— Это всё вам отец Сикст говорил?

— Ну, не только он … — юноша замялся, — кое-что я вижу и понимаю сам.

Эта заминка и то, как поспешно Лиуфрид отвёл глаза, показали дознавателю, что всё здесь куда глубже, чем кажется на первый взгляд, и яд в душу несчастного калеки лил не только почивший отец Сикст, но и кто-то ещё, умный и хитрый. Но зачем? Зачем калечить душу человеку, и так жестоко обиженному судьбой?

— Мне было очень интересно побеседовать с вами, Лиуфрид, — сказал, улыбнувшись, брат Бенед, — но сейчас меня призывают другие дела, и я должен покинуть вас. Хотя с удовольствием загляну к вам ещё, если вы не против.

— Буду рад видеть вас вновь, — ответно улыбнулся юноша своей необычной, исполненной горечи улыбкой.

Часа два потратил брат Бенед, чтобы дождаться, когда Петер спустится, наконец, вниз, и поговорить с ним вдали от посторонних глаз. Пожилой слуга был, действительно, глубоко и безоглядно предан своему молодому господину, и искренне привязан к нему. И его тоже безмерно огорчали изменения в характере его подопечного, которые начали проявляться лет пять назад.

— А что ж произошло тогда, лет пять назад? — вклинил свой вопрос дознаватель. — Напряги память, Петер, постарайся вспомнить, это очень важно. В первую очередь для твоего господина. Поверь, я хочу помочь ему.

Петер, несомненно, был тугодумом, но далеко не дураком. Подумав пару минут, он выложил, что в то время случилось несчастье, и трагически погибла служанка, которая ухаживала за графским сыном, — она упала с лестницы и сломала себе шею. На её место взяли Берту. Она заботливо и даже нежно ухаживала за подрастающим мальчиком, а он отвечал ей горячей привязанностью, возможно даже слишком горячей, с обидой проговорил слуга и прикусил язык.

— Если можно, Петер, я хотел бы хоть краем глаза увидеть все рисунки твоего господина, понимаешь, все. Клянусь тебе всем святым, что это только для блага молодого Лиуфрида.

Петер помялся немного и согласился позднее, после полуночи, когда его молодой господин будет крепко спать, вынести в коридор на минутку его рисунки. Но только на минутку.

— Этого будет достаточно, Петер, благодарю тебя, — и монах отпустил маявшегося слугу, который и хотел помочь своему господину, и боялся допустить ошибку.

Итак, опять Берта. И, возможно, ещё одна убийство, седьмое. Да, похоже, что эта женщина без содрогания буквально шагала по трупам, как по ступеням лестницы, ведущей её к цели. Но какой?

Неотвязные мысли об этом крайне запутанном деле привели дознавателя к нынешнему священнику, отцу Нуну. Это был упитанный мужчина лет тридцати с небольшим, с приветливым лицом, румяными щеками и добрыми близорукими глазами. Мужчина явно недалёкий и не обладающий широтой взглядов. И что можно узнать от такого собеседника? Правда, для замка, охваченного ужасом, он, конечно, полезен — от него так и веет спокойствием и верой в Божью благодать. Но для дознавателя это, пожалуй, пустая трата времени.

И, тем не менее, вопреки ожиданиям, отец Нун поведал брату Бенеду очень интересные вещи. Оказалось, что новый священник прибыл в замок около трёх лет назад, когда скончался прежний, отец Сикст. Не знает ли брат во Христе, как именно умер старый священник? Отец Нун широко открыл удивлённые глаза, немного подумал и выдал неожиданный ответ. Мальчишка-служка в часовне, страшно любопытный и болтливый, говорил ему, что священника нашли мёртвым на полу часовни. Его руки были сведены судорогой, а на лице застыла страшная гримаса. Видно ему перед смертью явился сам дьявол, с таинственным выражением на лице добавил мальчишка. Он, помнится, отмахнулся тогда от жуткого рассказа мальчишки и постарался больше не вспоминать о нём. Служитель Бога, наставительно сказал священник, должен думать о светлом и внушать людям благочестивые мысли.

Ну вот, и ещё одна насильственная смерть выплыла. Какая по счёту? Восьмая.

