«Он никогда бы меня не узнал, — с легкой радостью решила она, — для него я останусь Аней, скромной и… немного странной».

Если раньше понедельник тяжелым днем считался, то у Инны теперь любой день недели, кроме воскресенья, был не просто тяжелым, а невыносимым. Она терпела две недели. Готовила уроки так, чтобы нельзя было к ней придраться, сносила смешки, издевки, молча уходила, когда Кристина на ее глазах начинала обниматься с Максимом, из последних сил улыбалась директору на его «Как дела?» — в общем, старалась как могла. Первый раз она сдалась на географии, когда учитель несправедливо занизил ей оценку по контурным картам.

— Тройка, Высотина, ты знаешь свои ошибки, — бормоча себе под нос, вывел оценку учитель в ее дневнике.

Вот так просто — лишь потому, что он пьет чай за одним столиком с физиком и историком! Инна ощутила, как болезненно сжалось сердце в груди: она около четырех часов вырисовывала эти контурные карты! Сама не понимая, что делает, она вскочила с места.

Учитель изумленно поднял от журнала глаза.

— Высотина нам хочет что-то сказать?

Одноклассники захихикали, на губах учителя заиграла насмешливо-понимающая улыбка.

— Я не знаю своих ошибок! — медленно выговорила она. — Потому что их нет. — Инна захлопнула тетрадь, побросала все свои вещи в рюкзак и указала на доску. — Кавказские горы пишутся через «в», а не через «ф», проверочное слово — не фамилия писателя Кафки, запомните это, прежде чем указывать кому-то на его несуществующие ошибки! — Она хлопнула дверью, да так, что из соседних кабинетов начали высовываться учителя.

Инну душил гнев, ей хотелось кричать, топать ногами, даже накинуться на кого-нибудь. На первом этаже словно в награду за смелость ей встретился Максим. Парень остановился и хотел что-то сказать, но она ему не позволила:

— Не нужно так себя утруждать: домашнему любимцу Кристины еще понадобится голос, чтобы подтявкивать ей! — Она вихрем пронеслась мимо него и зашла в столовую.

Казалось немыслимым, что совсем недавно она мечтала о любви с этим слабым, зависящим от общественного мнения, точно младенец от матери, трусливым подхалимом! Он говорил ей комплименты, подарил цветочки, водил ее гулять, но встречаться-то хотел не с ней, а с безликим существом под условным названием «всеобщее одобрение». Макса заинтересовала в Инне лишь претензия на популярность, а не ум и симпатичная внешность, как она вообразила. Даже в новой оболочке старая тупая блондинка делала свою черную работу. Опять любовь — и снова ложь, и что значит новая школа, и новый парень, и новая она, Инна, но все та же у нее соперница: неугомонная, непобедимая, ослепляющая Популярность! Она, настоящая, меркла, слава не пожелала шагать с Инной в ногу и вырвалась вперед. Не каждый способен влюбиться в алмаз, пока его не огранят и не превратят в бриллиант! А кто-то не способен и вовсе полюбить, но готов сохранить алмаз исключительно из-за его громкого имени.

Конечно, думать так четко, «по-взрослому», Инна еще просто не умела! Но чувства ее вполне можно описать примерно этими словами…

Две девочки из параллельного класса при ее появлении зашушукались. Инна, недолго думая, подошла к ним и презрительно бросила:

— Прежде чем говорить что-то обо мне, — она вперила взгляд в рыжеволосую девицу, — переодень рваные колготки! А ты, — перевела она взгляд на разукрашенную блондиночку, — научись красить глаза, а то на клоуна похожа!

Лица закадычных сплетниц мгновенно покраснели, и Инне внезапно захотелось засмеяться. Она почувствовала небывалое облегчение: яд, который выплескивал на нее каждый, кому не лень, — хлынул обратно.

Инна купила себе в буфете лимонад, села за центральный столик, считавшийся собственностью Кристины, и, засунув в бутылку соломинку, принялась неспешно цедить напиток. Больше молчать она не собиралась!

«Если я не могу отсюда уйти, пусть меня выгонят», — окончательно решила она. Терять, кроме всеобщей ненависти, ей было нечего.

