— Доброго утра! Это вы к Рузе так тарабаните? Так зря вы. Уехала она, — Из-за цепочки выглядывала дородная дама, укутанная в цветастый шёлковый халат. На голове у дамы в большом количестве красовались папильотки. Разноцветные бантики вместе с цветастым халатом делали даму похожей на диковинный цветок с очень крупной головкой и ещё более крупным стеблем.

— Куда уехала? — растерянно спросила Зельда. — А разве она не утром ехать должна была?

— Было бы неплохо научиться здороваться, — недовольно заметила дама и представилась: — Меня зовут Регина Брыльска, а вы не хотите представиться?

— Простите, пани Брыльска. Я мадам Зельда. Так меня обычно все называют. Я приятельница Рузи. Попрощаться зашла, — ответила Зельда.

— Мадам Зельда? — переспросила пани Регина. — Так вы та самая пани из Парижа, что шьёт такие дивные наряды? Конечно, я о вас слышала. Только пока что не выпадало случая, так сказать, познакомиться лично.

— Так что там с Рузей? Вам что-нибудь известно?

— Ах, да… Рузя… Конечно, известно. Я в последнее время плохо сплю, потому знаю, что ваша приятельница уехала поздно ночью. Она, знаете ли, должна была оставить мне ключ от квартиры, но так и не занесла. Видимо, боялась разбудить, — захихикала пани Регина и почти шёпотом добавила: — А уехала она на авто. На шикарном авто! С весьма презентабельным господином. Только откуда у безродной панянки такие кавалеры?

Пани Регина явно была раздосадована такой несправедливостью.

— Всё понятно, — растерянно кивнула Зельда и развернулась, собираясь уходить.

— Я могу к вам наведаться с заказом? — живо поинтересовалась пани Регина, боясь, что Зельда сейчас уйдёт. — Я недавно купила совершенно шикарный отрез для осеннего платья.

— Да-да… Заходите, буду рада…

Зельда уходила, обеспокоенная скорым отъездом Рузи. Ясно было, что это Гольдман настоял на отъезде ночью. Только зачем он так торопился? Внутреннее беспокойство сначала пробежало холодком по спине, а потом свернулось хладнокровной змеей в желудке.

Зельда спешила домой раскинуть карты.

— Каков подлец! Я его в своём доме принимала, думала, друг семьи! — вопила пани Зеленская в кабинете и бестолково крутила колёса кресла. — А ты куда смотрел? Ты должен был всё контролировать! Виктор! Что ты мочишь?!

Германов стоял красный от злости. Эта инвалидка только что позволила себе орать на него! Да он до сих пор ни одной бабе не позволял такой роскоши. Но права она, права, чёртова баба! Не ей же по улицам в кресле инвалидном кататься. Конечно, он должен был держать всё под контролем. А он, как последний идиот вместо того, чтоб убедиться в слухах, пошёл к Зельде.

Экономка пани Зеленской об отъезде Гольдмана узнала от Францишки Эбель. Той самой пани, что так любила распускать сплетни на весь Жолкев. Она как раз жаловалась мяснику на рынке, что кое-кому и работать не нужно, потому что благополучие само в руки плывёт. Не то, что ей, Францишке, пришлось всю жизнь тяжело работать, а счастья всё нет.

— Вы же знаете, пан Марек, какая она — моя жизнь? И молчание ваше красноречивее слов! — Францишка подняла морщинистый указательный палец с грязным ногтем и погрозила им неизвестно кому. — А она среди ночи укатила, как воровка. Да-да, пан Марек! Именно, как воровка, потому что порядочные люди так не поступают.

Со стороны могло показаться, что у Францишки личная обида засела, как заноза. Но это было не так. С Рузей они не были знакомы, да и с Гольдманом, кажется тоже. А вот пани Регина являлась старой приятельницей Францишки. Она-то и пожаловалась ей, что Рузя обещала ключ от квартиры оставить, а сама обманула и в ночь с любовником укатила. А в квартире Рузи окна выходят на солнечную сторону и Регина так мечтала по утрам кофе пить у солнечного окна. Даже Францишку хотела приглашать.

Марта всё это выслушала молча, ожидая своей очереди, а когда купила свежей вырезки, вернулась домой и всё детально рассказала пани Зеленской.

