Не поймите меня неправильно. Мне нравится это состояние, особенно сегодня утром, когда Джереми дал мне шанс приступить к этой захватывающей охоте на мерзких ублюдков и преподать им урок. Джереми знает, что мне нужно, вот почему он мой лучший друг.

Единственный друг, который может терпеть мое сумасшествие и дает мне методы противостоять тому, как мой хаотичный мозг давит на мое здравомыслие.

Я не послушный котенок вне этого состояния гипермании — я всегда буду хотеть избивать вещи ради спорта. Однако, по крайней мере, тогда я могу различать свои мысли. Я могу видеть мир в других цветах, кроме красного.

Могу распозновать черты людей.

У меня были маниакальные приступы с момента полового созревания, и я привык к этому. Настолько привык, что полностью контролирую ситуацию.

Сегодня все по-другому.

Сегодня я прыгнул с дерева, скатился с обрыва и упал с байка. Я плавал до тех пор, пока у меня чуть не случился сердечный приступ.

Но в этом-то и проблема. Мой пульс не снизился. Ни разу. Ни когда я пытался медленно вдыхать и выдыхать. Ни когда я заставлял себя оставаться неподвижным в течение… пяти минут.

Я, блять, не мог нормально дышать, и каждый раз, когда пытался, мои легкие наполнялись тем же гребаным красным туманом, который слепил мне глаза.

Каждую секунду каждой минуты я сгорал от желания избавиться от него. И в течение уже многих лет единственный способ сделать это — избивать людей до полусмерти.

Есть еще таблетки, но они, блять, не помогают. Они убивают мой разум, лишают запретов и чуть не утопили меня в бассейне, когда я принимал их в последний раз.

Я знаю, как держать себя в руках без их бесполезной помощи. От них все равно толку никакого. Они просто превращают меня в гребаного зомби, а никому не нравится это мое состояние.

Я мечусь по раздевалке взад-вперед, взад-вперед, как гладиатор в клетке во времена Римской империи.

Снаружи до меня доносятся одобрительные возгласы толпы, жужжа на моей коже, словно меня жалят тысячи пчел.

Люди любят адреналин от созерцания насилия. Им нравится хруст костей и проливающаяся кровь. Есть что-то пьянящее в том, чтобы наблюдать, как два человека уничтожают друг друга.

А я получаю удовольствие от криков. Ревов. Зачарованных взглядов в их глазах. Именно поэтому я обычно забираю нескольких из них домой для секса, который всегда происходит после.

Секс и насилие идут со мной рука об руку. Кайф. Разрядка. Идеальный синергетический эффект.

Сегодня, однако, я совершенно не намерен продолжать эту традицию. Уже несколько недель не делал этого.

Чертов Коля и его дурацкий воображаемый пояс целомудрия.

Хотя он и не целомудренный, называть его так — кощунство. Просто он стал избирательным и увлекается только одним несговорчивым мудаком.

При одной только мысли о цветке лотоса мой член оживает, упираясь в шорты.

Видите. Он все еще член, просто не для всех.

Вышагивая по тускло освещенной раздевалке, я смотрю на свой телефон, который сжимаю в руке уже… черт знает сколько времени.

Я должен быть там, избивать Килла до полусмерти и получать удары в ответ, но не могу перестать смотреть на свою переписку с Брэном.

Прошло четыре дня с того момента, когда он наконец согласился перестать убегать — ну, он не сказал этого прямо, но выдвинул все эти гребаные условия, так что он может поставить свою задницу на то, что я воспринял это как согласие на мое единственное условие.

Я бегал с ним последние три дня, а он все тянул время, вел себя как мудак и отказывался приезжать в пентхаус.

Каждый день он придумывал разные отговорки. Тренировка. Встреча с друзьями. Художественный проект.

Он так легко их находит, ложь слетает с его красивых губ без всякой задней мысли.

Чертов лжец.

Он просто пытается избежать неизбежного, о чем я ему вчера не очень деликатно сообщил по смс.

