– Болит? – скорее констатирую, нежели спрашиваю.

Мэри, по обыкновению, отмахивается, заверяя, что все в порядке. Конечно, а то я не вижу – поджимает лапу, как свалившийся с крыши котенок.

Недолго думая, присаживаюсь на корточки перед девушкой, похлопывая себя по плечу. Донести потерпевшую до отеля – меньшее, что я могу сделать.

Проходит пять секунд, десять – никакой реакции. Уснула, что ли?

Оборачиваюсь, глядя в неморгающие карие «блюдца», излучающие замешательство.

– Чего стоишь? Запрыгивай, – объясняю на тот случай, если янки (ащщ!!!) – русская не понимает, что от нее требуется, и для большей убедительности снова стучу ладонью по загривку.

– Серьезно? – еле шевеля челюстью, уточняет Маша, а я уверенно киваю. – Ладно, но потом не упрекай, что я на тебе езжу, – предупреждает она и осторожно забирается на спину.

Дожидаюсь, пока «ноша» устроится поудобнее, тут главное – как следует схватиться, что с мотоциклетным шлемом в руках не слишком просто. Аккуратно поднимаюсь во весь рост, прижимая к торсу стройные ноги. Мельком гляжу через плечо. То, что девчонка легкая, мне давно известно, и, к счастью, до отеля совсем недалеко, выдохнуться не должен.

– Готова? – интересуюсь из вежливости и, получив тихое согласие, выдвигаюсь в дорогу.

Путешествие начинается в абсолютной тишине, что полностью меня устраивает. Хотя некоторое время спустя, когда в голове начинают крутиться теории и планы, связанные с «Пак-Индастриал», ловлю себя на мысли, что болтовня спутницы сейчас была бы как нельзя кстати. И о чудо! Как по заказу Мария начинает говорить – почти шепотом, щекоча дыханием шею за ухом.

Соколова рассказывает об отце, и с каждым ее словом становится все труднее переставлять ноги. Тяжесть обрушивается на плечи неподъемным грузом, придавливая к земле. Но виной тому не девчонка, обнимающая и льнущая к моей спине так, будто я – ее последняя надежда на утешение. А ненависть, живущая в душе долгие годы и вынудившая совершить поступок, из-за которого сегодняшняя ночь будет нестерпимо долгой, а сон – тревожным, полным вины и сожалений. И пусть фатальных последствий удалось избежать, эластичного бинта на худенькой лодыжке и содранных в кровь женских ладоней более чем достаточно. Я поступил плохо. ТОЧКА!

Маша тоскливо вздыхает:

– Правда, его рано не стало. Разбился на машине…

Нога зависает в воздухе.

А когда девушка подытоживает рассказ, сравнивая меня с родителем, коего – на минуточку – считает образцовым героем, я и вовсе столбенею, ощущая, как ненависть вспыхивает с новой силой, только теперь жестокое пламя направлено не наружу, а внутрь – и сжигает меня заживо…

Речь иностранки проносится мимо сознания. Я стою посреди улицы, сжимая пальцами женские бедра, уперев взгляд в никуда. Чувствую спиной вес чужого тела, сбитое дыхание – шеей, тепло… сердцем. От Мэри, Марии, пахнет чем-то цветочно-сладким – доверием и симпатией, а еще горько-соленым – тоской по дому, отцу и чему-то еще, о чем она поведать пока не решается.

– А у тебя хорошие отношения с отцом? – жмет на кнопку перезагрузки Соколова.

Я несколько раз ритмично моргаю, встряхиваю головой, чтобы челка не лезла в глаза, и возобновляю движение. На вопрос не отвечаю. Не потому, что не хочу, просто не знаю, стоит ли плюсовать к грустной истории Маши собственную трагедию.

Маша тычет под лопатку локтем. Вероятно, настаивает на ответе.

– Нет, – почти чертыхаюсь, но сразу же добавляю мягко: – То есть да, в общем… не знаю. Мои родители… – Хочу продолжить: «Были убиты», – но вовремя спохватываюсь. – Погибли в автокатастрофе, когда мне было тринадцать.

То ли всхлип, то ли вздох со свистом пролетает над ухом, явно трагический, потрясенный. Ну вот, вывалил информацию, а кому от этого легче? Я ведь не просто так игнорирую большую часть девичьих вопросов!

Соколова путано извиняется и затихает, утыкаясь носом в основание моей шеи. Теперь уже хочу сказать ей: «Я в порядке, не переживай, дело давнее», – но молчу, слегка проседаю в коленях, аккуратно подбрасываю девушку, перехватывая повыше, и, не проронив ни звука, сворачиваю на нужную улицу и минут через десять добираюсь до крыльца отеля.