Дождавшись полуночи, брат Бенед тихо поднялся к покоям Лиуфрида и подал Петеру условный сигнал. Тот вышел сразу же. В руках у него была лампа и кипа пергаментов. Дознаватель быстро просмотрел их. Да, как он и ожидал, рисунки юноши со всей очевидностью показывали, что его не только запугивали картинами конца света, ни и искусно искушали плотским грехом, к которому было неспособно его тело, но одновременно требовало заложенное в мужском естестве сознание.

Да, было, о чём подумать, брату Бенеду. Он снова провёл полночи за рисованием букв и стрелок. Долго хмурился, а наутро пошёл к управителю Дрейхону, и вместе с ним принялся осматривать подвалы старого замка.

В бумагах управителя нашёлся и старый план сооружения, примитивный и малопонятный. Но всё же какую-то ориентировку он дал.

Подвалы замка были огромны. Часть их была заполнена бочками с вином и множеством пустых бочек. В других местах валялся всякий хлам, вроде поломанный столов и табуретов, кое-где попадались изъеденные ржавчиной старые, никуда не годные мечи и воинские шлемы. А где-то вообще царила пустота, и только крысиный помёт напоминал о том, что здесь обитают живые существа.

В этом подвале не нашлось абсолютно ничего интересного, кроме одной странной особенности. Он был переделен стеной на две части, не сообщающиеся между собой и имеющие разные входы. А измерив шагами протяжённость подвальных просторов и помещений первого этажа замка, брат Бенед обнаружил явное несоответствие. Существенная часть подвального пространства была занята чем-то, куда не было доступа ни с одной, ни с другой стороны. Это пространство приходилось как раз на закуток под лестницей. Но там не удалось обнаружить ничего, что помогло бы найти тайное помещение. И всё же оно было. Брат Бенед был абсолютно уверен в этом, как и в том, что попав туда, можно найти ответы на многие вопросы. Но как, как найти путь, тщательно замаскированный прежними владельцами этого сооружения? Управитель Дрейхон ничем не мог помочь дознавателю — он просто никогда даже не слышал о тайном помещении в замке, хотя по логике вещей это было вполне вероятно. Вдвоём с монахом они прощупали каждый камень стены, каждую плиту пола, всё было тщетно. Каменный мешок не желал раскрывать свою тайну.

Два дня ушло на лазание по плитам пола и обследование стен. Пришло время начинать суд над Бертой. Пока что ей можно было вменить только убийство графини и служанок, а также покушение на жизнь наследницы. Но брат Бенед чувствовал всем своим существом, что это далеко не все преступления злокозненной женщины, и впереди ещё раскрытие новых тайн, которые пока что скрываются в тумане.

До начала заседания суда брат Бенед успел переговорить с графом, и они пришли к соглашению относительно некоторых деталей ведения процесса.

И вот суд начался. Граф не хотел делать это внутрисемейное дело достоянием широкой гласности, и потому вызвал для участия в процессе только несколько наиболее доверенных своих вассалов, обычно помогающих ему в наиболее сложных делах графства, и призвал своего личного писца. Присутствовали также молодая графиня Гильдебранда, управитель Дрейхон и его жена Глинит, капитан замковой стражи и несколько простых воинов, уже причастных к событиям.

Привели Берту. Она была бледна, но держалась прямо и уверенно, как человек, не признающий за собой никакой вины.

Граф объявил открытие заседания суда по обвинению служанки замка Берты в убийстве своей госпожи и покушении на жизнь наследницы.

После всех общепринятых формальностей вперёд выступил брат Бенед. Он не стал ходить вокруг да около.

— Скажи нам, Берта, что такого плохого сделала тебе графиня Ренегинда, что ты позволила себе покуситься на её жизнь?

— Я всегда была предана своей госпоже, и никто никогда не обвинял меня ни в чём. Только вы, брат Бенед, почему-то вбили себе в голову, что в смерти графини повинна я.

— Не только графини, но ещё и двух служанок замка, Хельды и Норит.

— Это неправда, я …

Но тут по знаку дознавателя на открытое пространство перед судьями вышел стражник Урик и высыпал на пол содержимое корзины, которую держал в руках. Присутствующие оцепенели. Перед ними лежали расчленённые тела двух больших чёрных змей. Глаза Берты недоверчиво расширились.