Нойон с тоской вспомнил дом. Равнинные раздолья, не имевшие краев, степное разнотравье, звуки, краски, необъятные великие небеса, простирающиеся насколько хватает взора. Табуны прекрасных коней, скачущих по просторам родной степи. Степи, созданной всезнающим и благодетельным богом Тэнгри, творцом всего мира, обитающем на Вечном небе. Беспредельном лазоревом небе. Здесь, в урусутских землях, небо было низким и серым.
Сгущались тени, размывая очертания предметов вокруг. На траву лег сырой туман. Сумерки – самое опасное время суток, время зыбкости и неопределенности, время, когда из нижнего мира под покровом темноты проникают на землю злые сущности. А оврагов и болот в этой части предела Урусут – как ковыля в степи. И каждая впадина может быть входом в подземное царство. Хорошо, что на стоянке горят костры: огонь – могущественная, Тэнгри-богом дарованная людям сила, оберегающая от зла.
До ноздрей Дэлгэр-багатура донеслись ароматы дымка, кипящей похлебки и жарящегося на костре мяса. Ужин обещает быть добрым, а как иначе, пока у него есть лук и стрелы, воин всегда добудет себе пищу. Дайчины[4] Дэлгэра с избытком забили птицы и наловили в силки зайцев, коими щедра эта местность.
Однако земли урусутов изобилуют и другими дарами: леса полнятся дичью и пушниной, а реки – рыбой и жемчугами; земли родят хлеба; деревья истекают диким медом. Города пышны и богаты ремеслами. А маковки своих молельных домов урусуты кроют чистым золотом. Да, Урусут вместе с другими западными пределами определенно достоин чести войти в Великую Монгольскую империю, да хранит ее Тэнгри, благодетельный и правосудный. Так постановил каган[5] Империи Угэдэй-хан, объявив для укрепления славы и национального величия всемонгольский западный поход, целью которого станет небывалое укрепление Империи. Оперевшись на два крайних моря – восточное, где светило ежеутренне встает, и западное, где день ежевечерне тает, – Монголия, по воле великого синего неба, будет царством, над которым никогда не заходит солнце.
Дэлгэр-багатур три года не видел дома и родных, покоряя западные страны и народы во имя Империи и области ее, улуса Джучи[6]. Поход возглавлял Бату-хан, наследник дома Джучи. Хотя все в армии, конечно, знали, что истинный руководитель похода – величайший полководец и стратег Субэдэй-багатур, чей военный гений неустанно расширял границы государства со времен деда Бату-хана, основателя и первого кагана Монгольской империи, завоевателя мира Чингис-хана.
Дэлгэр потеребил длинный черный ус. Борода, как у всех монголов, не могла порадовать его особой густотой, но за усами, предметом своей гордости, он следил тщательно. Он начинал с простого воина, дайчина, и быстро дослужился до нойона, главы сотни. Несмотря на молодость, за военные заслуги уже получил почетный титул багатура. Нойон Дэлгэр надеялся, что поход продлится достаточно долго, чтобы он успел стать тысячником, или, помоги Тэнгри, возглавить даже тумен на десять тысяч воинов. Как бы то ни было, военная служба была пожизненной, Дэлгэр-багатур надеялся, что все успеет. Приблизиться же талантами к гению военачальника Субэдэя можно было только мечтать.
Дисциплина, разведка, непрерывное руководство боем – на них держалась победоносная степная армия, истреблявшая врагов и покорявшая выживших. Через два года после начала похода монгольское войско подошло к границам Урусута. Предел урусутов сопротивлялся свирепо, бои шли ожесточенные. Но никому не под силу одолеть монголов, которым покровительствует сам Тэнгри-бог.
Тех, кто отказался сдаться, уничтожили, а их города разрушили в назидание другим. Пали Рязань, Коломна, Москва, Суздаль, Владимир и еще десятки городов, признав власть чингизидов. Урусутские земли вошли в подданство Великого хана, став частью улуса Джучи. Среди урусутов прижилось второе имя улуса: Золотая Орда.
