Неподалёку находился склад товарно-материальных ценностей и запчастей. Он тоже выглядел как небольшой гараж, только рядом с ним была так называемая каптёрка, комната приёма пищи, начальник шахты внутрь не зашёл, он вместе с Земенским разговаривал около склада, а я решила ознакомиться с ещё одним новым местом, в котором ни разу не была, вместе со мной был Виталий Николаевич. На вид была обыкновенная комната, напоминающая кухню с домашней утварью, также находился длинный стол, по бокам которого располагались скамейки, где сидели двое рабочих, они пили чай. Но самое странное, что рядом с этими рабочими сидел человек кавказской национальности в простой одежде: брюки, футболка, совсем не в рабочей, и как-то странно и подозрительно смотрел на нас. Я подошла к Виталию Николаевичу и шепнула на ухо:

– Это кто? Незаконный старатель что ли?

– Не знаю. Сделаем вид, что ничего не видели. Это не наша проблема, пускай разбирается начальник шахты. – Я была удивлена, что сам Виталий Николаевич боялся связываться с ними. Незаконные старатели – это простые жители, которые становятся ворами, преступниками, они незаконными путями проникают в шахту с целью воровства руды, которую потом переплавляют, сдают в ломбард или продают как-то, подробности не знаю. Это те люди, у которых каждый месяц меняются тачки и с каждым разом они становятся выше классом. Это люди, которые могут спокойно зарезать в шахте ни в чём не повинных людей, в общем, это опасные преступники. Здесь своя мафия, которую стоит опасаться. И мне стало страшно, я вышла из этой коморки, за мной последовал Виталий Николаевич. Хотелось быстрее уйти и забыть, что видела незаконного старателя, и ещё больше забыть то, что никому не сообщила о подозрительном типе.

– Пойдёмте уже, – обратился к нам Земенский, и мы с радостью двинулись дальше. Интересно, а начальник шахты в курсе, что у него незаконные старатели в рабочее время спокойно расхаживают по рабочим пунктам приёма пищи? А может, они заодно, ему платят за молчание? Вмешаюсь и пожалею.

– Сколько ещё нам идти до восстающих? – спросила у начальника шахты, идущего впереди меня.

– Скоро уже.

Да уж, а поподробнее ответить нельзя было, например в минутах. Признаюсь, что мне страшно спускаться по восстающим, из представления имею, что это простые деревянные лестницы или одна большая деревянная лестница, по которой нам необходимо спуститься вниз, метров так шестьдесят. Слышала, что как-то один из рабочих сорвался с такой лестницы, с восстающего горизонта. Они ведь ничем не закреплены, простые лестницы в окопах, надо держаться крепко за них и молиться, чтобы они не упали или не сломались, пока ты спускаешься. Вот мы и дошли по потёмкам. Нужно было подняться на бугор, чтобы начать спускаться, знаете, когда выкапывают глубокий колодец, тёмный, только с лестницами, так и здесь. Меня охватило сильное волнение. Первым стал спускаться начальник шахты.

– Надо по одному, через некоторое время спускаться друг за другом. Что, боишься? – обратился ко мне Валерий Николаевич.

– Да.

– Не бойся. Главное – крепко держись.

– О, вот весело будет, Алиса. Запомнишь это на целую жизнь! – довольным тоном произнёс Земенский.

– Да, это точно, – подтвердила. Следом пошёл спускаться Земенский.

– Тут такие крутые лестницы, Алиса, осторожней и медленней спускайся, – крикнул снизу Земенский.