Николай: Ты ведь понимаешь, что тянешь время, да?

Ты можешь прятаться сколько угодно, но в конце концов я достану тебя, малыш.

Я тут задумался. Не часто это делаю, но в последнее время это вошло в привычку. Знаешь, раз уж ты любишь все это хитроумное дерьмо.

Хочешь знать, о чем я думал?

Брэн: Мне все равно.

Николай: Рад, что ты спросил. Я как бы воспроизводил образ твоей задницы, поглащающей мои пальцы, когда ты кончал мне на живот. Так, блять, горячо. Я возвращался к этому образу раз за разом, представляя твое сексуальное выражение лица.

Брэн: Зачем ты мне это говоришь?

Николай: Значит ли это, что ты тоже об этом думал? Я знал, что ты мне понравишься. Серьезный вопрос. Хочешь повторить? На этот раз, может, заменим пальцы на член? Я сделаю так, что тебе будет приятно, когда я тебя трахну, малыш, обещаю.

Брэн: Ты не будешь меня трахать, Николай.

Николай: Что значит не буду? Разве не в этом весь смысл твоих изнурительных условий?

Брэн: Почему это ты должен меня трахать? Может, это я должен тебя трахать?

Николай: Малыш, ты никогда раньше не трахался с парнями, а я бываю только сверху. Кроме того, тебе явно нравится получать, судя по тому, как ты разрывался от моих пальцев.

Брэн: Но это не значит, что я позволю тебе трахать меня.

Николай: Все еще не привык к тому, что тебя трогает парень? Тебе явно понравилось, разве нет?

Брэн: Понравилось — это сильно сказано. Я просто… не возражал.

Николай: *эмодзи с закатыванием глаз* Тогда ты не будешь возражать и против секса. Я хорошенько тебя подготовлю и постараюсь быть нежным. Хотя ты и любишь небольшую боль, так как твоя сперма залила мой рот, когда я грубо с тобой обращался.

Брэн: Хватит болтать.

Николай: В пентхаусе сегодня вечером?

Завтра?

Завтра. Это свидание.

Он киданул меня на чертовом «Прочитано».

Это было вчера. Сегодня я не пошел на пробежку из-за демонов, сидящих на моих плечах и шепчущих мне на ухо всякие гадости.

Впервые я не ухватился за возможность увидеть его лицо, досадить ему до смерти и залезть поглубже под кожу.

Я не хочу, чтобы он видел меня таким. А еще я не могу доверять себе, что не трахну его до смерти, как только он окажется передо мной.

Мой палец застывает, когда я выхожу из мессенджера и звоню единственному человеку, с которым мне удобно разговаривать в таком состоянии.

Единственному человеку, который сказал мне:

— К черту таблетки. Если они уничтожают твой огонь, не принимай их.

После нескольких звонков он берет трубку и говорит с британским акцентом:

— Поговори со мной, сынок.

Я ускоряю шаг, мои ноги шлепают по плитке.

— Оно возвращается, пап. Оно разъедает мне голову, и я хочу от него избавиться.

— Все в порядке. Дыши, — его голос спокойный и твердый, но я чувствую, как под ним скрывается нежность.

Мой отец — высокопоставленный член нью-йоркской Братвы, лучший наемный убийца, которого все имели несчастье знать, и человек номер один в семье моего деда по отцовской линии.

Но самое главное — он мой сторонник номер один. Я люблю свою маму, но она фанатка науки, докторов в белых халатах, которые любят навешивать на людей ярлыки. А еще она сторонница чертовых таблеток. Но только не мой отец. Он, как и я, верит, что я могу это контролировать. И я контролировал.

В течение долгих лет.

Но сейчас я не чувствую себя под контролем. Абсолютно, блять, не чувствую.

Я балансирую на грани разрушения. Оно пульсирует под кожей и бурлит в моих венах.

— Я сейчас сорвусь, папа. Я чувствую, как давление накапливается и усиливается в голове. Стоит кому-то прикоснуться или посмотреть на меня не так, и я взорвусь. Как мне это остановить?