— Может, тебе и не нужно это останавливать, Нико. Просто погрузись в это, преодолей и выпусти пар. Ты знаешь, как это сделать лучше всего, верно?

— Это, блять, не работает, — я ударяю кулаком по шкафчику, и звук взрывается в жуткой тишине, как бомба. — Джереми дал мне все, что было нужно, сегодня утром, и ничего не помогло.

— Что… что-то поменялось?

Мои движения останавливаются, когда я провожу пальцем по пуле на цепочке, которую подарил мне отец, когда я нуждался в какой-нибудь опоре. Что-то, к чему можно прикоснуться, когда я чувствую, что мой разум вращается, кричит и обращается против меня.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я тихим голосом.

— Случалось ли что-то в последнее время, что могло спровоцировать это? Возможно, какая-то стрессовая ситуация? Или результат, который тебя не устраивает?

Блять.

Я провожу пальцами по пуле на цепочке, быстро, нескоординированно.

— Что это может быть, сынок? — осторожно спрашивает папа.

— Кто-то. Скорее.

— Кто?

— Неважно, — вру я сквозь зубы, мои движения становятся все более резкими и неконтролируемыми.

— В таком случае, избавься от него.

Сам фундамент моего гребаного здравомыслия, или то, что от него осталось, восстает против этой идеи.

— Николай. Ты должен пообещать мне, что избавишься от того, кто довел тебя до такого состояния, — говорит отец более твердо. — Ключ к тому, чтобы ты держал себя в руках, — это избегать провокаций. Если этот человек не может этого сделать, его нужно устранить.

— Да, я знаю.

— Ты сделаешь это?

— Да.

— Обещаешь?

— Да, папа. Обещаю.

— Хорошо, — он выдыхает. — Я люблю тебя, сын, и рад, что ты смог довериться мне.

— Я тоже тебя люблю, пап, — я вешаю трубку, нахмурившись.

Он прав. Я должен избавиться от провокации. Технически Брэн ничего не значит. И что с того, что я хочу его трахнуть? Я хотел трахнуть многих людей до него и уверен, что скоро вернусь к своим старым привычкам, если дам себе время.

Разница лишь в том, что я никогда не хотел сделать кого-то своим так сильно, как хочу привязать его к себе.

Но я могу вычеркнуть его из своей жизни.

Я должен убрать его, потому что папа прав. Он провоцирует меня. Я должен был залезть к нему под кожу, но это он распространяется под моей, как яд. Пройдет совсем немного времени, и он доберется до моего сердца и уничтожит его.

Его постоянные отказы и бегство не дают мне покоя.

Я всегда поддерживал физические отношения, но с Брэном это далеко не так. Я провожу с ним больше времени, чем с кем бы то ни было, и мне это даже нравится.

Нет, я обожаю это.

Я не могу представить свои дни без того, чтобы не видеть его лица по утрам и той маленькой улыбки, которую он прячет, едва заметив меня.

Он отвергает меня, а я продолжаю возвращаться, как наркоман, которому нужна новая доза, высасывающего из него жизнь.

Но так больше не может продолжаться.

Бросив телефон на скамейку, я выбегаю из раздевалки и бегу к рингу, где меня ждет Килл.

Толпа ревет, когда я вскакиваю между канатами, на мне только черные шорты, цепочка и несколько бинтов.

— Добро пожаловать, принцесса, — Килл скалится в злобной ухмылке, проводя забинтованной рукой по своей обнаженной груди и поясу красных шорт.

— Тебе лучше сдаться, Килл, — говорю я, преодолевая давление, нарастающее в моей голове. — Я действительно могу причинить тебе боль.

— Покажи мне, на что ты способен, Нико.

Я выгибаю шею, благодарный за то, что у меня есть такой сумасшедший ублюдок в качестве кузена. Как и Джереми, он знает, как сильно мне это нужно, и будет драться со мной всякий раз, когда я буду находиться в таком поганом состоянии.

Рефери объявляет о начале поединка. Кузен обходит меня кругом, но у меня нет времени на это дерьмо.

Причинять боль.

Калечить.

Убивать.

Я набрасываюсь и бью его по лицу с такой силой, что он отшатывается на несколько шагов назад. Кровь капает на коврик, и из толпы доносится коллективный вздох.

