— Да-да, вы, безусловно, правы, — согласился с ней князь. — Но мне хотелось бы, чтобы вы подольше задержались в Херсоне. У нас прекрасный европейский город! У нас есть чугунолитейные, лесопильные, пивоваренные заводы, а также канатный, свечной и салотопенный заводы, паровые мельницы, электростанции и многое другое. На нашей судоверфи строятся эсминцы, торговые суда, баржи, плавучие элеваторы. Крупнейшие банки России открыли в Херсоне свои отделения. У нас есть водопровод. Более того! В Херсоне скоро появится восьмое чудо света — телефон! Мы уже писали ходатайство о проведении телефонной линии, оно удовлетворено. Так что мы не отстаём от Европы! Мы открыли музей древностей. В херсонской немецкой кирхе стоит лучший в Европе орган. А ещё мы построили железную дорогу и настоящий вокзал. Можно сесть в поезд и поехать в Москву, Петербург, на воды на Кавказ или в Европу.

— Что ж, это очень интересно, — сказала Лиля, которая откровенно скучала и почти не слушала его. — Но, к сожалению, у меня мало времени сегодня. Как-нибудь в другой раз мы поговорим об этом более подробно.

— Обязательно приходите в дворянское собрание четвёртого числа. Там будет хорошее представление, а потом состоится бал. Но для вас главное будет в том, что я представлю вас почтеннейшей публике, лучшим людям Херсона.

— Непременно буду! А можно ли… — замялась Лиля.

— Любое ваше желание — закон! Говорите, что вы хотите?

— Можно ли я возьму с собой кузена? Он очень скромный, стесняется, когда на него обращают внимание.

— Помилуйте, это и есть ваша просьба? Конечно, приводите своего кузена, — уверенно сказал князь Оболенский.

Выходя из резиденции губернатора, Лиля почему-то посмотрела налево. Невдалеке, на пересечении с Лютеранской, высилась Елизаветградская тюрьма. Зачем она невольно смотрит в ту сторону? Нет, у неё всегда будет всё хорошо. И никакие потаённые и неожиданные мысли не выбьют её из колеи.

К зданию Херсонского губернского дворянского собрания, находящемуся на углу Эрделевской и Потёмкинской улиц, подъезжали экипажи. Чинно и благородно дамы и господа выходили из них и заходили в ярко освещённое здание дворянского собрания. Аристократическую атмосферу нарушала музыка, доносящаяся из находившегося через дорогу (на углу Потёмкинского бульвара и Эрделевской улицы в сторону губернской земской управы) так называемого Шустер-клуба. Это было заведение для городских мещан и мелкого служилого чиновничества. В нижнем помещении находился ресторан, а наверху, в просторном зале, проводились народные вечера и маскарады. Аристократы снисходили до Шустер-клуба лишь тогда, когда в летнее время на открытой эстраде давали концерты прекрасные арфянки — барышни пели песни и романсы, подыгрывая себе на арфе.

Достопочтенные дамы и господа с неудовольствием взглядывали в сторону Шустер-клуба, откуда доносились голоса подвыпивших посетителей, подпевающих оркестру: «Эх, полным-полна моя коробушка…» Это нарушало атмосферу благопристойности, так, очевидно, считали они.

Князь Оболенский пришёл пешком. Его жилище — Белый Дом — находящийся напротив Большого театра и в нескольких десятках шагов от Дворянского собрания, позволяло ему не запрягать лошадей.

— Я сегодня один, супруга моя прихворала, — сказал он приветствовавшей его знати.

В тот вечер он представил Лилю и её «кузена» обществу. Они посмотрели спектакль, затем Оболенский, прогуливаясь по коридорам дворянского собрания, рассказывал Лиле о Херсоне, думая, что она не знает города.