— Торопились они! Ты понимаешь?! Они торопились! — Пани Зеленская трясла Германова за руку, заглядывая снизу вверх. А он стоял и курил в раскрытую форточку, ни слова не говоря. — Значит, боялся нотариус, что его опередить могут!

— Он боялся, что его зарежут, — тихо сказал Германов и выпустил пару дымных колец.

— Да кому он нужен кроме нас?! — взвизгнула пани Зеленская. Её тонкие пальцы забегали по подлокотникам, и она снова напомнила Германова паучиху. Только сейчас из её сетки вырвалась одна жертва.

Германов вообще не понимал, для чего Зеленской нужен Гольдман. Сделал свою часть работы — всё! Свободен. Заверил документы — ищи другой источник дохода. Здесь ты свою роль уже выполнил. Ну, уехал? И что с того? Документы на управление Фондом здесь, в сейфе, за старинными книгами хранятся.

Германов ждал, когда сможет беспрепятственно к ним добраться, поэтому готов был терпеть Зеленскую столько, сколько нужно. Он даже почти уговорил себя поцеловать этот труп на колёсах. И может быть даже полапать. Только он всё никак не мог выбрать момент, чтобы осуществить задуманное и при этом не выдать брезгливости.

Вчера хотел, но в гостиную вкатилась пузатая дочка Зеленской — Зося. Панянку мутило и она просилась за город, на свежий воздух. Да уж! В её-то положении целыми днями не выходить из комнаты с плотно зашторенными окнами это нужно быть породы Зеленских. Германов уж было подумал, что Зося родит урода, не выносящего солнечного света. А тут вдруг собралась на воздух!..

— Ты что замолчал? — спросила пани Зеленская. — Кто его мог зарезать?

— Тот же, кто мужа вашего зарезал и Веньку-гробокопателя. Да хлопчика того, что на поминках прислуживал. Кто-то в этом деле кроме нас крутится. Знать бы кто…

Германов снова задумался, а пани Зеленская стремительно побледнела и стала на него смотреть не отрываясь. А ведь и прав Германов. Кто-то в этом деле ещё есть. Всех троих один человек убил, как пить дать один.

Пани Зеленская покатила кресло к столу, взяла лист бумаги и стала писать.

— Что пишете? — спросил Германов, заглянув через плечо.

— Список тех, кто в этом деле замазан.

Список получался внушительный. Германов даже присвистнул.

— А Мрозовского, зачем сюда вписали?

— А зачем он свой нос везде суёт? Кто знает, вдруг это он себе карьеру устраивает — людей направо и налево режет.

Пани Зеленская явно нервничала: правая щека подёргивалась, и нижняя губа была искусана чуть не до крови.

«Ишь, как боится пани! А такая храбрая была, когда людей к смерти приговаривала», — думал Германов. Сам он боялся не менее Зеленской. Рука непроизвольно тянулась к горлу и перед глазами возникала картинка, лежащего в уборной хлопчика с перерезанным горлом.

Германов снова закурил и отвернулся к окну. Сейчас он не мог ни под каким предлогом смотреть на Зеленскую. Она у него вызывала стойкую неприязнь и желание выйти вон.

Дождь громко стучал по брусчатке и по оконному стеклу. Зельда по дороге домой купила у пани Марьяны свежей выпечки и теперь заваривала кофе. Тонкий аромат уже обволакивал, успокаивая и давая новые силы. Грязные пузырьки кофейной пены поднялись шапкой над туркой, Зельда быстро сняла её с огня и налила напиток в большую кружку. Сверху плеснула молока и уселась за стол, где её уже ждала карточная колода.

Карты настойчиво липли к пальцам и не хотели раскладываться на столе.

— Что за чёрт!.. — проговорила Зельда недоумевая. — Руки чистые, скатерть застелила тоже чистую.

Наконец, первый расклад лёг в своём порядке, и Зельда непроизвольно потянулась к чашке с кофе. Беспокойство нарастало с каждой секундой. Карты указывали на гроб и казенный дом…насильственная смерть из-за денег…предательство…

Кофе вдруг показался прелым и слишком горьким. Зельда отставила чашку, сложила карты и убрала их в буфет. Решение об отъезде пришло внезапно, но оно было чётким и ясным как Божий день.

— Может, и врут карты… — говорила сама себе Зельда, выгребая из шифоньера одежду. — Ну, так и что? Могу я, в конце концов, переехать?… Конечно, могу… и перееду. Счёт на моё имя открыт, значит, я им и распоряжаться буду.