В День Победы, 9 мая, я узнал от стивидора, что официально в Америке этого праздника нет, но многие его отмечают, в том числе и он, потому что хорошо помнит войну и кто ее выиграл. Понимает он и главную роль Советского Союза в победе над фашизмом.

— Но далеко не все у нас это признают, — говорит он. — В школах не стараются рассказывать детям истинную правду о войне, некоторые школьники даже не знают, кто был союзником Америки и какую роль сыграла Россия...

В этот день как подарок нам в праздник Победы по телевидению показывали «Александра Невского» на русском языке. Смотрели мы фильм всем экипажем с великим удовольствием.

Подбив «бабки» после двух американских портов, выясняю, что расходы наши превысили уже сотню тысяч долларов. Это все надо покрывать фрахтом. Дерут в американских портах безбожно, и работают, как я убеждаюсь все больше и больше, далеко не идеально. По крайней мере, с Сингапуром никакого сравнения.

Третий порт нашей погрузки был Хьюстон. Идем вдоль берегов Флориды. Здесь снова жарко, мы переоделись в шорты, помыли и заполнили бассейн, стали купаться, как в тропиках, хотя до тропиков немного не дошли. В заливе Галвестон взяли лоцмана и пошли по мутной, грязной Миссисипи. Над водой важно летит стая белых пеликанов, садится на отмели. Бедные, чем они только питаются в этой отравленной промышленными отбросами, вонючей реке?

В Хьюстоне для меня снова начинаются рабочие баталии со стивидорами и форманами. Как-то привык я раньше думать, что американцы, в общем, неплохо относятся к нам, и не учел, что, как и в любой стране, здесь есть разные люди. И вот один эпизод показал мне, что строить особых иллюзий не стоит. В первом трюме у нас обвалились плохо закрепленные пакеты, дело обычное, и, будь это у нас в порту, ребята сразу бы исправили положение и продолжили работу. Но здесь ко мне подскочил здоровенный рыжий длиннорукий форман-бригадир и заорал, что запретит бригаде работать. И тут же выполнил свою угрозу — докеры бросили работу.

— Сейчас мы уберем пакеты, и можно начинать снова, — сказал я по возможности спокойнее.

— Надо было раньше! — кричал он. Я вышел из терпения и сказал, что, в общем, ошибки бывают и мы несем за них ответственность, но, поскольку мы исправим положение, ему придется работать, ведь он берет с нас деньги, причем немалые. О, как он взвился!

— Здесь тебе не Россия! — орал он, тыча пальцем мне в грудь. — Здесь ты меня не сошлешь в Сибирь!

— А ты знаешь, что такое Сибирь или нет?

— Знаю, там у вас людей стреляют вот так: «пиф-паф», — и он ткнул мне в грудь прямо напротив сердца.

Мне некогда было думать о своих дипломатических полномочиях. Я тоже ткнул ему в жирную волосатую грудь пальцем и крикнул:

— Так говорят только фашисты, а фашистам мы скрутили головы!

И вдруг я увидел, что рабочие, ухмыляясь, посматривают на своего рассвирепевшего начальника.

— Эй, парень, мы все сейчас сделаем! — сказал мне один из них.

Чувствуя противную дрожь в коленях, я вылез из трюма.

Не знаю, что бы я сделал, если бы форман не замолк после моей последней реплики. Но эпизод был исчерпан, и утром, когда я появился на палубе, грузчики, как один, здоровались со мной, приподнимая каски, и улыбались. Капитану и первому помощнику об этой своей нетактичности, каюсь, я ничего не сказал. Мало ли что подумают! Но для себя я уже сделал вывод, что американцы совсем не такие, какими я представлял их раньше. Да, они веселые и жизнерадостные. Но они же могут быть мрачными и задиристыми. Один издалека тянут тебе руку для приветствия, другие смотрят с затаенной ненавистью. Если и есть объединяющая всех черта — так это страсть к деньгам, страх потерять работу, бешеная гонка за успехом. Я увидел, что даже самые добродушные, расположенные к тебе люди редко сделают что-либо бескорыстно.

Есть еще одна, объединяющая почти всех американцев, черта: тревога за завтрашний день, боязнь войны. Исключая, быть может, самых оголтелых, вроде того формана, американцы говорили нам о том, как они мечтают о мире, о чистом небе, о развитии дружбы с Советской страной.

После Соединенных Штатов мы зашли в столицу «огненного острова», революционную и до конца дружественную нам Гавану. Взяв в Гаване топливо, мы уходили домой, во Владивосток. И для всего экипажа сейчас главная мысль была: скорей бы Родина, скорей бы свидание с любимыми и близкими людьми.