Мой кузен вытирает рассеченную губу, на лице проскальзывает окровавленная ухмылка.

— Вот так, Нико. Выпусти это гребаное безумие.

Я бью его, все мысли улетучиваются из моей головы и заменяются чистым, кровавым насилием.

Килл пытается защищаться и наносит несколько ударов, но это бесполезно. В этом режиме я не чувствую боли. Ни гребаных угрызений совести, ни помилования, ни необходимости нажать на гребаные тормоза.

Единственное, что спасает его от меня, — это рефери, заставляющий нас вернуться в свои углы. И даже после этого Джереми и Гарет выскакивают на ринг и отталкивают меня от него.

Гарет вытирает кровь с лица своего брата, но Килл продолжает ухмыляться, как будто я не на грани того, чтобы убить его.

Джереми также вытирает кровь с меня, о которой я и не знал, но ему приходится оставаться на ринге, потому что я, блять, не могу ни сесть, ни стоять на месте.

Я не могу.

Мои ноги двигаются сами по себе, мысли бегут, а кровь бурлит.

Пустите меня обратно.

Позвольте мне вернуться.

Обратно, блять!

— Нико! — Джереми трясет меня за плечи, и я наконец-то смотрю на него сквозь мутное зрение. — Может, тебе стоит уйти?

— Нет, блять.

— Ты неважно выглядишь, чувак, — он делает паузу, и тишину нарушают фанаты, выкрикивающие мое имя. — Я не знаю, как это описать, но твое состояние не такое, как в прошлые разы. Думаю, тебе стоит принять таблетки.

— Нет. Блять.

— К черту это, Николай, — Джереми хватает меня за затылок, почти прижимая мой лоб к своему. — Мне плевать на тех ублюдков, которых ты избил сегодня утром. К черту этих людей. К черту, ясно? Но Килл — твой кузен. Он согласился на это, потому что видел, что тебе это было нужно, но ты изобьешь его до полусмерти.

— Он, блять, наслаждается этим…

Я замолкаю, когда чувствую пристальный взгляд на своем затылке. На мгновение я думаю, что Килл выпускает на свободу своих демонов-психопатов, чтобы они попытались запугать моих и потерпели неудачу, но нет.

Это откуда-то из толпы.

Мой взгляд скользит по неопределенным лицам, не задерживаясь ни на одном, чтобы я не видел в них людей с пакетами на головах.

Через несколько секунд мои глаза находят те насыщенно-голубые.

Я вижу сон.

Блять.

Я слишком не в себе, чтобы думать, что Брэн действительно придет в бойцовский клуб, когда в нем не участвует его брат. Почти уверен, что у него аллергия на насилие, кровь и безумие. Именно поэтому я сегодня держался в стороне, несмотря на то, что каждая клеточка моего тела протестовала против такой перспективы.

Я моргаю, но он все еще там, выделяясь на фоне остальных в своей рубашке-поло, брюках и с зачесанными назад волосами.

Темно-синий взгляд фиксируется на мне, и я совершенно забываю, что должен разобраться с ним, как сказал папа.

Что должен вычеркнуть его из своей жизни.

Но как, блять, я смогу это сделать, когда он так на меня смотрит? Я становлюсь чертовски твердым, чем больше он наблюдает за мной с этим безраздельным вниманием, его взгляд скользит от Джереми ко мне.

Длинноногая блондинка хлопает его по плечу, он переводит взгляд на нее и натягивает улыбку, после чего она бросается в его объятия. Он обнимает ее в ответ.

Мои глаза сужаются при виде его руки на ней.

Это следующая Клара? Она не похожа на Клару. Более утонченная, более счастливая и определенно не дешевка.

Я почти уверен, что видел ее раньше, но где…?

Да кому какое дело? Он использует кого-то другого для своего дурацкого публичного имиджа. Не дай Бог, чтобы этот гребаный мудак действительно признал, что он гей, или би, или как там его, и смирится со своим гребаным «я».

— Николай! — Джереми возвращает мое внимание к себе и хлопает меня по щеке тыльной стороной ладони. — Куда ты, блять, подевался, чувак?

Куда-то в нехорошее место.