Да, по-моему, то же, не очень весело быть моряком на судне-трамвае. Если уж плавать, так надо видеть округлость земного шара!

И вот судно наше подходит к острову с манящим названием — Борнео. А правильнее — Калимантан. Островов в этом архипелаге не перечесть, и все они были когда-то колониями «демократичных» европейских стран. Колонизаторы оставили следы, которые не скоро сотрутся в памяти народов этих стран, но главного они не сумели — сломить, душу населяющих острова людей. Вот один из них, почти мой ровесник стивидор Мануэль. Он поднялся к нам на борт, едва судно зашло в реку Сиджингкат.

Мы бросили якорь посредине реки, судно постоянно крутит изменяющееся и довольно сильное течение.

Погрузка идет медленно, очень медленно. Все дело в том, что ставки у грузчиков не за сделанную работу, а повременные, судно наше единственное на рейде, и докеры не торопятся. Такой вынужденно медленный темп работы развращает рабочего человека. Грузчики не просто медленно работают, но и делают множество ошибок по небрежности.

Обычно я нахожусь на палубе с утра до часу ночи. Ночью через каждый час матрос докладывает мне о том, как идет погрузка. Я поднимаюсь, чтобы удостовериться, что все идет как надо. И вот во время одной из проверок вдруг обнаруживаю, что грузчики завалили крышку твиндека в первом трюме. А в трюме этом лежит груз на Нью-Йорк. Это значит, нам придется расчищать подходы к грузу, когда придем в американский порт. А за чей счет? Кто разрешил заваливать твиндек? Спрашиваю, где стивидор? Говорят, спит. Я нахожу Мануэля, подвожу его к трюму. Он разводит руками: ошиблись, будем переделывать. И спокоен, как Будда! Да ты понимаешь, Мануэль, что у нас линия, расписание, мы гарантируем грузополучателям сроки, иначе несем ответственность! Все понимает, улыбается, пожимая плечами: что, мол, я сделаю, такие грузчики...

На следующее утро стоим со вторым помощником Сергеем Петуховым и плотником Сашей Носовым у комингса трюма, наблюдаем за работой. Строп с грузом плывет над нашими головами. Вдруг со звуком, подобным выстрелу, лопнула грузовая скоба. Груз оборвался, а скоба со свистом пронеслась над нашими головами и упала далеко в реку. В то же мгновение в комингс врезался оторвавшийся палец скобы — ударился с такой силой, что оставил вмятину, словно пуля. Мы смотрели друг на друга, все еще соображая, что же случилось. А грузчики и все, кто был на палубе, смотрели на нас, как на выходцев с того света. Ведь ясно, что пролети скоба и палец несколькими сантиметрами ниже — и для кого-то из нас это утро могло стать последним... Мануэль подскочил ко мне с трясущимися губами, перепугался — в конце концов, авария произошла из-за небрежности в работе.

Мастер, разумеется, всегда в курсе погрузочных работ, он то и дело вызывает меня, проверяет укладку и сам. Иногда мы с ним спорим, если можно вообще спорить с единоначальником. Но он не против того, чтобы я высказал свое мнение, иногда соглашается со мной, мне кажется, это хорошая черта командира. А причин для спора сколько угодно. Надо следить, чтобы судно не валилось на борт, чтобы вовремя завели крепежные концы, хорошо использовали сепарацию, так, чтобы при выгрузке удобно было заводить стропы, чтобы, в конце концов, не разворовывали груз, потому что и это не исключено. Из такого рода «мелочей» складывается наиболее верный вариант загрузки судна, исключающий в дальнейшем дополнительные стивидорные расходы и коммерческие браки. Анатолий Лаврентьевнч не настаивает категорически на своем мнении, дает мне право самому выходить из положения, но я все время чувствую, что он четко контролирует мою работу.

Для меня наибольшая трудность — претворять в жизнь какое-то возникшее по ходу работы решение. Когда дело пахнет дополнительной работой, форманы-бригадиры, словно предчувствуя ее, скрываются с глаз, стивидоры вдруг перестают понимать английский. А я бегаю высунув язык по жаре, говорю с одним, разыскиваю другого, настаиваю на своем, пока работа не будет сделана.

Тяжкий от зноя послеобеденный час. Погрузка, наконец, заканчивается. Местные жители в эти часы не выходят из хижин, прячутся в тени, а мы закрываем трюмы, убираем под палящим солнцем палубу. Передо мной вырастает груда очередных документов. А глаза слипаются от многосуточной усталости. И откуда столько бумаг! Но попробуй только ошибиться — иностранный стивидор не свой брат где-нибудь в русском порту. Так и останешься в добром накладе! Но вот оформление закончено. От капитана узнаю, что для выхода будем ждать полной воды. Значит, можно, наконец, выспаться от души.

