Берта замолчала, и сникла. Её ненависть, наконец, вылилась в словах, и она словно опустела, даже стала меньше ростом. Но дело было не закончено. У брата Бенеда оставалось ещё много вопросов, и он дал понять об этом потрясённому, окаменевшему от всего услышанного графу.

— Сейчас мы сделаем перерыв в заседании суда и осмотрим место преступления, — каким-то не своим, охрипшим голосом проговорил граф, — потом завершим нашу работу завтра. Ты, Гильдебранда, и ты, Глинит, отправляйтесь в свои комнаты, с вас достаточно на сегодня.

Глаза, обращённые на дочь, были полны боли. Девочка не заслужила такого кошмара, но он твёрдо решил, что она должна знать правду.

Потом граф повернулся к Берте.

— А ты покажешь нам, женщина, как можно проникнуть в этот тайник.

Берта попыталась было проявить строптивость, но слова брата Бенеда быстро утихомирили её:

— Не забывай, что в епископском суде несговорчивым обвиняемым частенько поджаривают пятки и не только.

Опустив плечи, Берта покорно пошла в окружении стражников к закутку под лестницей. Она бросила удивлённый взгляд на монаха — смотри-ка, он и это вынюхал, ищейка проклятая. Но сила была на его стороне.

— Открывай, — велел брат Бенед.

Берта поколебалась немного, но потом подошла к стене, поднялась на цыпочки и нажала на незаметный с виду камень, выступающий под самым потолком узкого пространства. Послышался лёгкий скрип, и большая плита под ногами удивлённых мужчин отошла в сторону, открыв небольшой проход. Один из стражников зажёг факел и двинулся вниз по грубо выбитым в камне ступеням. За ним прошёл граф, и потянулись остальные. Брат Бенед замыкал шествие. Конечно, стражники были начеку, но никто не знал, чего ещё можно ожидать от этой погрязшей в ненависти женщины.

Пространство под лестницей оказалось немаленьким. В дальней его стене была тяжёлая деревянная дверь. По знаку капитана один из стражников открыл её. Потянуло затхлым застоявшимся воздухом с лёгкой примесью непонятного неприятного запаха. Свет факела осветил небольшую комнату, где стояли лишь грубо сколоченные лежанка, стол и два стула. На лежанке они увидели останки того, кто был когда-то хозяином этого замка. Тело не истлело полностью, но сильно усохло, а потом внезапно, прямо на глазах у присутствующих, стало рассыпаться в прах, оголяя белые кости. У всех без исключения мужчин, видавших в жизни всякое, волосы на голове встали дыбом. Зрелище было чудовищно ужасным.

Ночь после заседания суда была нелёгкой для всех, кто присутствовал в зале. Уснуть после всех услышанных и увиденных ужасов было невозможно.

Гильдебранда долго рыдала, уткнувшись в подушку, оплакивая смерть матери. Бедная мама, она была ни в чём не повинна, а её так жестоко лишили жизни. И вспоминала, как сама была близка к такой же смерти. Её спасло чудо, которое явил Господь. Зельда изо всех сил старалась успокоить госпожу и уверяла, что станет сильной и храброй, чтобы защищать её.

Несчастный граф перебирал в памяти прошедшие события. Он корил себя за то, что не сумел связать воедино всё, что произошло в замке, и до последнего доверял женщине, исполненной ненависти и злобы. И ведь он допустил её к своему сыну, эту змею в человеческом облике. Не она ли виновна в том, что сын отгородился от родителей и стал таким мрачным и злым? Завтра же, думал он, завтра, прямо после суда он отправится к сыну и поговорит с ним, наконец. Мальчик невиновен в том, что родился уродом. Это — судьба.

Брат Бенед же был преисполнен размышлений о силе зла и власти, какую оно обретает над человеком. Вот и графиня Ренегинда пала жертвой непомерной жестокости её отца, не осознававшего, что зло порождает только зло, которое может пожрать и того, кто выпустил его на свободу.

Утро началось с заседания суда. Оно ожидалось коротким. Оставалось признать вину обвиняемой и вынести приговор. Граф был готов принять самоё суровое решение, ведь на счету этой женщины было пять смертей, в том числе жизнь графа, каким бы жестоким человеком он ни был, и его дочери, графини. А ещё покушение на жизнь наследницы, которое Берта не смогла отклонить. Этого за глаза достаточно для вынесения смертного приговора.

