— Нет, спасибо, — покачал я головой.
— Уверены? Если мы быстрее получим информацию от этих людей, тем легче будет их судьба, — ответил лекарь.
Я посмотрел на пленных.
Не сказать, что мне было до них какое-то дело, но если я действительно мог избавить их от лишних мучений, то почему бы не сделать это?
Если смерть вообще можно назвать «облегчением».
— Хорошо, — кивнул я и пошел вслед за святошей.
Вскоре мы уже были рядом с Батистой, парой его наемников и Жумельяком, который тоже наверняка знал иллерийский язык.
Во всяком случае, когда один из пленников выругался, назвав матерей всех присутствующих шлюхами, на лице Жозе отразилось презрение и гнев. За подобные высказывания «оратор», разумеется, был наказан. В его голову тут же врезался сапог Батисты, выбив несколько зубов при этом.
Иллериец сплюнул кровь и зубы, после чего усмехнулся.
— Если вы думаете, что я хоть что-то вам скажу, то вы ошибаетесь, — произнес он, с ненавистью смотря на нас.
— Что сказал этот пес? — спросил у Анри Батиста.
— Что ничего не скажет нам, — спокойно ответил лекарь.
— Хе-х, это мы еще посмотрим, — усмехнулся наемник, доставая нож с волнистым лезвием, который я уже видел ранее.
— Спроси его друга, он будет такой же несговорчивый? — произнес Батиста и посмотрел в глаза второму пленнику, который казался еще более спокойным, чем первый.
В следующее мгновение произошло то, чего не ожидал никто из присутствующих. Разве что кроме меня.
Я увидел гримасу боли на лице иллерийца. Затем он открыл рот и выплюнул часть языка и кровь.
— Падаль! — рявкнул наемник, и его нож чиркнул по щеке пленника.
Подобное я уже видел ранее. И надо сказать, что яйца у иллерийца были стальными. Не каждый человек сможет сделать что-то подобное с собой.
— Видимо, теперь он бесполезен для нас, — с досадой произнес Батиста и поднял глаза.
Вдруг его взгляд остановился на мне. А вернее будет сказать, на моих фангах. На его губах появилась странная улыбка, которую я бы охарактеризовал как маниакальная.
— Барон, а не хотите ли скормить его своим монстрам? — спросил наемник, смотря на моих питомцев. — Может это поможет его другу стать более разговорчивым? — спросил воин, а пленник, откусивший себе язык, вздрогнул.
Видимо, с галларийским языком он был знаком.
— Нет, — покачал я головой. — Я не буду этого делать, — ответил я.
— Почему? — наемник сразу же напрягся. — Только не говорите мне, что вы пожалели врага? — процедил он сквозь зубы.
— Я не буду этого делать по многим причинам, которые вам не считаю нужным объяснять, — спокойно ответил я, смотря своему собеседнику в глаза.
— Так! — голос Жозе привлек наше внимание, и мы посмотрели на него. — Никто никого фангам скармливать не будет, — сквозь зубы процедил он. — Люк, вы свободны, — добавил он, явно переживая о том, что сейчас может начаться конфликт.
И да, он мог бы произойти. Наемник мне, откровенно говоря, не нравился. Было в нем что-то такое… Отталкивающее.
Я кивнул и отошел, чтобы не смотреть, что будет дальше.
Пока я шел, ко мне подошел Титус и на ходу уперся своей головой мне в бок.
«Чего это он?» — подумал я, когда здоровый питомец своим проявлением внимания толкнул меня в сторону.
Я потрепал его по макушке.
— Ты чего? — усмехнулся я, смотря на волка переростка, который вел себя не так, как обычно.
Во всяком случае, после того, как Избранник Угла использовал на них свою магию. Хотя, постойте-ка. Я уже по-другому посмотрел на фанга.
— Да ну нет! — покачал я головой.
«Не может быть, чтобы он понял, о чем сказал Батиста, » — подумал я. Это просто невозможно.
Я повернул голову к Тине. Она, в отличие от своего более «простого» брата, вела себя как обычно.
— Да не! — я снова покачал головой и в этот раз погладил уже Тину.
Она отнеслась к ласке с холодным безразличием, в то время как ее братец всегда радовался, когда к нему применяли ласку.
