– Подожди, пожалуйста, – тянет он ее вниз, заставляя сесть рядом.

Она слушается, и это еще более странно, чем мягкость во взгляде. Джек целует ее руку в тщетной попытке снова зажечь игривые огоньки внутри Флоренс. Она же становится только серьезнее.

– Ты хочешь о чем-то поговорить, – спокойно произносит он.

– Верно. Но для этого разговора тебе нужен джин. Много джина.

– Так и знал, что однажды ты спросишь. – Джек откидывается на подушках и прикрывает глаза.

Воспоминания о матери – не лучшее, что есть в его жизни. Они хранятся в наглухо закрытой коробке в дальнем углу сознания, но и оттуда прорываются в самые ненужные моменты.

Из-за этого он чаще, чем хотелось бы, просыпается по ночам. Конечно, в его кошмарах много персонажей, но мать умудряется проникнуть в каждый из страшных сюжетов, вставляя свои комментарии, становясь обвинителем, судьей и палачом.

– Я просто хочу лучше понимать тебя. – Флоренс взбирается на кровать с бутылкой и двумя роксами.

– Не то чтобы я что-то скрывал, – с трудом улыбается он, – не думай так, пожалуйста.

– Не хочешь вспоминать?

Она вкладывает ему в руку рокс и убирает бутылку. Поджимает под себя ноги, открывая Джеку восхитительный вид.

– Подсядешь ближе? – спрашивает он.

Сейчас рукой не дотянуться, но если она будет хорошей девочкой еще минутку… Тогда его пальцы смогут доставить ей удовольствие, которое нужно им обоим куда больше, чем грустные разговоры о детстве.

Флоренс перехватывает его взгляд и качает головой:

– Я сейчас еще и ноги сдвину, если тебя это отвлекает.

– Мне нравится то, чем ты меня отвлекаешь.

– Джек, – делает глоток джина она, – ты можешь позволить себе побыть больным?

– Я не болен. Пропустил пару ударов, но посмотри, – он показывает на свои губы, – самые важные части остались целыми.

– Думаешь, я не переживу, если выйду из твоего дома без оргазма?

– Нет. Это я не переживу.

Джек не может оторвать глаз от ее соблазнительного тела. Каждый изгиб – как обещание, и что бы Флоренс ни говорила, он замечает затвердевшие соски, которые выдают возбуждение.

– Пожалуйста, – просит он. – Хочу, чтобы тебе было хорошо. По-дружески.

Она прикрывает лицо рукой и смеется над этим уточнением. Грудь поднимается чуть чаще, а в глазах начинают плясать уже знакомые искорки.

– Ладно, – хитро отвечает Флоренс, – но я не буду пользоваться твоей беспомощностью. Или буду, тут вопрос восприятия.

Сделав еще один глоток, она убирает рокс, откидывается назад и открывается ему полностью. Дыхание у него перехватывает: изгибы так манят, что Джек невольно тянется к ним руками, забыв о больных ребрах.

– Лежи на месте.

Предупреждение звучит хлестко, заставляет послушаться, как приказа. Флоренс с кошачьей грацией опускает руку между своих ног и накрывает пальцами клитор. Джек машинально облизывает тут же пересохшие губы.

Это лучше, чем порно. Как включить запись экрана в голове, чтобы она осталась там навсегда? Флоренс ласкает себя так, как ей нравится, и хочется запомнить каждое движение. В следующий раз эти сладкие несдержанные стоны будут предназначаться только ему.

Джек с трудом удерживается от того, чтобы не скинуть чертов ледяной компресс и не усадить ее на себя, но это ведь Флоренс его сделала. Уничтожить ее труд? Нет, удовольствие, даже настолько желанное, не стоит того. Пальцы не дотягиваются на жалкий десяток дюймов… Он так и застывает с вытянутой рукой.

Она наслаждается эффектом из-под полуприкрытых век. Смесь торжества и желания на ее лице прекрасна, и Джек успевает пожалеть, что не родился с талантом художника. Она была бы его музой, его жизнью и смертью. Флоренс и сейчас уничтожает сознание, не давая прикоснуться к себе, и одновременно пробуждает каждую клетку тела, дарит воспаленному сознанию картину, которая должна заместить собой любой кошмар.

– Пожалуйста… – Собственный голос вырывается хрипом.

– Пожалуйста что? – прерывисто спрашивает она.

– Хочу попробовать тебя на вкус.

Низкий грудной смех издевается над ним, только возбуждая еще больше. Флоренс придвигается совсем немного, но этого достаточно: Джек сам подтягивает ее ближе, входит сразу двумя пальцами и чувствует, как она отзывчиво сжимается в ответ.

– Да, – шепчет она, – именно так.

Флоренс замедляет свои движения, отдавая инициативу ему. Всего два пальца нужно, чтобы быть тем, кто заставляет ее дыхание замереть. Проходит совсем немного времени, прежде чем она взрывается стонами и обессиленно опускается на кровать. Ее волосы укладываются в темный порочный нимб. Джек даже вытягивает голову: господи, почему это так красиво?

Сейчас бы попробовать ее на вкус, когда восхитительное тело расслаблено и ритмично сокращается от оргазма. Это ведь самый сладкий момент… Джек опускает пальцы в джин и с удовольствием, словно варвар, облизывает их.

– Какая же ты вкусная, – вырывается у него.

Цветочек

Флоренс с удовольствием потягивается, укладываясь рядом с Джеком. Компресс чудом не развалился, но это кажется совсем уж мелочью. Его глаза… То, как он на нее смотрел, не сравнить ни с чем: в его взгляде смешались желание, восхищение, ребяческий восторг и еще что-то, что определить невозможно.

Никогда до этого Флоренс не замечала в себе склонности к эксгибиционизму. Не то чтобы она требовала выключить свет, прежде чем разденется, но устраивать кому-то персональное шоу, как дешевая стриптизерша? Такого еще не было.

Голова немного кружится – то ли от джина, то ли от количества открытий, которые она сегодня сделала о самой себе. Флоренс Мендоса, да ты та еще штучка…

– Богиня, – еле слышно шепчет Джек.

Его рука нежно сжимает ее бедро, посылая по коже новую порцию мурашек. Неужели так бывает? Сложно даже объяснить то, что между ними происходит. Флоренс пытается собрать мысли в кучу, но они предательски разбегаются.

Джек Эдвардс – великолепный любовник. Об этом можно было догадаться, когда девочки из галереи возвращались после выходных с ним со сладкой пеленой на глазах и загадочными улыбками, которые не стирались несколько дней. Но если раньше Флоренс думала, что он какая-то секс-машина, то теперь точно знает: дело не в интенсивности и не в скорости. Просто у него настолько влюбленный взгляд, что не чувствовать себя особенной невозможно. Хотя в обычной жизни ни за что не догадаешься, что он так может.

Джек Эдвардс – отличный друг. Он вмешался в их разговор с Уэбером, дал Бри отчитать себя, как мальчишку, и вообще словно был готов защитить Флоренс от любой неприятной ситуации. И за те пару недель, что они находятся в новом статусе, он ни разу не подвел. Даже когда ей хотелось просто посидеть с кем-то в обнимку на крыше, потому что вечер казался совсем невыносимым, он приехал.

Джек Эдвардс – хороший человек. И от этого реальность окончательно размывается. Флоренс знает его уже три года, но никогда не думала, что этот эпитет ему подойдет. Он каждый день разговаривает с бабушкой и добродушен с обслуживающим персоналом. А еще они не были друзьями, когда он пощадил ее чувства и соврал о том, что Гэри уехал жить к Тыковке.

Сейчас Джек Эдвардс улыбается, с этим своим сияющими и даже ребяческим взглядом, и совершенно невозможно понять, как они оба оказались в этой точке. Он поднимает руку и приглашает ее улечься ему на плечо. Флоренс замечает шрам слева от его груди. Один из многих.

– Это у тебя давно? – осторожно спрашивает она.

Он морщится, косится на шрам и тянет ее на себя. Ей становится некомфортно: зачем спрашивать? Сама же видит, что ему неприятно, но продолжает возвращаться к этой теме.

Наверное, дело не в любопытстве. Они друзья, и хочется понять, почему Джек такой. Ведет себя как самоуверенный ублюдок со всеми, кроме близких, и в нем так много нежности и чувственности, но он предпочитает оставаться для мира просто Факбоем.