Однако, как только я отвернулся, со стороны скамейки услышал мягкий, чуть насмешливый голос:

Из-под зонтика вдруг распахнулись темные влажные глаза.

Он смахнул проворную дождевую каплю с бакенбарда и подвинулся, оставив мне теплое сухое пространство.

И я подсел…

Я хорошо знал, что стенку раскопа надо делать «под зеркало», как любила выражаться профессорша Софа. Она на этот счет была очень дотошной! Но сейчас не успевал, ведь Володя Роткин уже почти дошел до центра городища. Был в нетерпении. Даже не верилось, что вскоре увижу славный исторический городок, ведь уже разучился ходить по тротуару…

…Поскольку археологические раскопки велись за несколько десятков километров от родных мест одного из наших однокурсников, то мы решили погостить у него пару дней. Руководитель экспедиции – профессорша Софа – согласилась нас отпустить при условии, что трехдневную норму нам удастся выполнить к пятнице. Надобно было сделать контрольный раскоп. Особые требования предъявлялись как раз к нему: стенки должны были отражать эпоху – быть зеркальными. Однако давала о себе знать спина. Чудесные места, где нам пришлось в прошлом году вести раскопки, сразу же выработали привычку: с утра, после пробежки, прыгать в дымящуюся утренним туманом реку. Нам, здоровым, двадцатилетним, подобных испытаний было мало, поэтому начали выделывать разные сальто. Вот один раз не рассчитал и ударился спиной о корягу – забило дыхание и потемнело в глазах. Сначала слышал голоса чьи-то; казалось, прохладные струи переворачивали меня, а потом коряга в виде ледяного паука постепенно заслонила собой все…

Это было в прошлом году. Отдохнул я тогда на кухне несколько дней и опять – в раскоп, в погоню за скифом. Даже Софе не сказали. Вроде все прошло, особой боли потом не чувствовал. Только однажды, когда на дискотеке в ближайшей деревне, где мы, подчеркивая свой столичный статус, стремились произвести впечатление на местных девушек и несколько увлеклись, вдруг спина напомнила о себе…

Неожиданно что-то скрипнуло под лопатой. Археологическая выучка заставила перейти на щеточку, кисточку… Свистнул художнику, чтобы зафиксировал раскоп. Возле палатки сонно колупался в моторе водитель – ему ехать вечером за пропитанием, а ГАЗ-66 забарахлил. Я поднялся и заглянул в палатку, где проживала руководитель экспедиции, доктор исторических наук Софья Станиславовна. Несмотря на свой высокий статус, она позволяла называть себя Софой. Правда, это бывало в те короткие мгновения, когда вечером, возле костра, мы обменивались не только впечатлениями, но и стихами. В этой палатке все было как у нас, кроме, пожалуй, кроватей. Залез в красный рюкзак, нащупал «Практику». Любил фотоаппараты, сам постоянно их менял, но столь красивой машиной не работал ранее. Сделал несколько снимков. Только теперь стало ясно, что выкопанные мной артефакты не бесформенные куски, как думалось ранее, а творение человеческих рук. Очистил – и перед глазами появился довольно упитанный поросенок, потом возникла из комка земли корова.

Рассматривая эти древние фигурки, я еще не осознавал, что сделал открытие, ведь славянское поселение, которое мы раскапывали, представляло пласт самой ранней культуры наших предков, которые, по общему мнению, не способны были к столь ювелирной работе. Да и не до этого им было, если верить учебникам, – о хлебе насущном только и думали от заката до рассвета.

– Я свою порцию заканчиваю, – поднял голову из траншеи Володя и близоруко прищурился. – А ты, вижу, темп чего-то сбавил.

– Есть из-за чего, – задумчиво произнес я, посматривая на разложенные на когда-то белой, а нынче серой от пота и пыли, кепке.

Когда я позвал Володю, тот не сразу почувствовал запах открытия:

– Ну, ты, брат, даешь! Втихаря поросят разводишь, пока другие в реке полощутся.

Действительно, спасаясь от страшной жары, все наши ушли в сторону реки, ведь все равно раскопки в это время вести было крайне затруднительно.