Раздался звонок с урока, в столовую потянулись ученики. Кристина в коричневом свитере и длинной джинсовой юбке шла к своему столику. А узрев Инну, прищурилась и начала с еще большим остервенением пробираться к столу.

— Вали отсюда, это мой стол! — перво-наперво заявила белобрысая, подбочениваясь.

— А ты меня попробуй прогони, — посоветовала Инна.

Максим остановился позади Кристины, свита разместилась вокруг «королевы».

— Ты чё, не поняла, это мой стол! — взбесилась Кристина. — Если ты сейчас не уйдешь отсюда…

— Что будет? — перебила Инна. — Наверное, пожалуешься учителям или своим друзьям… вперед!

— Это наш стол, мы всегда тут едим, — возмутилась черноволосая подруга Кристины.

— Ели — не путай настоящее время с прошедшим, а то не сдашь единый государственный!

— Ты совсем страх потеряла, — взвизгнула Кристина, — уматывай, тебе говорят!

Инна поставила локти на стол, взяла трубочку и начала, громко причмокивая, пить лимонад.

— Ты оглохла?!

— Уматывай сама! — огрызнулась Инна.

— Парни, — обернулась к свите Кристина, — выкиньте ее отсюда!

— Да фиг с ним, с этим столом, — передернул плечами коренастый Леха.

— Забей, пойдем отсюда, — предложила черноволосая.

Кристина топнула ногой:

— Я не сдвинусь с этого места, пока она не уберется!

— Долго же тебе стоять, я чувствую, придется. — Откуда ни возьмись рядом возник Ваня.

— Ванечка, — воскликнула Кристина, — посмотри только — расселась тут, грубит нам!

Парень обнял подругу и чмокнул ее в щеку:

— Ты сегодня — просто конфетка!

— Ты скажешь ей?! — заныла Кристина.

Ваня отодвинул стул и уселся за стол.

— Конечно, скажу. — Парень обернулся: — Инна, Кристина думает, что это ее стол! — весело произнес он.

— Думать полезно, пусть продолжает в том же духе! — усмехнулась Инна.

Ваня развел руками:

— Ты слышала, Крис: ничем не могу помочь.

— Это мой стол! — взвыла Кристина.

Привлеченный шумом, подошел директор. Оглядел собравшихся и строгим тоном, к которому прибегал крайне редко, спросил:

— В чем тут дело?

— Это мой стол! — чуть тише повторила Кристина.

Константин Викторович, видно, был не в духе, потому что ответил он очень резко:

— Этот стол — школьное имущество, он не принадлежит ни мне, ни буфетчице Ирочке и тем более он не принадлежит тебе! Надеюсь, Кристина, это был последний раз, когда я вижу, как ты делишь школьное имущество. — Он обвел раздраженным взглядом остальных участников драмы и приказал: — Расходитесь, раз вы сюда не обедать пришли, а ссориться!

Никому не пришло в голову ослушаться его. Кристина самой первой с гордо поднятой головой выплыла из столовой, за ней поплелись остальные. Ваня остался сидеть за столом, Константин Викторович тоже задержался.

— Инна, зайди ко мне после уроков, — так же строго произнес он. Это значило только одно: разговор в его кабинете будет протекать в таком же резком, сухом тоне.

Ваня вздохнул:

— Какие-то все злые сегодня…

Директор снисходительно смерил его взглядом и напомнил:

— У тебя задолженность по физике, больше отсрочек я выбивать для тебя не стану!

Когда он ушел, Ваня тихо сказал:

— Не завидую я тому, кто его так разозлил!

Инна и сама «тому» не завидовала. Константина Викторовича нелегко было вывести из себя, но если уж это случилось — жди беды! По слухам, его решения отличались от решений многих добродушных учителей тем, что пересмотру они не подлежали. Мало нашлось бы смельчаков, рискнувших поссориться с директором, если не считать сидящего рядом неугомонного парня, который своими бесконечными шуточками уже свел с ума всех учителей. Да и Ване не сошло бы столь многое с рук, не будь его дед ректором вуза, где в свое время учился Константин Викторович. Ваня бессовестно пользовался хорошим к себе отношением, хотя другим ребятам упрекнуть его было не в чем: привилегиями своими он никогда не кичился в отличие от сына физика, который всякий раз демонстрировал прочим ученикам свое превосходство.