– Но я же спросила не об этом, – мягко возразила Аллегра. – Я спросила, не питаете ли вы к ней сердечной привязанности.

Его смущенное молчание было красноречивее всяких слов. Девушка рассмеялась тепло и сочувственно:

– Вот интересно, правда ли вы пытались их отговорить приехать сюда?

– Долг перед хозяином я ставлю превыше всего, невзирая на собственные желания, – напыщенно заявил управляющий, как будто иного и быть не могло. Однако в следующий миг у него вырвался тяжелый вздох: – Но ты права. Я рад, что они проявили упорство. – В его мягких серых глазах читалась грусть. – Она всего дважды посетила Бэньярд-Холл. А у меня такое чувство, словно я знал ее всю жизнь. Дивное создание, от одного ее присутствия становится светлее на душе…

– А она отвечает вам взаимностью?

– Сие мне неизвестно.

– Так почему вы до сих пор ей не открылись?

– Этому не суждено случиться. – Он нахмурился и взмахнул рукой так, точно прогонял непристойные мысли. – И довольно об этом.

– Но, мистер Бриггс… – Аллегра не желала мириться с тем, что такой достойный джентльмен так несправедливо страдает от неразделенной юношеской любви.

– Нет. – Управляющий решительно выпрямился. – Ты опять забываешься, девушка. А я – человек чести. И долга. Между прочим, у тебя тоже имеются обязанности. Миссис Ратледж сказала, что завтра ты собралась в Ладлоу.

Что ж, он прав. Не ее это дело.

– Да, – кивнула Аллегра. – Мне обязательно надо там побывать. Аптеки в Ньютоне слишком бедны, в них не найдешь многих вещей, необходимых в буфетной. К примеру, амбры или флорентийских ирисов.

– Ладлоу – это не Ньютон. И кое-кто, если вдруг очень захочется, может там исчезнуть. Надеюсь, ты не забудешь о том, что с лордом Ридли у тебя подписан договор.

– Мистер Бриггс, – выпалила она, – не вы один воспитаны с понятием о чести. И я непременно «исчезну», но только тогда, когда его милость освободит меня от договора, – и ни минутой ранее! Уж не считаете ли вы меня такой же, как прочая челядь – толпа бесстыжих, нечистых на руку и бойких на язык лентяев? – Девушка не удержимо закипала от гнева. Ее пестик стучал по ступке с такой силой, словно должен был кого-то убить. – Неужели вам на все наплевать? Они постоянно воруют у его милости, а вы даже не замечаете?

– Я все замечаю, – горестно скривился Бриггс. – Но всякий раз, когда я указывал на это лорду Ридли, он начинал потешаться надо мной и обращал все в шутку. А если я осмеливался настаивать, то просто приказывал не лезть в дела миссис Ратледж. Ведь это она отвечает за слуг в особняке. И я понял, что он знает обо всем, что творится в Бэньярд-Холле – не важно, трезвый он или нет. Полагаю, это его развлекает. Порой кажется, что виконт сам провоцирует слуг на кражи. Он может послать лакея купить платок, дать ему денег на целый гардероб, а потом не спросить о сдаче. Нет, он не слеп и видит и воровство, и махинации со счетами. – Тут Бриггс совсем помрачнел. – И чтобы угодить ему, слепым приходится притворяться мне.

Аллегре стало стыдно. Управляющий совершенно не заслужил ее упреков. В конце концов, это хозяин, а не слуга возвел в обычай всеобщее воровство. И что может поделать Бриггс, если Ридли твердо решил пустить по ветру свое богатство?

– Простите мою резкость, мистер Бриггс, – сказала она.

– Тебе следует получше следить за своим языком. – Нарочито суровый вид Бриггса не вязался с его мягким тоном. – Иначе наживешь большие неприятности, Несмотря на внешнее равнодушие ко всему, его милость весьма вспыльчив. По-моему, гнев просто дремлет в нем до поры до времени. И ты уже не раз сподобилась его разбудить. Как бы в один прекрасный день не дошло до рукоприкладства. – Он всмотрелся в ее лицо и грустно покачал головой: – И даже этим тебя не проймешь, верно? Это написано у тебя в глазах.

– Хотите, я расскажу вам о настоящей боли и страхе, мистер Бриггс? – криво улыбаясь, предложила девушка.

– Уж не осчастливят ли меня историей жизни загадочной Аллегры Макуорт? – добродушно засмеялся управляющий.