Очевидно, что на моем лице в полной мере отразился весь спектр чувств первооткрывателя, поэтому, протерев очки, Володя насмешливо проговорил:

– Ты что, еще не избавился от комплекса первокурсника? Какие такие шедевры у славян шестого века? Нашим предкам в этот период было не до искусства! Это тебе не скиф прошлогодний, хотя наши по-прежнему думают, что им повезло в этом году попасть на неразграбленные курганы. Я-то знаю, что такое – перехитрить родственников покойного… Да и ты должен бы…

Он подошел, взял уже успевшую просохнуть статуэтку. Почувствовал, что его глаукомных, как сам говорил, глаз явно не хватает. Начал щупать.

– Да, вроде работа человечья.

– Кто же спорит, но только из другого века! Надо Софе срочно показать.

– Постой, а вдруг не отпустит, скажет свое, любимое: «Нога легкая у тебя, рытик, давай дальше», и тогда – накрылась поездка.

До прихода остальных археологов ничего толком не решили, хотя темп резко сбавили. Фигурки прикрыли планшетом

– Ну, рытики, с такими темпами не видать вам друга, – услышали над головой.

Профессорша в джинсах, в белой, как всегда (как умудрялась только!), футболке улыбалась, помахивая веточкой. Она всегда носила с собой какие-то уникальные веточки, что служили ей опахалом. Часто они были диковинные, не встречающиеся нам на пути в этой степи с яркими оазисами, но не столь богатой на деревья. Мы даже говорили: может, наша Софа на какого-то биолога параллельно работает? Волосы после купания из-под кепи еще струились, а не рассыпались. Невольно подумалось: «Авось, и правда, что у нее имеется молодой аспирант».

– Показывай трофеи! – совсем другим тоном сказала, молодо спрыгнув в раскоп. – Да с такой стенкой вы хотите, чтобы я приняла вашу работу? Это, рытики, далеко не зеркало! Даже больше… Однако показывайте добычу!

Я растерялся:

– Вы, наверное, пропажу фотоаппарата заметили?

– Я истинные находки нюхом чувствую – вы разве еще не удостоверились?

Пришлось показать свою добычу, понимая, что скрывать долго не удастся все равно.

Софа резко поменялась – в лице появилось что-то охотничье. Прихватив все находки сразу, вместе с кепкой, вскоре помчалась в штаб – центральную палатку. Интриговал тот факт, что среди статуэток домашних животных находилось три непонятных создания. Это могли быть осколки чего-то большого, нам неведомого. Когда пришли ее звать на ужин, то увидели, что Софа, разбросав вокруг себя справочники, сидит с поросенком и лопочет что-то свое, археологическое: «Не может же быть, чтобы черняховская и катакомбная…Странно, однако ж…» Мы сразу поняли, что поездка накрылась.

Ждали «светило», вызванное из Ленинграда. Мы должны были рассказать в точности все обстоятельства чудной находки. Через три дня он прилетел. Оказывается, отдыхал неподалеку, в Крыму, однако ввиду срочности даже про вертолет разговор велся. И мы слышали долгие споры в палатке, через которую просвечивала, прикрытая от комаров, лампа. Потом, в очередной раз, заезжее «светило» беседовало с нами, пытаясь поймать нас на неточностях. Причем профессор вначале подозревал нас в розыгрыше, на который мы были большие мастера. Потом говорили об юморном подарке ко Дню археолога, к которому мы всегда готовились загодя. Однако вскоре академик присмирел: взял три фигурки (больше не дали) и укатил в Киев, чтобы проверить возраст наших находок в специализированной лаборатории. Но перед отъездом вечером пригласил нас прогуляться. Возле нашего с Оксаной места, прямо на любимом, во всех отношениях, полулежащем дубе вынул флягу, угостил заморским коньяком. Закусывали дикой грушей. «Кстати, здесь жили совсем недавно», – показал он на старую одичавшую грушу. Недавно, по его археологическим меркам, это лет, эдак, 60 назад. Задумчиво пожевал, еще раз хлебнул прямо из горла, нас уже не приглашая. Криво улыбнулся: