Давно выцвели фотографии, однако этот слайд с мокрой мордочкой и влажными глазами, с укором смотрящими на меня, остался со мной на долгие годы. Как мы ни старались, однако дельфиненок неоднократно ранился о борт грузовика, когда нам не удавалось удержать его в такой неприспособленной посудине.

Когда мы приехали, перед глазами детей предстала довольно печальная картина. Вместе с измученным животным в наш бассейн вылились остатки кровавой лужицы, что образовалась на дне брезента. Дети моего отряда, радостно бросившиеся мне навстречу, вдруг остановились и с испуганно-брезгливым выражением уставились на мои руки. И только тут я заметил, что с них стекает кровавая кашица.

Весь израненный, поэтому присмиревший на время дельфиненок не спешил показываться на поверхности, и мы уже начали беспокоиться, что наша работа не увенчалась успехом.

– Вероятно, вместо праздника мы устроили детям похороны, – грустно проговорил Василий и со злобой посмотрел на Лукича, хотя винить во всем только его было бы не совсем справедливо.

О, если бы знал мой друг, увалень Василий, как он был близок к истине! Потом долго еще я не мог удержаться от упреков, дескать, «накаркал!», прекрасно понимая, что вины его в предстоящей трагедии не было.

Когда дельфин немного ожил, то его начали использовать в качестве приза для детей, победивших в разного рода конкурсах и соревнованиях. Прокатиться на спине дельфиненка – какая награда может быть желаннее! Конфеты и экскурсии, ранее предполагаемые в качестве призового фонда, не шли ни в какое сравнение с удовольствием, которое получали дети, пытаясь удержаться на скользкой и такой живой спине этого умного животного. Они согласны были стоять в очереди, чтобы совершить такую необычную водную процедуру, поэтому пришлось на несколько дней приостановить почти все мероприятия, положенные по графику.

Дети активно таскали рыбу из столовой, чтобы заручиться расположением дельфиненка и подружиться с ним. К сожалению, не сразу взрослые заметили, что рыбы у морского животного оказалось намного больше, чем предполагалось детям на обед. Позже выяснилось, что ушлые подростки приспособились таскать рыбу из большого холодильника столовой, проделав отверстие в проржавевшем днище холодильника. Вскоре рыба вблизи дырки закончилась, и один несчастный мальчик попытался добраться рукой до дальних рыбных запасов, что закончилось трагически: его смертельно поразило током…

Хотя подобные инциденты, как правило, не очень афишировались, однако в нашем лагере были отменены все активные мероприятия. Правда, дети и без этого притихли и даже замкнулись в себе. Зато особый спрос был на жуткие истории, которыми пугали друг друга они уже и в дневное время, в тихий час. Среди детей распространялись самые невероятные слухи.

Однажды, когда я во время дневного сна задумчиво сидел на веранде своего корпуса, неожиданно услышал:

– Я знаю, Михаил Петрович, что это «дельфинчикова мама» так наказала нас всех за то, что мы украли у нее ребенка и мучили его! – На меня глядели огромные, ничего не понимающие и все осознающие детские глаза. Это была так называемая моя «телохранительница» – так я, шутя, называл тех детей, которые не очень находили себя в коллективе, поэтому я опекал их, а они неотвязно следовали за мной…

Я сидел возле заросшего кустарником котлована, являвшегося в середине 70-х годов дельфинарием, в несуществующем теперь уже пионерском лагере. Я в полной мере прочувствовал себя гражданином страны, которая в очередной раз возрождалась.

Эти яркие слайды рождали фрагменты то ли былого, то ли будущего…

Вздохнув, я поднялся, чтобы до ночи вернуться в город. Впрочем, новая трасса позволяла не беспокоиться о дороге. Я осторожно обошел муравейник и, не оглядываясь, устремился к внедорожнику, силуэт которого влажно расплывался на еле заметной просеке, хотя дождя давно не было и не намечалось…

Здание нового крымского аэропорта поражало не только и не столько своими размерами, сколько своеобразной волнообразной архитектурой, которая здесь, на равнине, вызывала надежду у прилетевших и навевала ностальгию на таких, как я. Естественно, смешно было бы сравнивать этого современного стеклобетонного монстра с предыдущим зданием аэропорта, однако все же стало жаль былого неказистого, но уютного сооружения. Нахлынули юношеские воспоминания о событиях 70-х, которые вряд ли могли произойти в этом огромном здании.

