Они проезжают мимо какой-то гостиницы: кажется, это уже пригород Карлайла. Дорога пуста и освещена как-то кусками: где жилые дома есть, там фонари и стоят. А потом еще полмили в темноте. Интересно, где сейчас Леон и Тыковка? Они отстали на трассе и даже не в курсе, что Гэри с Джеком подобрали пассажира.

Ну и скандал будет.

– Не сбивал, – спорит Гэри и приглядывается, где можно остановиться. – И потом, мы почти на месте. Как договаривались.

– Мы даже в город не заехали! – переходит та на крик.

– Тише будь, – обрывает ее Джек. – Не в караоке.

Гэри качает головой и неторопливо катится дальше.

– Это Карлтон, тупица! – Кристи начинает метаться от окна к окну. Дома заканчиваются, и они въезжают в темноту. – Как я до Карлайла доберусь?

– Не моя проблема.

Машина подпрыгивает вместе с Кристи, в которую словно демон вселяется. Лишь бы головой крышу не пробила… Или вмятину не оставила. Черт, вот теперь еще и с сумасшедшей наркошей разбираться посреди ночи.

Чем, интересно, они так провинились перед судьбой? Как будто все против того, чтобы они угоняли эту тачку. Или она заговоренная?

– Блядь, – сквозь зубы цедит Гэри.

Джек поворачивает голову: впереди вырастает машина дорожной инспекции. Им показывают остановиться.

– Гони, долбоеб! – орет Кристи, хватаясь за спинки сидений. – Быстрее!

– Завали, – Гэри толкает ее назад и сворачивает на обочину, – сидим в машине.

– План? – уточняет Джек.

– Не знаю, – вздыхает тот. – Сейчас разберемся.

Понять бы еще, зачем их остановили… Хотя одно точно ясно: они в жопе. Джек открывает бардачок и достает оттуда свой пистолет. Пока диббл[21] идет к машине, он успевает зарядить его и спрятать руку между сиденьем и дверью.

Не нервничать. Главное – не нервничать. Правда, смотреть на то, как Гэри и сам неловко ерзает в кресле, не помогает аутотренингу. Возможно, и есть шанс на то, что диббл поговорит с ними о поведении в машине и отстанет, но он ничтожно мал. Джек не стал бы на него рассчитывать.

Гэри приоткрывает окно и чуть высовывается, не давая подошедшему заглянуть в салон.

– Добрый вечер, офицер, – спокойно произносит он. – Что-то не так?

– У вас все в порядке? – доносится встревоженный голос.

Джек слышит, как кликает замок двери сзади, но не успевает отреагировать.

– Выйдите из машины, пожалуйста, – говорит диббл. – И подготовьте документы.

Черт. Черт, черт, по закону Гэри не обязан выходить… Но отказ вызовет лишние подозрения. Хорошо, что не Джек за рулем: его бы уже парализовало от паники.

– Хорошо, офицер, – откликается Гэри и поворачивает голову, коротко кивая. – Посидите спокойно.

Пока он выходит, Джек оглядывается назад и понимает, что Кристи уже нет, а дверь полуприкрыта. Мелкая мразь! Из-за нее их остановили, а она дала по съебам, как только запахло жареным.

– В Глазго едем, – слышится голос Гэри, – к родственникам.

– Сэр, – диббл наклоняется и понижает тон, – что лежит у вас на заднем сиденье?

Джек снова оглядывается: теперь он замечает пакетик с белым порошком, валяющийся посреди заднего. Светлое пятно четко выделяется на фоне темного салона… Это наркота. Кристи сбросила вес и съебалась, подставив их, как сраных детей.

Нужно выйти из машины и предупредить Гэри. Блядь, угнанная тачка и наркота на заднем сиденье – что еще в этой поездке может пойти не так?

Сжав пистолет в руке, Джек открывает дверь.

Цветочек

– Мисс Мендоса.

Бен Дженкинс, кажется, караулит ее у лестницы. Флоренс чувствует укол вины: должна была забрать его работы еще две недели назад, но была слишком занята поездкой в Париж. Понятно, что он ждет, но и сам виноват: стоило напомнить о себе.

– Привет, – натягивает улыбку она и кивает. – Как дела?

