– А ты?
– А я отказался.
– Почему?
– А на фига мне это?
Петя сел на край койки, склонился к товарищу и заговорил шепотом, точно опасался, что его слова услышат посторонние.
– Меня Самарцев тоже вызывал и тоже предлагал контракт. Я ответил, что подумаю.
– Ты сдурел, Бобёр? – с верхнего яруса свесилась круглая, коротко стриженная голова Валеры Хуторского.
– Почему «сдурел»? – поднял глаза Петя. – Мне деньги нужны, а по контракту заработки приличные. У меня ж родичи семь лет назад взяли ипотеку. А в апреле батя инфаркт схлопотал. Ну какой из него теперь работник? А ипотеку платить надо. Вот я и подумал…
– Ага, а ты не подумал, куда тебя по этому контракту зафигачат? – в голосе Валерки прозвучала злая насмешка. – Теперь всех контрактников прямиком на Донбасс отправляют. А там, Бобрик ты наш неразумный, идет военная операция, а не какие-нибудь учения. Там реально убить могут, а ты деньжат собрался срубить. Идиот ты, Бобёр. Впрочем, чего ожидать от такого тупого животного?
– Зачем ты так? – высокая, крепкая фигура Гриши Колесникова загородила собой тусклый свет лампы. – Я вот дал согласие начальству и подпишу контракт, как только «срочка» закончится. Ты, Хутор, меня тоже идиотом считаешь? – и глянул глаза в глаза Валерке.
Тот предпочел не связываться и молча отодвинулся подальше, демонстративно поправляя подушку.
– И дело вовсе не в деньгах. Там наши ребята кровь проливают. Им помощь нужна. Значит, надо идти и помогать, – твердо заявил Гриша и сел на свою койку, расположенную рядом с койкой Лисина.
– Ну, ты у нас, Колесо, всегда идейным был, патриотом, – хмыкнул Валерка с верхнего яруса.
– Да, и горжусь этим! Потому что я мужик, русский мужик, и оставаться в стороне не намерен. А вот почему ты, Лис, отказался, не понимаю.
Колесников посмотрел на товарища. Но Санька только пожал плечами.
– А я что?..
– Разве тебе деньги не нужны? – вставил вопрос Бобров.
– Деньги всем нужны, но заработать их можно и другим способом, – возразил Санька. – Я просто эту систему не люблю: когда командует тобой какой-нибудь солдафон, а ты вынужден ему подчиняться, потому что ниже по званию. Я этим за год сыт по горло! – для убедительности Санька провел ребром ладони по шее.
– Вот, правильно, – подал голос сверху Валерка, – согласен с тобой, Лис. Ну, год отпахали, перетерпели. Но зачем же лезть в эту яму добровольно? А если хочется адреналина побольше, то проще пойти в МЧС спасателем, пожарным каким-нибудь. Риск – благородное дело! Можно гонщиком в «Формулу-1» заделаться или просто стритрейсером по улицам гонять ночами на автомобиле.
– Ага, – кивнул Колесников, – и угробить свою жизнь без всякого смысла. Но ты у нас, Хутор, всегда был хуторянином. Надо же, какая фамилия у тебя подходящая! – Парни невольно заулыбались, соглашаясь с Гришей. – Твоя хата всегда с краю, по любому вопросу. Ты хоть и сильный, крепкий парень, но в разведку с тобой я бы не пошел.
– Очень надо! – окрысился Валерка.
– Будь ты сейчас на гражданке, наверняка вместе с такими же «патриотами» штурмовал бы Верхний Ларс, сбегая от мобилизации.
– Ничего подобного! Но, говоря по совести, я этих ребят не осуждаю. Глупо рисковать своей единственной жизнью ради непонятно каких целей.
– Как раз цели очень понятные, Хутор, – Гриша вытянулся на койке, подложив руки под голову. – Гадину эту фашистскую добить надо, причем так, чтобы ни через пятьдесят лет, ни через сто, ни через тысячу она голову свою поганую поднять больше не смогла. И ты, Бобёр, соглашайся на контракт. Ты парень совестливый, в отличие от некоторых, от тебя на передовой толк будет.
Петя радостно заулыбался, получив такое одобрение. Но Лисин возразил:
– А я считаю, Гриш, что не стоит навязывать свое мнение Петьке. Пусть каждый сам решает, что для него лучше. Петь, ты подумай как следует, взвесь все за и против. А я точно по контракту не пойду.