Снова идем в Сингапур, на перекресток морских путей. Ребята радостно возбуждены: Сингапур — это место, где они имеют шанс получить вести из дома. Письма, быть может, фотографии. Вот бы увидеть свою малышку — Катришку. Оставил я ее пятимесячной, сейчас уж, наверное, подросла, все-таки чуть не полтора месяца мы в разлуке. А впереди еще долгие месяцы... Да, когда выпадает свободное время, начинаешь грустить о доме...

Мне пришла из пароходства радиограмма о том, что груза добавят, значит, стоянка в Сингапуре будет дня два-три, сообщаю это ребятам, они так и ходят следом, спрашивая, на сколько могут рассчитывать. «Да нам хватит и суток, лишь бы на берег вырваться!» — говорят бывалые. Я уже знаю, что в Сингапуре великолепный зоопарк, крокодилья ферма, музей восковых фигур, парк Тигрового Бальзама... Да мало ли чудес! Только мне, суперкарго, едва ли удастся с ними познакомиться: ведь погрузка не ждет.

Переход занял всего два дня. И вот уже вырастают на голубой линии горизонта белоснежные небоскребы Сингапура. Нас определяют на дальний рейд, будут грузить с барж. Прибывают на баржах грузчики — индусы. Восхищаюсь их сноровкой. Без всяких автопогрузчиков, вручную, — они разделываются с грузом в трюмах и твиндеках, передвигая тяжеленные пакеты в самые дальние закутки. Вот опустили строп с тиком. Грузчики уже поставили наклонные толстые доски, намазали их парафином, и тяжеленный груз, словно по мановению волшебной палочки легко движется под их руками в нужном направлении. <Бординг-офицер>, командующий ими, подмигивает мне: глядите, как работают — механизации не надо и цена минимальная.

А вдали показался небольшой катерок: это возвращается с берега первая группа наших парней. «Ну как, спекулянты?..» — весело окликают их с борта. Лица у «спекулянтов» сияют, в руках — объемистые пакеты с покупками: «Видели пыль над Сингапуром? Это мы весь город на уши поставили!.. Ударили рублем по капитализму!» Следующие группы уже сходят на катер в предвкушении интересной экскурсии по городу. Я все кручусь возле трюмов. Но, как я уже говорил, грузят в Сингапуре отлично, организовано все на высшем уровне, и замечаний делать почти не приходится. Договариваюсь с мастером, что завтра отпустит в город и меня.

Утром следующего дня я в радужном настроении вместе с группой отправляюсь на катере на берег. Швартуемся к морскому вокзалу. Около пирса снуют сотни катеров, моторных и парусных джонок, лодок со стоящим на корме гребцом, который длинным веслом делает волнообразные движения, двигая свое судно.

Выбираемся с катера на пирс. Сразу за застекленным вокзалом одна из главных улиц Сингапура. Но, чтобы выйти на нее, надо пройти, по меньшей мере, десятка два лавчонок. Зазывалы тянут к прилавкам. Зайди, посмотри. Если зайдешь, суют один, второй, и третий, и десятый товар: «купи». Если и не хочешь — купишь. Скажешь «дорого» — снизят цену. Но наша группа, кроме меня, состоит из опытных парней, не раз побывавших в этом городе-торговце. Моторист Виктор Путинцев отмахивается от продавцов: «потом, потом!», а сам тянет нас дальше. Широкая солнечная улица. Многоэтажные дома выстроены, как видно, в последние годы, ставшие после объявления самостоятельности города-государства годами бурного развития страны. Парки, фонтаны, площади, красочные рекламы, и над всем — яркое экваториальное солнце. А на улицах пестрая, многоязычная толпа. Индианки в своих живописных сари, малайцы в белых шортах или юбках, европейцы, китайцы, греки, арабы, негры... Мы спешим в район магазинов с русскими названиями: «Москва», «Ялта», «Находка», «Ленинград»... Говорят, пять-десять лет назад владельцы этих магазинов были всего-навсего разъездными торговцами, привозившими на русские суда свои товары на баржах. Те из них, кто сумел приспособиться к вкусам русских моряков, выучил десяток-другой слов, выстоял в конкурентной борьбе, теперь открыл вот эти магазины, на дверях которых написано: «Здесь говорят по-русски». Говорят здесь, конечно, не больше десятка-двух слов, но куда пойдет моряк, если не сюда. Здесь продавщица спросит его: «Вы с какого судна?»