– Ваш кофе, – знакомая официантка ставит передо мной кружку, от которой за версту несет кардамоном. Рот моментально наполняется слюной, но я не делаю ни единого глотка. Не могу.

Так проходит не меньше часа. За это время мне пару раз звонит Елецкий, но я не отвечаю. Вместо этого переписываюсь с Таськой. Она присылает мне забавные картинки и фотки из своего салона, а я как дурак улыбаюсь. Но улыбка нервная, и полный раздрай за грудиной.

Сколько ни откладывай, но наступает время возвращаться в офис. Кое-как мне удается взять себя в руки и натянуть потрепанную маску уверенного в себе бизнесмена.

Все будет хорошо. Все непременно будет хорошо. Не может не быть…

– Максим Владимирович! – начинает Елецкий, стоит мне только переступить порог кабинета, – я вам звонил.

– Я не мог ответить, – вру, чувствуя на себе змеиный взгляд, – что-то случилось?

– Звонили от инвесторов. Их так заинтересовал наш проект, что запрашивают дополнительный пакет документов и расчеты на большую мощность производства.

Здорово, но…

– Это огромная работа. Не на один день. И не только с нашей стороны.

– Мы посовещались и решили оставить Веру Андреевну вам в помощь, – встревает Антон, – задержится здесь на сколько потребуется.

Она кивает со всей ответственностью, а я рад, что появилась новая задача, и тут же остервенением хватаюсь за нее.

Это спасает. На некоторое время.

На улице уже темнее, когда мы заканчиваем с текучкой. Гости собираются, я провожаю их до выхода, благодарю за плодотворное сотрудничество и желаю счастливого пути. Даже Алексе и той жму руку на прощание, мысленно желая, чтобы наши пути никогда не пересеклись.

Они уезжают, а я возвращаюсь в пустынный офис, чтобы завершить некоторые моменты. Осталось-то всего ничего. Полчаса или час и можно идти домой, наконец, покончив с этим дурацким днем. И я даже думаю, что у меня это получится.

Дурак.

Когда раздается стук в дверь, я, не отрываясь от монитора, громко произношу:

– Войдите.

И через миг снова улавливаю тот самый запах, который последние дни сводил меня с ума. В голове проносится тоскливая мысль: хоть бы жена… Но я уже знаю, что это не так. Демоны снова начинают бесноваться.

– В чем дело? – через силу поднимаю взгляд на Алексу.

Она без особо интереса осматривается по сторонам:

– Забыла телефон. Вы не видели?

– Нет.

– Не против, если я его поищу?

Против, но жму плечами:

– Ищи.

Боковым зрением неотрывно слежу, как красноволосая неспешно проходится по моему кабинету. Смотрит на полках, вставая на цыпочки, на кожаном диване, склоняясь так, что юбка задирается чуть выше положенного, на миг демонстрируя кромку чулок.

Твою мать…

Карандаш все-таки не выдерживает и ломается у меня в кулаке. Услышав треск, змея оборачивается.

– Все нормально?

Я цежу глухое:

– Да, – и выкидываю ошметки в мусорную корзину. Чокнутся можно.

Проходит еще пару минут, прежде чем раздается довольное:

– Ах, вот он где.

На подоконнике, позади меня. Почему именно там?

Меня парализует, когда Алекса подходит ближе и останавливается за моей спиной. Все мое восприятие фокусируется на ощущении чужого присутствия. Время останавливается, как и дыхание.

Телефон в ее руках, но она не уходит.

Не знаю, сколько проходит секунд или лет, но в какой-то момент над самым ухом раздается коварное:

– Никто не узнает.

От звука ее голоса по венам огонь, по коже – мороз. Волосы встают дыбом на затылке, и надрывное буханье в груди становится еще сильнее.

– Не понимаю, о чем вы, Александра, – все еще пытаюсь сделать вид занятого человека, но стеклянный взгляд ничего не видит на экране. Только пульсирующие красные пятна, – вы нашли свой телефон?

Мне на плечи ложатся руки. Плавно сжимают у основания шеи, отпускают. Опять сжимают.

– Вы напряжены, – снова сминает, и миллионы гребаных мурашек несутся вниз, оставляя за собой пылающую бездну.

Надо прекращать. Немедленно.