Со стороны Батисты и остальных донеслись первые крики. Я даже не стал оборачиваться.
Опять же, я не получал удовольствия от чужих мучений и сам их причинять не любил. Уверен, были те, кому все это нравится. Тот же Батиста, например. Но я был не из их числа.
Пытал ли я раньше? Да. Даже в этом мире мне уже приходилось этим заниматься. Это случилось в тот раз, когда мы пленили иллерийца, который был в числе тех, кто охотился за Де’Аламиком.
Хотя даже в тот раз в основном «работал» Анри, а я лишь ему ассистировал.
— О, Люк, — Де’Жориньи поднял руку. — Смотрите, что у меня есть! — он обвел рукой приличную кучку бутылок, которые были ровно уложены в прямоугольник прямо на земле.
— Ваши трофеи, Жуль? — спросил я, и мой собеседник довольно кивнул.
— Пойло, конечно, скверное, но да ладно. За неимением других вариантов пить можно, — он махнул рукой, а буквально через секунду по небольшой полянке, где иллерийцы устроились на привал, разнесся крик, наполненный болью и отчаянием.
Жуль поморщился.
— Не люблю я все это, — произнес он и обернулся назад.
Увидеть ему, что происходит там, где был Батиста и пленники, ему не удалось из-за тумана. Скорее всего, это было к лучшему. Несмотря на то, что здоровяк был славным воином, вещи вроде пыток он не любил.
И это качество мне в нем нравилось.
Скорее всего, ему даже еще ни разу в жизни не приходилось этим заниматься.
Анри, к слову, от этого действа тоже удовольствия не получал. Но, судя по тому, что я увидел в тот вечер, я мог точно сказать, что в вещах, касающихся причинения боли, он был если не профессионалом, то точно человеком опытным.
Сказывалась специфика его работы. Все же он часто действовал в стане врага, и ему как-то надо было добывать информацию вроде имен, позывных, паролей и так далее.
Боль же помогала сделать это гораздо быстрее, нежели простые уговоры.
Хотя, если у него были необходимые средства, вроде сыворотки правды, например, то пыток можно было избежать. И я был уверен практически на сто процентов, что Де’Аламик так и делал.
Уметь пытать людей — не значит любить делать это. Хотя уверен, были и исключения. Тот же Батиста был наглядным примером.
— Как и я, — честно ответил я Жулю и сзади снова заорал пленник.
Де’Жориньи покачал головой и, взяв одну из бутылок, достал кинжал и легким и быстрым движением срезал у нее часть горлышка, после чего знатно приложился к ней, за один присест выпив практически половину.
— Будете, Люк? — спросил здоровяк, протягивая мне вино.
— Не откажусь, — ответил я и тоже выпил.
Странно. Но то, что происходило здесь, мне не нравилось. Хотя, по идее, не должно было вызывать у меня каких-либо чувств.
— Честно, мне в такие моменты даже жалко их, — тихо, практически шепотом произнес Де’Жориньи, после чего осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться не подслушивает ли его кто-нибудь. — Даже несмотря на то, что я ненавижу этих псов всем своим сердцем! — добавил он и, приняв от меня бутылку, допил ее содержимое.
— А почему вы их ненавидите, Жуль? — поинтересовался я и кажется мой вопрос застал здоровяка врасплох.
— Как почему? — удивленно ответил он.
— Ну, что сделали, например, лично вам те солдаты, которых сейчас пытают? — спросил я, с интересом смотря на своего собеседника.
Де’Жориньи задумался.
— Лично они — ничего, — ответил он.
— А те другие, которых вы убили? — спросил я.
— Тоже, — ответил он.
— Может, тогда вы ненавидите не их, а войну, заставляющая вас проливать кровь других людей, которых Галлария считает своим врагом? — спросил я у своего собеседника.
Здоровяк снова впал в легкий ступор.
— Подумайте об этом на досуге, дорогой Жуль, — я хлопнул Де’Жориньи по плечу и пошел немного развеяться.
Слишком много мыслей крутилось у меня в голове. Слишком о многом нужно было подумать. Понятно, что у местных людей есть свой жизненный опыт, и нет, я не хотел навязать какую-то свою идею. Хотя бы потому, что сам еще не определился.