Колесников, повернувшись на бок и подтянув колени к животу, подпер голову рукой и улыбнулся во весь рот:
– А чем же таким важным и интересным ты, Лис, собрался заниматься после дембеля, что тебя даже деньги не интересуют?
– Вернусь из армии и сразу женюсь! – заявил Санька, отводя глаза в сторону.
– О, да ты у нас жених! – хором заржали парни и стали прикалываться над товарищем, подталкивая его и отпуская пошлые шуточки.
Лисин разозлился и, выпихивая со своей койки Петьку, вяло отбивался.
– Да идите вы все к дьяволу! Спать пора, устал я.
Вволю пофантазировав на тему женитьбы товарища, ребята угомонились. Вскоре после отбоя в казарме наступила тишина. После долгого, полного трудной работы дня сон быстро сморил солдат. И каждый видел во сне свое будущее.
И только Лисину не спалось. Он долго лежал, уперев взгляд в верхнюю койку, на которой уже мирно посапывал Валерка Хуторской, и мечтал.
Решение сразу жениться на Алинке после возвращения на гражданку созрело давно. За этот год их многое связало. Она писала ему письма, хоть и не так часто, как хотелось бы. Саня звонил ей каждый раз, когда появлялась возможность, хотя телефонами пользоваться и не разрешалось. Но Санька был достаточно изобретательным, чтобы такую возможность находить.
Нет, о любви речи не было. Но он был уверен, что ни одна девчонка не станет писать парню в армию, если не любит его. Да он и сам не решался произнести заветные слова, хотя мысленно повторял их тысячу раз.
Вот вернется домой, купит самый большой букет цветов и явится к Алине. Вот тогда и скажет все, что хранит в сердце. Потому что «любовь» – не то слово, которое можно доверять бумаге или трепать по телефону.
Скорей бы дембель!
* * *
Вернувшись домой, Санька – как был, в военной форме, – сразу отправился к дому бывшей одноклассницы.
По дороге купил самый роскошный букет роз. Волновался так, что дрожали руки, державшие цветы. И упаковочный целлофан шуршал, словно нашептывая ему что-то опасливое, тревожное.
Позвонил в дверь и затаил дыхание, настраиваясь на ожидание. Но дверь тут же распахнулась… На пороге стояла Алина.
В первый момент Санька онемел, забыв все, что хотел сказать и приготовил заранее. Девушка необыкновенно похорошела, хотя… куда уж больше? И так всегда была красавицей. Однако в ней появилось что-то такое невидимое, но ощущаемое на уровне клеток тела. Словно неизвестное науке поле вызывало в этих клетках генерацию тепла. И тепло по капле собиралось в тонкие ручейки, ручейки сливались в большие потоки и текли, текли по руслам вен и артерий, наполняя все тело теплом, плавно переходящим в жар, от которого ускорялся ритм сердца, а дыхание становилось глубже.
– Здравствуй, Алина.
– Привет, Лисин! – Она улыбнулась и вышла на лестничную площадку. – Вернулся?
– Ага. Вот, это тебе.
Санька протянул цветы, не в силах оторвать взгляд от родинки над верхней губой. Сколько раз в своих фантазиях он целовал эту родинку!
– Ох, какой шикарный букет! – девушка с довольным видом прижала подарок к груди.
– Пошли погуляем? – робко предложил он.
– Минуту подожди, я оденусь! – И скрылась за дверью квартиры.
Они долго бродили по улицам родного города. Завернули к школе, в которой осталось сидеть за партами детство, только уже с другими ребятами. Пошли в парк…
Алина держала старого друга под руку, а у Саньки замирало сердце от прикосновения ее нежных пальчиков. Что-то произошло необыкновенное, потому что нелюбимое им время года, самое темное и мрачное, с голыми озябшими деревьями, дрожащими на пронизывающем ветру, с бесконечными лужами на асфальте и неопрятными ошметками сброшенной листвы, вдруг показалось светлым и радостным. И слегка накрапывающий дождь только поднимал настроение.
Они обсуждали все на свете: кто куда из одноклассников поступил учиться или работать, кто из учителей уволился из школы или ушел на пенсию. Вспоминали смешные истории из школьной жизни. Алинка с интересом слушала рассказы про армию, в которых Санька невольно (совсем чуть-чуть) выставлял себя этаким героем. Уж очень хотелось видеть в этих синих глазах восхищение…