— На Суворовской, центральной улице города, названной в честь выдающегося полководца, жившего там, дома построены преимущественно из местного ракушечника, двухэтажные, крытые железом. В нижних этажах находятся лучшие магазины города, в верхних живут сами хозяева этих магазинов. Многие дома имеют вид богатой городской усадьбы. На каждом указана дата постройки…

Лиля рассеянно слушала его. Ей было совсем неинтересно то, что он рассказывал. Она обо всём этом знала с детства. А там, в бальном зале, кружились пары. Ей хотелось туда, к ним. Только что её познакомили с помещиком Скадовским, имеющем земли на берегу Чёрного моря и основавшем там город своего имени — Скадовск; с бароном Фальц-Фейном, владельцем имения и мирового уровня заповедника Аскания-Нова и приморских земель с птичьими стаями и поместьем в селении Хорлы; с Горичем — общественным деятелем; с владельцем судоверфи Вадоном; с представителями большой семьи промышленников и судовладельцев Спозито… Все они мужчины, все они могли пригласить Лилю на танец (не зря же она пришла в парижских туалетах и со своими уникальными брильянтами) и завязалась бы беседа, дружба… А она вынуждена выслушивать всякие бредни вместо того, чтобы начинать действовать. Это то, ради чего она вернулась в Россию. Вдохнув побольше воздуху, она тихонько выдохнула и отметила про себя, что тот факт, что она прогуливается с самим губернатором, не останется незамеченным. Видя это, те, кто ей нужен, проникнутся к ней ещё большим уважением и ей не придётся прикладывать усилий, располагая людей к себе. И потому она с готовностью слушать, с милой улыбкой на лице смотрела на Ивана Михайловича.

— А вот мы находимся сейчас на Эрделевской улице. Вы знаете, почему она так называется?

— Нет, — схитрила Лиля.

— Её назвали в честь одного из моих предшественников, губернатора Херсонской губернии Александра Семёновича Эрдели. Сам он был действительным статским советником, затем тайным советником. Родом он из венгерских дворян, служивших при Екатерине II. Учился в Царскосельском лицее, но закончил образование в Ришельевском лицее в Одессе. Служил в канцелярии графа Воронцова. Пожалован орденами Святого Станислава 1-ой степени, Святой Анны 1-й степени, Святого Владимира 2-й степени. За расчистку судоходного канала в русле Днепра, открытие новых учебных заведений, создание Большого театра, благоустройство улиц, бульваров, рынков, ему присвоено звание почётного гражданина города, и улица, на которой мы находимся, названа его именем… Ах, простите, простите! Кажется, я совсем вас заговорил! Не желаете ли, сударыня, пройти в зал потанцевать?

— Желаю, — раскрасневшись, ответила Лиля.

Когда она закружилась в вальсе с губернатором, все расступились перед ними и вскоре они остались одной парой, оставшейся на паркете. Все наблюдали за ними, стоя по сторонам. Князь умело вёл свою партнёршу в танце, она легко кружилась по залу, видя перед собой то улыбающиеся, то недоумённые, то откровенно недовольные лица горжан. Свет ламп отражался в её золоте и брильянтах, лёгкий белый шарфик развевался вслед за ней… Лиля стала королевой этого вечера. За один вечер она стала желанной целью для мужчин и образцом для подражания или объектом зависти и неприязни для женщин. Отныне она была одной из самых известных жительниц города. О ней стали говорить в каждом доме. О ней судачили даже те, кто никогда её не видел. Таинственная незнакомка, приехавшая из Парижа, сверкавшая бриллиантами и модными парижскими убранствами, раздававшая направо и налево большие средства на благотворительность, единовременно покорившая сразу всю мужскую часть херсонской знати — эта особа в одночасье стала интересна всем.

Мостик в сердце херсонской знати был проложен. Теперь Лиля была представлена лучшим людям губернии, а это давало ей возможность бывать на самых аристократических балах. Отныне ей приходили приглашения из лучших родовитых домов.

А она продолжала работать на свою репутацию. Ей нужно было часто выходить в свет, чтобы её видели, чтобы о ней говорили, чтобы ею восхищались самые разные люди. Она ходила в театр «Варьете» при гостинице «Яр», художественный театр миниатюр Писаренко, театр «Опера» на Греческой. Они с дворецким даже посетили спектакль в доме Мещанского общества на Канатной улице, а также смотрели пьесу в помещении Товарищества трезвости на Военном форштадте. Были они и в иллюзионе Зайлера на Витовской — «театре живых фотографий». Как, оказывается, может быть богата духовно жизнь в провинциальном городе! И повсюду надо было успеть.