– Хорошо… – с подозрением тянет Бен. – Скажите, пожалуйста…

– Работы готовы?

– Нет, – отводит глаза тот. – Мне нужно еще немного времени.

– Бен, – Флоренс выпрямляет плечи и смеряет его взглядом, – ты попросил месяц на доработку, прошло почти два. Думаешь, мое предложение будет актуальным вечно?

На самом деле даже хорошо, что он не закончил. Совесть моментально затыкается: это не Флоренс задержалась с исполнением своего обещания. Он сам не дает себе ухватиться за шанс на успех.

– Я понимаю, – кивает Бен. – Простите, если подвожу.

– Ты подводишь только самого себя. У меня достаточно желающих занять то место, на котором должны висеть твои картины. Что с тобой, перфекционизм? Или самосаботаж?

– Закончу через неделю, – вскидывается тот.

– Буду ждать.

Флоренс проходит мимо него. Можно было и не вести себя как тварь. В конце концов, у парня появился единственный шанс выбиться в люди. И это не Мартин, за которым она бегала ради своего «сегодня», – Бен вполне может поработать на ее будущее. Он талантлив, и это не увидит только идиот.

Еще бы не гнался за собственным идеалом, вообще был бы золотом.

Правда, Флоренс давно поняла: молодым художникам нужна жесткая рука. Чем больше понимаешь и разрешаешь, тем плотнее они сжимают ноги вокруг твоей шеи. А образ профессионала – да, похоже на Миранду Пристли[22], что теперь? – помогает держать дисциплину. Иногда даже ее создавать.

Сегодня Флоренс опаздывает на работу: никак не может встроиться в привычный график. У нее с обеда запланированы четыре встречи в центре, остальное нужно успеть до этого. Задачи копятся, как снежный ком: она до сих пор не разобралась с новой формой финансового контроля, которую предложил Джек. И еще Ирма заболела, так что нужно хоть на один день выйти в смену в галерее, чтобы разгрузить остальных.

Моника, правда, говорит, что они справляются. В последнее время она берет на себя все больше ответственности, и Флоренс не знает, радоваться ли этому. С одной стороны, здорово разделить с кем-то свою работу, особенно изнуряющую рутину. С другой – иногда кажется, что она теряет контроль над ситуацией. Как бы ни была хороша Моника, ей не хватит видения управлять галереей.

Флоренс паркуется на своем привычном месте, слыша трель телефона. Кому, интересно, она понадобилась так рано? В мире искусства звонки до полудня считаются моветоном.

Мама. Хорошо бы она просто соскучилась – не хочется думать о причинах похуже.

– Привет, мам, – вздыхает она.

– Флоренсия, доброе утро, – официально начинает та. – Ты на работе?

– Только приехала. Что-то случилось?

– Если ты помнишь, я рассказывала о художнике из нашей семьи, Тьяго Морено.

– Мама…

– Он приехал в Нью-Йорк. Мы с ним зайдем к тебе в гости через час, – безапелляционно заявляет мама.

– Я буду занята.

– Найдешь время, – отрезает та. – Флоренсия, мы обязаны помогать семье. Я не так много прошу – посмотреть его работы. Может, дать совет или направить. Мы не для того кормили тебя все четыре года, чтобы ты теперь от семьи нос воротила.

Флоренс вздыхает, прикусывает губу и закрывает глаза: мама пошла ва-банк, разыграв карту «мы тебя кормили».

– Поняла. – В собственном голосе слышится непрошеная обида. – Мама, а ты совсем не хочешь узнать, как у меня дела?

– Мы увидимся через час. Тогда и расскажешь.

Мама отключает звонок, и Флоренс проглатывает подступившие слезы. С самого возвращения из Парижа это первый раз, когда мама вспомнила о ее существовании.

Почему для нее племянник важнее собственной дочери? Она все время твердит, что семье нужно помогать, но на саму Флоренс постулаты, кажется, не распространяются. И это самое обидное.

В галерее тихо: Моника сидит в ноутбуке и поднимает глаза, когда входная дверь открывается.

– Привет, – улыбается она и кивает на экран, – набрасываю текст к новой работе Мартина.

Флоренс оглядывается, пытаясь вспомнить, кто еще из девочек сегодня должен быть на работе.