…Я закончил свое пионервожатское лето и уже готов был улетать в Киев, тем более что занятия начинались через несколько дней. Надо было осмотреться, а также выяснить ситуацию с билетами, которые якобы заранее заказывала наша администрация. Все скамейки были заняты, поэтому я оставил свою покалеченную сумку у колонны, ведь таскать ее, довольно тяжелую, с одной оборванной ручкой было крайне неудобно. Подобный исход можно было предусмотреть, ведь сумка не была рассчитана на такую тяжесть, основу которой составляли камешки, представляющие собой детские сувениры с пожеланиями и нарисованными забавными мордашками. Они мне были дороги, как и сами дети, с которыми сроднился за лето. Конечно, придется все-таки распрощаться с частью, а то в самолет могут не пустить. Однако я не мог демонстративно выбрасывать детские подарки на глазах у сотрудников, которые находились со мной в лагерном служебном автобусе, любезно предоставленном директрисой.

Я немного осмотрелся и направился к кассе. Хорошо, что мне был известен всепроникающий пароль, который позволял надеяться на получение билета: «Илья Валентинович». Я и сам хорошо знал этого долговязого Илью, потому что он появлялся у нас в лагере как представитель Крымской филармонии, однако отношения у нас не сложились из-за Оксаны. Правда, я пытался себе внушать, что не только из-за нее: меня раздражала его всепроникающая беспринципность. Однако где-то в глубине души приходилось признать, что Илья сумел так быстро завладеть самой красивой девушкой из нашей вожатской группы благодаря именно своим мужским качествам. Пока мы писали ей стихи и мечтали о каких-то пляжных романтических сюжетах, приехавший отдохнуть на пару дней директор филармонии Илья умудрился утащить нашу красавицу в свой вагончик на целый день…

Пока срабатывал сложный конвейер по доставанию билета, думы мои были поглощены вечной проблемой добра и зла, которая значительно усложнилась за счет новых неоднозначных впечатлений, какими насытило меня это крымское лето…

Возвращался я довольный, с билетом в руках, хотя и со сложным чувством к Илье. Я так и не сумел составить единого мнения об этом проворном парне. Конечно, сейчас я знал об Оксане намного больше, чем тогда, при первой встрече, и его победа выглядела менее убедительной: слишком откровенно наша красавица наслаждалась обилием новых мужчин…

Я не сразу обеспокоился, когда не увидел свою сумку возле колонны, подумав, что, вероятно, ошибся, ведь в зале находится более десятка похожих мест. Однако вскоре по спине пробежал холодок, потому что моей желтой сумки не наблюдалось нигде. Вспыхнула слабая надежда: кто-то из коллег решил пошутить, ведь вчера закончилась смена, и они разными путями спешили добраться домой. Наверное, завис кто-нибудь из бывших коллег здесь, в аэропорту, и от нечего делать решил меня разыграть. Я успокоился и даже немного позлорадствовал: пусть помучаются и потаскают сумку с одной ручкой, полную камней. Однако по мере того как эта спасительная версия не подтверждалась, я стал лихорадочно вспоминать, что в ней было ценного, кроме различных сувениров. Конечно, особенно жаль фотоаппарата, вернее, даже не самого «Зенита», хотя я долго за ним гонялся, чтобы достать, а пленок с красочным отчетом о множественных впечатлениях этого чудесного лета. Для меня, историка, потеря отрезка жизни, который так дотошно фиксировал, – это драма. Спросив нескольких дремлющих пассажиров, я бросился к комнате с надписью «Милиция»… Однако именно в этот момент по радио прозвучало объявление, что меня ожидают у служебного выхода. Каково же было мое удивление, когда издалека я заметил всеохватную улыбку Азата!