Послышалось негромкое ржание и Дэлгэр-багатур поспешил в ту часть лагеря, где, расседланные и привязанные арканами к жердям из срубленных молодых берез, стояли кони. Хоть он и был нойоном, но предпочитал лично вникать во все дела: и в чрезвычайно важные и в самые незначительные. Дайчины ценили отеческую заботу и надзор своего багатура, в отряде Дэлгэра никогда не случалось междоусобных распрей и беспорядков. Вот и сейчас, миновав караульного, нойон пришел самостоятельно выяснить причину беспокойства животных.
По стаду снова пронесся ропот и теперь уже и сам Дэлгэр услыхал далекий протяжный волчий вой. Ответом на него стало очередное испуганное конское всхрапывание.
Волки. Духи предков. Нойон расслабил плечи. Волк – предок всех хунну, приносящий удачу. Очевидно: волка послал Великий Тэнгри, это знак его присмотра и радения. Не зря в честь прародителя в рядах монгольских победоносных знамен колыхались стяги с волчьей головой.
Ветерок принес легкий запах лошадиного пота, он исходил от складированных здесь же конских панцирей. Можешь сам не надеть доспехи, но боевого коня ты всегда обязан защитить, таково было неписанное правило Дэлгэра. Он скользнул взглядом по личинам и деталям брони: всестороннее прикрытие коня обеспечивали кожаные пластины, соединенные ремешками и обмазанные варом для защиты от влаги. Позволительно было использовать и металлические кольчуги, но Дэлгэр-багатур не хотел утяжелять животных.
О, эти монгольские лошади! Маленькие, лохматые, но выносливые и сильные. Империя покорила половину мира, исключительно благодаря этим коням. Всё, куда ступали их твердые крепкие копыта, становилось Монголией. Дэлгэр отыскал своего, огляделся – не видит ли кто! – и прижался щекой к теплой шее верного боевого друга. Конь запрядал ушами и приветливо зафыркал хозяину в ответ. Свободолюбивое и скромное существо. Если кто и мог вызвать теплые чувства в ожесточенном, закаленном боями сердце Дэлгэра, так это его конь. В отличие от других воинов, он хоть и чередовал лошадей, чтобы всегда ездить на свежей, но питал привязанность только к своему коню. Конь также был предан нойону, следовал за ним повсюду и откликался по свистку. А ведь монгольские лошади дикие и самостоятельные, сами пасутся, сами находят пищу. Но при том добронравны и послушны. Для управления ими не нужны шпоры.
Дэлгэр опустил глаза и взгляд его уперся в сапоги. Прекрасные кожаные гуталы с загнутыми носками все покрылись гнусной липкой местной грязью. Нужно велеть почистить.
Ветер усилился. Нойон, не надевший шапки, ощутил холод. Волки притихли и лошади вернулись к прежним занятиям: отдыху, водопою, щипанию сочной зеленой травы. Дэлгэр последний раз потрепал коня по загривку и направился к костру, на фоне которого маячил темный силуэт.
Грязь была лишь малой толикой всех затруднений, постигших его в урусутской земле.
Основное наступление монгольской армии на города было совершено зимой, когда реки, болота и земли замерзли, покрывшись крепким, пригодным к переходу настом. Стремительные броски степного войска по льдам урусутских рек в красоте и скорости могли сравниться с полетом Великого Тэнгри в образе черной птицы. Теперь же, когда до Новгорода оставалось всего ничего, разверзлись хляби. Передвигаться стало сложно. Лошади вязли и по колено проваливались в жидкую грязь. Стенобитные орудия, камнеметные машины, повозки с добычей – тяжелое, все это едва удавалось сдвинуть с места. Войска застревали в густых урусутских лесах, полных нечисти и духов. Все чаще случались задержки и потери живой силы. Наступила весна, а с ней пришла распутица. Мудрый Субэдэй-багатур приказал вернуться в Степь. Тумены[7] великой армии развернулись и пошли обратно.
А отряд нойона Дэлгэра при отступлении заблудился на болотах, раскинувшихся среди бескрайних лесов. Лошадей засасывала трясина, людей поразила неизвестная болотная хворь. Они никак не могли выйти из леса, как будто кто-то водил их по кругу. Несколько воинов утонули в коварной топи.