«О, как я боюсь! Зачем я согласилась на эту экскурсию?! А с другой стороны, когда я ещё буду работать на горно-металлургическом предприятии и вообще увижу ли людей, работающих в шахте. Надо это пережить!» – думала про себя, а сердечко всё быстрее и быстрее поколачивало в груди. Настал мой черёд. Я поднялась на бугор, обошла с другой стороны, где размещалась деревянная лестница. Взялась крепко двумя руками за неё и сделала первый шаг, я посмотрела вниз, чтобы разглядеть следующую ступень, на которую медленно ступила другой ногой. Внизу увидела Земенского, который спускался достаточно быстро, в отличие от меня. Моё решение было – медленно, но верно. Тем более у меня была какая-то боязнь высоких лестниц, не знаю, откуда и почему. Даже как-то сны снились, когда очень длинные лестницы со множеством ступеней передо мной, да ещё и крутой склон, меня всегда охватывает страх. Боюсь упасть, ошибиться из-за волнения, неправильно ступить. Но тут немного по-другому, эти лестницы идут вниз без наклонов, они параллельны вырытой норке, это я так называю длинные восстающие горизонты, которые идут не по горизонтали, а находятся в вертикальном расположении. На этом восстающем горизонте была ни одна лестница, их было множество, одна за другой, и когда заканчивалась одна, мне приходилось аккуратно перестроиться на другую, ещё и расположенной на другой стороне, что усложняло передвижение и немного тормозило меня. Это было самое сложное, потому что можно было легко оступиться, поэтому я продолжала крепко держаться и очень сильно волноваться. По пути, пока спускалась по восстающему горизонту, я себя ругала, очень сильно ругала, что иногда берусь за то, что не могу выполнить, потому что не в силах перешагнуть через себя. Неправильно рассчитываю свои силы. Мне казалось, что выдержу это испытание, а на деле, чуть-чуть и я бы заревела. Волнение и упреки в свой адрес длились минут двадцать. После окончания я поняла, что больше никогда не буду спускаться по восстающему горизонту, мне хватило одного раза. Я себе доказала, что не такая уж и трусиха, но больше я доказывать этого себе не буду. Лучше найду какое-нибудь другое развлечение, когда захочу пощекотать свои нервы, чем вообще спуск в шахту. Просто сегодня могли быть моменты, когда мои нервы могли сдать и я могла остановиться на лестнице из-за страха и не продолжать больше двигаться. Это такой ступор, потому что боюсь умереть. Даже сама от себя такого не ожидала, всякое могло случиться, потому что мне было жутко страшно за свою жизнь, и такой опасности я подвергать себя не стану. Мужчины – они, наверно, более крепкие в этом плане, а я слишком впечатлительная и восприимчивая к боли. Даже могла расплакаться, но сдержалась. В этом моя проблема, наверно, по жизни, я пытаюсь перешагнуть через себя, через голову, как хотите это называйте, сама даже того не зная. А когда настает время подводить итоги, я перешагиваю и понимаю, что с этим не справлюсь, потому что слаба и неправильно опять-таки рассчитала силы, думала, что справлюсь, я сильная, а на деле больно и тяжело выполнять то, чего достигла. Так и с протоколами. Я их не люблю, но если бы не моё упорство и работа, мне бы не повысили заработную плату, хоть мне и тяжело работать каждый день. Как-то читала одного известного человека, который добился много в жизни, он сказал, что без боли нет достижений. Вот когда теперь мне становится больно, я вспоминаю его речь и заставляю уверять себя в том, что я на верном пути, если больно, значит, правильно всё делаю. С другой стороны, если бы мне было не больно, то было бы всё легко, значит, мне не увеличили бы заработную плату, потому что не доделывала бы вовремя свою работу, не оставалась допоздна, мне пришлось бы уволиться, чтобы не писать протоколы, от которых мне плохо, не стала бы тогда помощницей генерала, хоть и сейчас у него новый помощник, Земенский, но не суть. Можно по-разному это трактовать. Получается, если бы не потрудилась, то меня бы не выделили из общей серой массы, хоть мне это выделение стоило нервов и слез. Может, другим бы далось это легче, а вот мне это даётся тяжело. У каждого свой путь. Может, было бы лучше, если бы я уволилась и нашла новую работу, но я бы ушла тогда, когда мне было тяжело, это бы означало для меня и моей души с совестью, что я сдалась, не выдержала испытание. Ведь и на других работах тоже может быть нелегко, по-разному. Но либо надо сжать зубы, преодолеть и уйти, либо преодолеть и держаться. Ну, это мой такой характер, не знаю, может, где-то он проявляется как слишком терпеливый. Только не знаю хорошо это или плохо.

Текст предоставлен ООО «Литрес».