– Возможно, нынче такой день, когда открываются сердца, – заметила она, выразительно кивнув в ту сторону, куда только что ушла леди Дороти.

– Я сохраню твою тайну, если ты сохранишь мою, – невозмутимо ответил Бриггс.

– Вполне справедливо. Ну что ж… В детстве мы с матерью жили в Колониях. Она была служанкой по договору. Работала экономкой у богатого сквайра, который купил договор на семь лет. И каждую ночь, вплоть до самой ее смерти, этот жирный боров врывался к нам в комнату и насиловал ее. А потом она переползала в мою убогую кроватку, прижимала меня к себе и плакала, пока не высыхали слезы..

– Аллегра… – потрясенно прошептал Бриггс.

Она с трудом перевела дыхание: оказывается, даже после стольких лет боль совсем не ослабла.

– Я все помню, как будто это было вчера. Наверное, этот ужас будет преследовать меня до самой могилы. Мама была такой хрупкой. И я работала за нее в меру своих детских силенок, чтобы спасти ее. Потому что в моем детском мозгу жила уверенность, что когда сквайр Прингл увидит, как старается моя мама, он оставит нас в покое. – У нее вырвался горький смех. – Детские мечты!..

– Значит, у тебя было доброе сердце еще с детства!

– Доброе сердце – роскошь для дураков, – пожала девушка плечами. – Вот и у нее было доброе сердце. И не было сил, чтобы спасти самое себя. Она умерла от непосильной работы, а до конца срока оставалось еще два года. И сквайр сказал, что ее долг переходит ко мне. Что я могла поделать? Я подписала его проклятую бумагу. А с ней еще одну, в которой он обещал оплатить мое путешествие в Англию – за год работы.

– Всего три года?

– Три года. Однако он очень быстро обнаружил, что я уже не ребенок. Я поклялась, что ему не удастся пользоваться моим телом, как он пользовался маминым. Я поклялась, что скорее убью либо его, либо себя.

– И твоя решимость его остановила?

– Господь свидетель, нет. Это был сам дьявол. Начисто лишенный сердца. Но и трусливый к тому же. Он попытался взять меня, но я отбивалась как бешеная. Прингл понял, что не сумеет меня сломить, как сломил маму. Ведь он упивался ее слезами и нарочно придирался к каждой мелочи по сто раз на дню. Но со мной у него ничего не вышло.

– Удивительно, – потрясение заметил Бриггс. – Твои глаза по-прежнему сухие!

– Я привыкла лить слезы по другим, мистер Бриггс. На себя у меня слез не осталось. – Она вздохнула. – Но Прингл не желал сдаваться. И он отправил меня в услужение к старой деве, собственной тетке, у которой была огромная ферма в предместье.

– А, какой-то простой старухе? Чтобы сломить твой дух?

– Эта «простая старуха» оказалась еще почище сквайра. Хаммер Прингл была хромой от рождения и успела возненавидеть целый свет. У нее была большая ферма и столь же непомерная жадность. Она всерьез полагала, что со всем хозяйством вполне могут управиться двое слуг.

– И с фермой, и с домом? – не поверил своим ушам Бриггс.

– Вот именно. Моим товарищем по несчастью был старый забитый негр. Раб. Мы гнули спину от зари до зари, пахали, пололи и мотыжили землю. А когда у нас уже не оставалось сил, чтобы работать в поле, старуха заставляла нас трудиться по дому. И я принималась стряпать и в то же время должна была изображать из себя личную горничную мисс хозяйки. Раз в месяц она отправлялась в церковь и возвращалась оттуда, полная рвения искоренять дьяволово семя и грех в самом зародыше. Для нас это означало порку – такую, что по спине текла кровь.

– Но ведь есть же законы против подобной жестокости, – не выдержал Бриггс, невнятно чертыхнувшись.

– Они для слуг по договору, а не для рабов. Я попыталась протестовать только однажды. Тогда она всыпала негру за двоих и поклялась, что и впредь он станет получать и за себя, и за меня, если я не покорюсь. – Аллегре вдруг показалось, что ожившие воспоминания когтями впиваются в самое сердце. Она долбила и долбила траву своим пестиком – все быстрее и быстрее, вкладывая в это все силы, и зажмурилась от невыносимой боли. Но вот на руку легла дружеская ладонь, и боль немного ослабла.