На доли секунды все замерли. Джинн, занесший свое оружие над шеей Сергея — этот удар гарантированно лишит его головы. Осирис с распахнутыми в недоверчивом удивлении глазами и раскрытым ртом. Практически мертвый Урил, чья окровавленная рука, сжимающая вырванное сердце, торчала ровно между лопаток Господина. И адепты, только сейчас развернувшиеся, в попытке догнать прорвавшегося Губителя.

А потом все словно бы отмерли и суккуба выпалила одно слово:

— Жги!

И я, каким-то шестым чувством поняв, что это сигнал к атаке, среагировал. Выпустил из каждой руки по огненному лезвию, и бросился на адептов. Справа и слева неслись Кара и Эстр.

Водяной хлыст опустился, отрубая Урилу голову. После чего джинн развернулся и побежал-потек-поплыл в сторону выхода. Я же, взревев от гнева, замолотил клинками еще быстрее.

И, удивительное дело! Теперь каждый мой удар достигал цели. Будто после гибели своего господина, адепты утратили волшебную ловкость и везение. Став обычными и не слишком опасными для нас противниками.

Хотя, сопротивляться они не перестали. Резали, кололи, стреляли. Кто-то попытался, подобно джинну, свалить. Но в считанные секунды мы втроем перебили их всех. Ни один не смог уйти. Кроме джинна, успевшего покинуть и коридор и мой слепок.

Преследовать я его не стал. Сил на это уже не было, я, похоже, вычерпал свое Пламя до едва тлеющего уголька. Ничего, приду в себя, восстановлюсь и объявлю охоту на этого урода!

Сейчас же я просто упал на колени возле мертвого тела Урила (и Осириса, с которым они даже в смерти не расцепились), и уставился в распахнутые глаза отрубленной головы.

— Зачем? — спросил едва слышно. — Зачем ты так поступил? Что это было, вообще, а?

Пусть мы и были знакомы всего пару дней, жившие в нас осколки памяти добровольных отступников, делали нас почти братьями. И я по настоящему сейчас горевал. Будто потерял родственника, с которым мы были знакомы с рождения.

— Осирис запер нас во временной петле. — так же тихо пояснил Эстр, опускаясь на пол рядом со мной. — Использовал жемчужину с ожерелья Хуахет. Это и был его план с самого начала.

Я уставился на него ничего не понимающим взглядом. Какая еще Хуахет? Причем тут ее жемчужина, какая-то временная петля, а главное — как это связанно с тем, что Урил просто пошел и самоубился от адептов с джинном, забрав с собой и жизнь Осириса? Сатир вздохнул, и начал объяснять.

Хуахет была одной из соратниц Осириса — еще того, древнего. И умела создавать петли, в которых событие закольцовывается в одном временном промежутке, повторяясь раз за разом. Это заклинание она поместила в каждую жемчужину своего ожерелья. И одну из них, последнюю из оставшихся с незапамятных времен, Осирис — уже наш, теперешний, — носил на шее.

Когда он понял, что выбраться живым у него не получится, то решил артефакт использовать. Для вида согласился на мои условия, подписал документы и вышел якобы на честный поединок. Позволил мне победить в создании слепка, а когда я это сделал, разбил жемчужину. И мы, все кто вошел в слепок, оказались во временной петле.

Кроме Урила. Он сумел распознать заклинания, и даже защитился от него, но не успевал меня об этом предупредить. Слишком быстро все происходило. Осирис бросал на меня адептов, я их убивал, Господин перезапускал петлю, и они, снова живые, бежали ко мне, уворачиваясь от прошлого смертельного каста. До следующего.

Но для Падшего жизни и смерти сторонников не были проблемой. Главное, что он мог постоянно проигрывать одну и ту же ситуацию бесчисленное количество раз, постепенно продавливая мою защиту и приближаясь к победе.

Сколько раз Урил просмотрел этот бесконечный реплей, сатир не знал. В последней перезагрузке, которую я воспринимал, как единственную версию событий, он приказал защищать меня, а сам бросился в атаку. Цель была простая — убить Осириса и разорвать петлю. Вот только сделать это можно было только одним способом — пожертвовав собой.

До последнего уверенный в том, что собственная жизнь для Губителя значит не меньше, чем своя — для Господина, Осирис не перезапускал петлю. Изучая, что будет делать противник. Но просчитался и лишился сердца.

— Долбанный фанатик! — воскликнул я, когда до меня дошло все сказанное. — А по-другому никак нельзя было?