Но, как показали дальнейшие события, это было ещё далеко не всё.

Когда граф объявил заседание суда открытым, брат Бенед испросил позволения задать обвиняемой ещё несколько вопросов. Берта стрельнула в его сторону острым взглядом и напряглась. Что ещё вынюхал этот недомерок в рясе?

— Расскажи нам, Берта, за что ты убила святого отца, я имею в виду отца Сикста?

Зал замер в очередном потрясении, а обвиняемая взвилась, как пламя костра под порывом ветра.

— Не смей называть его святым отцом, нюхач. Это было чудовище в сутане, исчадие ада на земле. Если бы тогда в замке священником был этот слизняк, отец Нун, возможно, ничего из того, что произошло, не случилось бы. Но мне опять не повезло.

Берта замолчала на мгновенье, потом тряхнула головой. Что ж, говорить, так всё.

— Когда я, измученная всем, что сотворил со мной граф Арнульф, пришла на исповедь к местному священнику, то получила совсем не то, чего ожидала. Он не стал утешать меня и рассказывать о царствии небесном. Нет, он зло усмехнулся и объяснил — единственное, что мне остаётся в моём отчаянном положении, это месть. «Помни, дочь моя, — говорил он, — в святом писании написано: око за око, зуб за зуб. Ты не изменишь того, что уже случилось, но зато получишь ни с чем не сравнимое удовольствие, когда нанесёшь ответный удар».

Я ушла из часовни, совершенно ошарашенная тем, что услышала. Но его слова уже впились в мою душу, и мысли стали работать в новом направлении. Я не знала, что такого могу сделать, чтобы испытать обещанное удовольствие. Но он научил меня. Он говорил, что любое зло, какое только можно измыслить, всё равно будет недостаточным для этого проклятого семейства. Его надо извести под корень. И растолковал мне, как это можно сделать, не подставляя себя под подозрение. И я стала злым демоном семейства, которое ничего не подозревало о страшных замыслах.

Первое же моё убийство — графа Арнульфа — принесло мне огромное удовольствие. Я ликовала и пела в душе. Я, ничтожная служанка, лишила жизни самого хозяина замка, человека, который имел полную, неограниченную власть в своём графстве. А я прихлопнула его, как крысу, и никто даже не догадывался об этом. Потрясающее ощущение!

Я рвалась к дальнейшим действиям, но он охладил мой пыл. Сказал, что всё надо делать осторожно и не спеша, чтобы наверняка достичь цели. Послушав его, я принялась за молодую графиню, которая была в тягости. Её супруга, нынешнего графа, обвиняли в убийстве тестя, но меня это ничуть не смутило. Я знала, что надо делать. Потихоньку, понемногу я подливала яд в питьё хозяйки. Яд, который получила у старой ведуньи на болотах. Он не грозил жизни молодой женщины, но уродовал в её чреве дитя, которое она вынашивала. Когда наследник появился на свет, стало ясно, что моя цель достигнута. Я опять торжествовала. Но он сказал мне, что это только начало игры, и уверил меня, что продолжение будет не менее интересным.

На графа, слушающего эти ядовитые излияния, было страшно смотреть. Ему хотелось сорваться с места и кинуться на эту переполненную злом женщину, грызть ей горло, рвать её голыми руками. И только взгляд брата Бенеда удерживал его на месте, взгляд, обещающий новые открытия.

— Раз за разом, — продолжала, между тем, Берта, — общаясь с этим чудовищем в рясе, я всё больше входила во вкус затеянной мной игры и всё глубже проникалась ядом, который он умело лил мне в душу. Ненависть стала сущностью моей натуры, я жила только ею и свой местью, которая была ещё впереди.

Потом я приложила руку к тому, чтобы графиня не смогла иметь больше детей. Это совсем не сложно, если правильно действовать. Повитуху, которая могла что-то заметить, я убрала с дороги. И пошли годы. Я на время затаилась, но по ночам рисовала себе сладкие картины того, что будет в будущем. Я почитала себя чуть ли не небесным ангелом-мстителем, ведь это семейство проклято, а я помогаю провидению.