– Алекса…

Я поднимаюсь, выскальзывая из ее рук, и оборачиваюсь с намерением выпроводить вон. Только не рассчитываю, что она окажется так близко, почти вплотную. Красивые змеиные глаза смотрят без отрыва, нагло, открыто, не скрывая желаний. В них отражаются мои собственные демоны, почти вырвавшиеся из-под контроля.

– У меня самолет ночью, – Алекса обводит пальцем пуговицы на моей рубашке. Одну за другой. Медленно двигаясь вниз. – я уеду далеко-далеко. И больше ты меня никогда не увидишь. Что бы мы ни сделали здесь и сейчас, об этом никто не узнает.

– Об этом? – спрашиваю, наблюдая за тем, как ее рука опускается ниже.

Алекса подступает ближе, накрывая ладонью вздыбленный пах. В меня упирается тугая грудь. Змеиные глаза так близко…

– Об этом, – шепчет, кончиком языка касаясь моих губ, – Ты же представлял, как сделаешь это со мной. Прямо здесь…на этом столе…

Сладкий спазм проходит вдоль позвоночника, почти сминая мои границы.

– Алекса.

– Тс-с-с, – Александра немного отстраняется, не отрывая от меня взгляда открывает сумочку и достает оттуда какую-то тряпку. Что-то черное и в кружевах. Трусы, – я подумала, что они будут нам мешать и заранее избавилась.

Понимание того, что под юбкой у нее ничего нет, выбивает остатки воздуха из легких. А мысль о том, что красноволосая змея в таком виде шла ко мне по коридорам мимо охранников и других людей, сметает остатки выдержки.

Мне уже похрену на все. Тормоза сорваны в хлам, в голове нет ни одной мысли, и вся кровь, которая была в моем ублюдском организме, устремляется ниже пояса, смывая на своем пути все грани приличия и морали.

С измученным облегчением я уступаю своим слабостям, и переступаю черту, разделяющую жизнь на до и после. Все как в тумане. Передо мной только красные всполохи на волосах, и остервенелое желание получить разрядку, разорвать тот узел, что затягивался в груди с первого момента знакомства со змеей.

Сошвырнув документы, я валю Алексу на стол. Она не сопротивляется. Наоборот, цепляется за мою рубашку, утягивая следом за собой в пучину порока. Горячие губы скользят по щеке. Я ныряю рукой под кожаную юбку и рычу, убеждаясь, что на ней нет белья.

– Сука!

От нетерпения разрывает. Я путаюсь с неподатливой пряжкой на ремне, едва ли не с корнем выдираю пуговицу вместе с молнией на ширинке, наблюдая за тем, как Алекса удобнее устраивается на столе и разводит ноги, обтянутые гребаной сеткой.

Я ненавижу ее. А себя еще больше.

Горячая, готовая, она принимает меня сразу всего без остатка, с хриплым стоном выгибаясь навстречу.

Это неправильно, грязно и я об этом непременно пожалею, но позже. А пока ничто на свете не в силах заставить меня остановиться. Как дикий зверь, я вдалбливаюсь в податливое тело, дурею от пошлых звуков и прикосновений. Взрываюсь, распадаясь на миллион ошметков.

И уже потом, когда, тяжело дыша плюхаюсь на кожаное кресло, а Алекса легко спрыгивает со стола и как ни в чем не бывало поправляет задранную до пояса юбку, нападает опустошение.

Адреналин, смешанный с эндорфином, еще гоняют в крови, но наваждение стремительно несется к нулю.

Что я наделал?

Алекса тем временем поправляет красные волосы и довольно улыбается:

– Ну, я пошла?

Я киваю, не в силах вымолвить ни слова.

– Счастливо оставаться, – танцующей походкой она покидает мой кабинет, тихо прикрывая за собой дверь и оставляя на память скомканные трусы.

Я смотрю на них минуту, пять десять, чувствуя, как все сильнее становится ощущение гадливости от самого себя.

И спустя еще несколько мгновений, меня окончательно смывает:

– О-о-ох, – сжимаю пальцами виски, ртом хватая воздух.

Мне бы хоть глоток кислорода, но его не нет. И все вокруг застилает густая паника, от осознания того, что натворил, проиграв низменным желаниям, что плата за банальную животную разрядку может быть непосильной.