— Видимо, нет. — пожал плечами Эстр. — Наверное, он уже много раз просмотрел бой до того, как принять такое решение. И пришел к выводу, что только полное игнорирование своей безопасности, поможет ему прорваться через заслон.

— Эй! — вдруг долетел до меня слабый, но раздраженный голос Карины откуда-то слева. — Вы закончили? А то у меня тут брюхо распорото, вообще-то! И я сейчас, походу, тоже сдохну.

Окровавленная, но живая, Карина сидела под стеной, зажимая рукой глубокую рану в боку. Лицо ее было бледнее мела, отчего яркие красные пятна и потеки смотрелись на нем особенно ярко. Правой рукой она шарила по полу, ища кинжал, оброненный в бою.

— Там Урил погиб. — зачем-то сказал я. Она так-то видела.

— Я тоже сейчас сдохну, если ты не поторопишься. — морщась от боли проворчала она. — Не стой столбом! Мертвые мертвым, живые — живым. Иди ко мне!

— Вот психованная! У тебя все мысли только о сексе!

— Ну извини, я лилиту! По другому регенерировать не умею! Иди уже сюда, если не хочешь, чтобы к твоим врагам присоединилась и верная слуга.

Кольнуло ощущение дежавю. Мертвые враги, кровь, и суккуба, требующая секса. Как тогда, на затоне. Я опустился рядом с ней на колени, осмотрел рану и с сомнением покачал головой.

— Даже не знаю, Кара… Как ты вообще собираешься это делать в таком состоянии?

Девушка сделала попытку томно потянуться — природа! — но тут же вскрикнула, потревожив рану.

— Просто поцелуй меня, дубина! Нежно! И на первое время хватит.

Я так и сделал. Наклонился и припал к раскрытым губам раненой красотки. Она в ответ с такой жадностью впилась в меня, будто пиявка, желающая выпить побольше крови. В какой-то степени так и было.

Сатир деликатно отвернулся.

— Не жадничай. — разорвав поцелуй, в котором с моей стороны не было ни любви, ни страсти, я с удовлетворением отметил, что на щеки союзницы стал возвращаться румянец. Да и кровь больше не сочилась из раны, хотя до полного выздоровления было еще далеко.

— Какое-то время еще протяну. — суккуба облизала губы. Дернула плечиком, чтобы выставить вперед грудь. — Но этого мало.

— Не здесь, Кара. И не сейчас.

— Так давай выбираться из этого склепа! Помоги мне встать!

Кряхтя и матеря особо прыткого адепта, который распорол ей живот, девушка смогла подняться на ноги. Но на этом прогресс и закончился. Почти сразу же она обмякла и упала бы, не подхвати я ее. Но хоть внутренности не вывалились, и то хорошо. Рана все-таки смогла схватиться.

— Ох и тяжелая же ты! — теперь настала моя очередь кряхтеть. Повернулся к сатиру и попросил. — Эстр, прихвати документы, а то у меня руки заняты. Пора выбираться отсюда.

Карина только выглядела, как фотомодель, которая питается солнечным светом и росой, но весила при этом, как атлет-тяжеловес.

— Ты же под Печатью? — удивилась лилиту, удобнее устраиваясь на руках.

— Я сюда уже выжатым пришел. — хмыкнул я. Бросил еще один взгляд на мертвого Урила, сжимающего сердце Осириса. Сглотнул. — И остался бы тут, если бы не он.

— Это его выбор, Кеша.

— Да я понимаю. Просто…

— Мертвые — мертвым. — снова напомнила она. — А живым все еще нужно немного энергии.

— Кара, блин! Нимфоманка долбанная! — как в такой момент можно себя ТАК вести?

— Ой, я вас умоляю, господин! Этим дешевым шлюшкам до меня, как до Луны пешком! Могу доказать это прямо сейчас! Если действовать осторожно…

— Во имя сисек Иштар, женщина, помолчи хотя бы минуту! — не выдержал уже и сатир.

Но требовать от лилиту молчания — это что-то из области ненаучной фантастики. Она тут же обозвала Эстра слишком старым, чтобы понимать потребности молодых Падших. Тот ответил, что вовсе он не старый, а опытный. И готов доказать свою силу хоть сейчас. Не вполне шуточная перебранка быстро свернула в какую-то вообще дикую сторону, мне оставалось только глаза закатить — уши-то закрыть я не мог, нес суккубу. Но в какой-то момент я понял, что благодарен этим двоим. Своими глупостями они отвлекала от чувства потери и вины.