Правда, сделать не удалось и шага. На пути тут же вырос мужчина в черной одежде, похожей на военную форму. В руках у него был короткоствольный автомат, на лице маска с прорезями для глаз и рта, а к бронежилету зачем-то крепились два деревянных, грубо заточенных кола.
Все эти детали сами собой, без всяких оценок, проникли в мозг. Продолжая ощущать некую двойственность, где разум выступает лишь наблюдателем, а тело — до сих пор усиленное Печатью — решает что делать самостоятельно, я даже испугаться не успел. Вместо этого присел, гася инерцию прыжка, и мгновением позже выпрямился. Одновременно с подъемом, выстрелив правой рукой.
Боевик не успел ни сказать ничего, ни потребовать. Даже ствол в мою сторону не успел довернуть. Подлетел — натурально, его ботинки на несколько сантиметров от пола оторвались! — когда кулак впечатался ему в подбородок, и мешком упал мне под ноги. Мозг отметил, что он, скорее всего мертв, так как прозвучал какой-то хруст. Довольно мерзкий. То ли от его шеи, то ли моих пальцев. Скорее первое, чем второе, так как боли от сломанных или выбитых пальцев я не чувствовал.
И все это это отвлеченно, без эмоций. Вероятная смерть человека, не тронула меня от слова совсем. И вовсе не по причине того, что это был не первый человек ставший этой ночью мертвым с моей помощью. К такому, уверен, вообще, невозможно привыкнуть.
Просто я будто лишился эмпатии. Как тумблер в голове щелкнул. Как чрезмерное напряжение выбивает автоматы в электросчетчике, так и из меня человека выбило. Я остался собой, но каким-то незнакомым и чужим самому себе.
Но и это больше не пугало. Как и нечто твердое и горячее, скорее всего ствол, из которого совсем недавно стреляли, прижавшийся к моему затылку. И злой шепот прозвучавший у самого уха.
— Выродок! Сдохни!
Капельки слюны упали на кожу. Горячее дыхание достигла носа — человек совсем недавно курил сигарету. Я не видел, но знал, что прямо сейчас его палец медленно продолжает давить на спусковой крючок оружия. А свободный ход уже выбран.
— Отставить!
Приказ прозвучал откуда-то слева. Одно слово заставило бойца замешкаться. Не дожать на спуск совсем немного. А значит подарило мне возможность.
Я полностью расслабил все мышцы. Не знал, что так можно. Тело превратилось в кисель. И без всяких резких движений свалилось под ноги противнику. Он среагировал с запозданием, выстрелил, но пуля прошла по траектории, которая миг назад соединяла его ствол и мой затылок. Которого там уже не было.
Дальше время словно бы разбивается на фрагменты. Связанные между собой, но разделенные миллиардами световых лет. Поворот на правое плечо. Медленно, очень медленно. Плавное движение истекающего пороховым дымом оружейного ствола — будто пасть хищного зверя, упустившего добычу. Окрик:
— Отставит!
Этот голос уже попытался остановить моего несостоявшегося палача миг назад. Сейчас он взлетает над помещением. Он солирует в этой партии. Крики, выстрелы, треск пламени, надсадный кашель — всего лишь фон, идущий уровнем ниже.
— Это Шахат!
Я на спине. Лицом к тому, кто хочет меня убить. Черная морда черного человека. Черное оружие. Черные перчатки. Три белых пятна — участки кожи, светящиеся под балаклавой.
Знают, кто я?
Тяну колени к груди. Ствол опускается. Все это происходит медленно, будто бы под водой. Я не успеваю. Черный зрачок сойдется с моим лбом раньше, чем я закончу.
— Он Олега убил! — возмущенно кричит боевик.
Ствол автомата смотрит мне в лицо. Я замираю, не успев выбросить ноги вперед на какую то секунду. Но второго выстрела нет. Я не вижу его лица, но понимаю — он колеблется.
— Отставить, я сказал! Он нужен живым!
Смысл я понимаю, но он меня не трогает. Хотя разбор этой фразы происходит на другом уровне происходящего, который разделен с тем, где пуля вот-вот пробьет мне лицо.
Нужен живым — для чего? Для допроса? Для показательной казни? Для разговора с другим важным человеком? Или меня пытаются спасти?
