоном? Теперь он не перестает приставать ко мне и спрашивать, почему ты все время на меня смотришь.

Николай: И это будет конец света — сказать ему правду?

Брэндон: Если я это сделаю, он убьет тебя.

Николай: Нет, если я убью его первым.

Брэндон: Он мой брат-близнец, Николай. Ты не можешь просто говорить о его убийстве и ожидать, что я не буду против.

Николай: А если он попытается убить меня, то ничего страшного?

Брэндон: Нет, конечно, нет. Я бы предпочел, чтобы вы держались подальше друг от друга.

Николай: Это ты так хочешь сказать, что никогда не расскажешь ему о нас?

Брэндон: Это будет рецептом для катастрофы. Он не самый большой твой поклонник.

Николай: Чувства взаимны. Я ненавижу этого ублюдка.

Брэндон: Разве ты не можешь просто игнорировать его? Я уверен, что он тоже будет тебя игнорировать.

Брэндон: Пока вся эта история с Мией, надеюсь, не уляжется.

Николай: Позволь спросить. Ты когда-нибудь планируешь рассказать ему о нас?

Брэндон: Не думаю, что сейчас это хорошая идея.

Николай: Сколько мне еще ждать? Месяц? Год? Десятилетие? Как долго я должен скрывать наши с тобой отношения?

Брэндон: Мне жаль.

Николай: Пошел ты и твой гребаный брат вместе с тобой.

Это было последнее сообщение, которое он мне прислал. Шесть дней назад.

Целых шесть дней.

Я ждал его в пентхаусе, но он так и не появился.

Я писал ему несколько раз, но он ни разу не ответил.

Каждый вечер я надеюсь, что он вернется домой. Каждый вечер я сижу на диване напротив лифта, пока не засну. Иногда я провожу целые ночи в навязчивых мыслях, и мне приходится физически удерживать себя от того, чтобы не довести до крови свое чертово запястье.

Тот факт, что он бросил меня после того, как я открылся ему, пусть даже частично, не дает мне покоя. Николай всегда разговаривал со мной. Это первый раз, когда он не является открытой книгой, и это меня бесит.