В лобби все по-прежнему: тихая уютная атмосфера, приветливый персонал, встревоженный нашим нестандартным появлением администратор. По-быстрому объясняю, что с постоялицей произошел несчастный случай и девушка до номера не дойдет. От предложения вызвать медиков отказываюсь, благодарю, обещаю справиться самостоятельно и под причитания сотрудников направляюсь к лифтам.

Возле номера прошу у Соколовой ключ-карту. Русская требует спустить ее на пол, но я отрицательно качаю головой. В тот же момент в коридоре появляется горничная, которая и открывает нам дверь, уточняет, нужна ли помощь, а после очередного: «Нет, спасибо, не стоит», – удаляется.

Протискиваюсь в комнату, включаю свет коленом. Мой «говорящий рюкзак» упрямо мямлит, что дальше пойдет сам, но спрыгивать не решается.

Стаскиваю кроссовки. Тапки не надеваю, вдруг поскользнусь. Направляюсь к кровати и, развернувшись спиной, чуть приседаю.

– Теперь можно.

Соколова послушно разжимает руки, оказываясь на мягком матраце. Я оборачиваюсь, замечаю на кровати фиолетовое худи с… (внимание!!!) Сейлор Мун и внезапно начинаю ржать – не могу сдержаться. Девушка съеживается, принимая сидячее положение. Глядит на меня растерянно-недоумевающе.

– Тебе че, пять лет? – ухмыляюсь, тыча рукой в худи, которое Соколова тотчас подминает к груди, теперь уже глазея с настоящей обидой.

– Ой, много ты понимаешь, – бурчит она, пока я ищу обезболивающее, купленное накануне.

Лекарство лежит на столе рядом с графином воды.

Насмешливо киваю на сыплющиеся горохом аргументы, что сериал про Луну в матроске – лучшее аниме всех времен и народов, и вожусь с таблетками. Вынимаю из упаковки парочку. Наполняю стакан водой и возвращаюсь к заливающейся соловьем русской.

– Выпей и не мели глупости. Лучшее аниме – «Евангелион» или, на худой конец, «Тетрадь смерти».

Девушка снова пытается возразить, но я громко шикаю, впихивая в руки Мэри стакан.

– Хватит, у меня голова от тебя болит. – Но улыбаюсь глазами, чтобы не обидеть. Хотя в висках и правда болезненно отстукивает. – Выспись как следует. Завтра проведи день в постели, пусть нога поокрепнет. Тебе в понедельник придется побегать, а сейчас отдыхай. Не выпендривайся, забудь на время про каблуки. А вот про мазь, наоборот, не забывай… и никогда не залипай в телефоне, когда находишься рядом с автомобильной трассой, ясно? – После наставлений забираю с кровати шлем, разворачиваюсь и бодренько шагаю к своим кроссовкам.

Обуваюсь, застегиваю куртку до предела, напоследок заглядываю Марии в глаза.

Ну почему именно ей «свезло» встать у меня на пути?..

– Ладно, пока, – торопливо бросаю, обрывая зрительный контакт, и мигом выскальзываю за дверь, опасаясь, что девушка попросит остаться. А я не знаю наверняка, как поступлю в подобном случае.

Всю дорогу до места аварии не могу унять мерзкое чувство, комом застрявшее в горле. Несколько раз оглядываюсь на отель, думая вернуться и попросить Соколову отказаться от должности. Это значительно облегчит жизнь не только мне, но и русской. Однако как объяснить мисс «хочу все знать» – ПОЧЕМУ… и не получить в лоб тысячу вопросов? Mission impossible![26]

Мотоцикл одиноко стоит у стены. Подхожу к стальному другу. Присаживаюсь на корточки, осматривая повреждения: правое боковое зеркало болтается на соплях, лобовое треснуло, про фару вообще молчу, ее попросту нет.

– Эх, чингу[27], не повезло тебе сегодня, – тягостно вздыхаю, похлопывая ладонью по сиденью. – Мне тоже… – Что означает последнее предложение, и сам не понимаю.

Сожалею о знакомстве с Мэри? Как ни странно, нет. Злюсь на то, что план не сработал? Возможно. Хотя злюсь – громко сказано, меня почти отпустило. Решить бы еще, как действовать дальше, ведь идея взломать базу данных руками Соколовой – не вариант. Не могу так рисковать. Девчонка знакома со мной два дня, а уже ходить без посторонней помощи не может.