Куда больший интерес вызывает палец, лежащий на спусковом крючке, свободный ход которого уже выбран. И напрягающийся еще сильнее. Что означает…
— А мне плева…
Все фрагменты бытия, доселе разделенные, с огромной скоростью и силой сталкиваются. Сливаются в непрерывную цепь событий. Фраза обрывается посередине. В черной маске с тремя отверстиями появляется еще одно — ровно посередине лба. Голова откидывается назад, а за ним, получив инерцию, и все тело. Медленно, как срубленное дерево, мужчина все сильнее и сильнее заваливается назад. Пока не падает на пол уже мертвым телом.
Я отслеживаю взглядом траекторию его падения и просчитываю возможность схватить автомат. Но не успеваю принять решения — в поле зрения появляется еще один ряженый.
— Вставай! — Он ничем не отличается от первого или второго боевика, но в отличие от них не тычет в меня оружием, а протягивает руку. А вторую, с оружием, демонстративно отводит в сторону.
Все в порядке, говорит этот язык жестов. Я не враг. Я пришел помочь.
Ага. Дофига как-то помощников на меня одного. Плюнуть просто не в кого — все на моей стороне! Только почему-то даже своих людей убивают так просто, как иные помидоры режут!
Но реагирую. Руку отвергаю. Встаю сам. Тоже невербальное послание — я вас не знаю, идите нафиг. Дополняю это послание словами, спокойными и холодными.
— Чего надо?
Оглядываюсь. Вокруг сущий кошмар. Огонь, дым, стрельба, крики. Краем глаза замечаю справа, как у дальней стены трое тусовщиков, голыми руками рвут одного из черных. Недолго. Появляются сразу четыре товарища поверженного боевика и буквально заливают гостей клуба огнем. Грохот длинных очередей, вонь порохового газа, крики умирающих…
А я спокойно болтаю с одним из убийц.
— Ты Шахат?
— Допустим.
— Мы за тобой.
— Не помню, чтобы звал кого-то.
— Мы из Ордена.
Так и произносит — с большой буквы.
Пока мы общаемся, вокруг выстраиваются еще несколько боевиков. Они образуют периметр, но их оружие смотрит не на меня, а направленно вовне. Кажется, они собираются меня защищать.
Неожиданно.
— Рад за вас. Ты помешал своему человеку убить меня.
— Твоя жизнь неизмеримо важнее.
— Как скажешь. Я могу идти?
— Мы отведем тебя в безопасное место!
— С чего я тебе должен верить?
— Мы на твоей стороне! Боремся с Падшими!
Вот даже как? Есть и такие? Обычные люди сражаются с потомками демонов. Надо же.
— Не смущает, что я тоже Падший?
— Ты что! Ты Губитель!
Похоже, для кого-то это имеет значение.
— Повторю вопрос. С чего я должен тебе верить?
Сопротивление в зале почти подавлено. Нападавшие действуют быстро и жестко. Наблюдаю, как одна из последних выживших, девчонка в тоненьких золотых цепочках на голом теле, вдруг начинает меняться. Вытягиваются и становятся толще конечности, за секунды обрастая внушительными мышцами, искажается лицо, становясь клыкастой мордой какого-то неведомого зверя.
Преобразование не успевает закончится. Один из боевиков, отбросив автомат, хватает два кола с разгрузки, и прыгает на чудовище. Начинает остервенело лупить ее этим допотопным оружием в шею, в грудь, в лицо. Тварь кричит, пытается сбросить врага. Но быстро теряет силы и падает.
— Оборотень. — проследив мой взгляд поясняет собеседник. — До последнего не хотела оборачиваться.
— Почему?
Эмпатии по-прежнему нет. Я не чувствую ничего. Ни страха за свою жизнь, ни жалости к этой несчастной девчонке-оборотню. Просто фиксирую новый факт — среди Падших имеются оборотни. И они почему-то не желают превращаться в зверей. Это важно.
Знание — сила.
— Слабенькая. — пожимает плечами командир боевиков. — Наверное, не могла сама обратится. Не контролировала это. Теперь она не опасна. На, посмотри.
Он протягивает мне телефон. Блокировки нет, я свайпаю вверх и вижу, что на экране уже запущен ролик. Нет, не ролик — онлайн-трансляция. Цифры в уголке показывают текущее время. Без десяти пять утра. Прошло всего десять минут с того момента, как мы с Оробасом пришли к соглашению.