— Вы видите магию, мистер Поттер? — спросил Северус однажды вечером, когда настырный первогодка вновь заявился в кабинет зельевара.

— Не так хорошо, как хотелось бы, — не стал отпираться ребенок. — Но ведь данную способность можно развивать. Мне Драко говорил.

Снейп кивнул и хотел было вернуться к проверке эссе, но мальчишка его отвлек вопросом:

— А вы знали, что Драко Видящий?

* * *

Честно говоря, я много недель искала подходящий момент, чтобы завести с профессором нужный мне разговор. И переживала, что время утекает сквозь пальцы. А потом Снейп сам поднял интересующую меня тему. Скрестив под партой пальцы, я спросила:

— А вы знали, что Драко Видящий?

Брюнет вскинулся, окатил меня холодным пронизывающим взглядом и предупреждающе прошипел:

— Надеюсь, вы не обсуждаете это с каждым встречным, Поттер?

— Ну что вы, профессор! — тут же заверила я. — Это как бы… личное. Он доверил мне тайну. Я понимаю. Но вы-то его крестный, вы должны знать. Так что с вами, полагаю, обсуждать можно.

Снейп чуть успокоился, но все же предупредил:

— Надеюсь, вы всегда будете помнить, какая честь вам оказана. В магическом мире сообщать подобные вещи даже друзьям… не принято.

— Я понимаю, — кивнула и призналась: — На самом деле все вышло спонтанно. Тогда… после… тролля… мы засиделись. Ну и болтали о разном.

— О чем? — повелся на мою наживку профессор.

— Изначально мы обсуждали странное состояние профессора Квиррелла, — стараясь не выдать своего напряжения голосом, отмахнулась я. — Ну и слово за слово… Тут-то и выяснилось.

— А про остальных, что вы узнали? — как бы между делом спросил декан, черкая красными чернилами в эссе, и я мысленно усмехнулась. Делать вид, что тема его не очень-то и интересует, Снейп умел гораздо лучше меня.

— Гойлокрэбб магию видят, но очень размыто. Тонкие чары им не доступны. Паркинсон видит, но лишь немного лучше наших недоблизнецов. Лонгботтом не видит вообще, но у них это семейное. Гербологам не нужно, — выдала я нашу маленькую компашку.

Снейп покивал и вернулся к проверке эссе.

— Так вот, профессор, — с наигранным нетерпением выдохнула я, — Драко рассказал, что наш профессор ЗОТИ выглядит совсем плохо. Ему это видно, но остальные в магическом спектре могут ничего не заметить. Вы знаете, что с ним?

— Подхватил какое-то темное проклятие, — ответил Снейп. Я сделала вид, что поверила.

— Темное проклятие? Но он ведь должен хорошо понимать в защите? — с наивностью ребенка произнесла я. — Раз он нас учит…

Декан тихо фыркнул. Если бы не прислушивалась, не услышала бы.

— То, может кто-то чему-то вас научить или нет, в стенах Хогвартса определяет директор, мистер Поттер, — с явной издёвкой произнес Северус Снейп.

«Язва ты, проф, — про себя расхохоталась я. — Какая же язва!»

После того вечера с разговорами под какао и бутерброды я знала о Дамблдоре много такого, чего никогда не узнала бы, очутись я на Гриффиндоре. И теперь мне было понятно отношение чистокровных волшебников к верховному чародею.

Драко, в отличие от остальных, с очень раннего возраста пришлось учиться контролировать свой дар, а не развивать его. Способности Малфоя нередко включались без всяких усилий, что не только создавало дискомфорт, а просто таки мешало нормально жить.

Видящие, как оказалось, способны рассмотреть ауру мага даже сквозь искусственную защиту, создаваемую артефактами. Ну и сами артефакты, если те не являются родовыми перстнями, такие маги видят довольно хорошо.

Дети, в виду отсутствия опыта, не умеют скрывать ауру. С возрастом волшебники этому учатся. Правда, не все. Магглорожденные не считают это необходимым. И живут, как говориться, душа нараспашку. И если обычные маги, способные видеть магию, ауры различают, как неясные пятна, то Видящие буквально слепнут от вида ауры особо сильных волшебников.

В прежние времена Видящих было больше. Да и просто магов, способных рассмотреть силовые потоки — тоже. Именно поэтому скрывать ауру за природными щитами в магическом обществе всегда считалось признаком уважения к окружающим и воспитанностью. И только детям прощалось откровенное «сияние».

Дамблдор же в магическом спектре просто слепил всех вокруг себя. Возможно, он не знал о правилах приличия. Или думал, что великому волшебнику положено сверкать как рождественской ели, демонстрируя мощь. Но он мало того, что лишь раздражал этим чистокровных, совсем не зря в кулуарах называвших его невоспитанным полукровкой, так еще и Видящие, вроде Малфоев, давно прекрасно рассмотрели, что все это сияние исходит не от самого волшебника, а от десятков артефактов, которыми Светоч облепляет себя, как заправский нюхлер.

— Именно поэтому он носит такие аляповато яркие мантии, — пояснил нам Драко. — На фоне звезд, снитчей и тому подобных рисуночков не видно рун, а кристаллы смотрятся обычным украшением, хотя каждый такой камешек — накопитель.

Во время того разговора я заодно узнала, что сама сияю очень ярко. Ярче многих сверстников, что говорит о высоком магическом потенциале.

А еще, что волшебная палочка обычно сливается с аурой мага. Но не в случае Дамблдора. Его палочка выделяется на фоне сверкающей искусственной ауры.

— Его палочку я вижу как серебристый росчерк с черными искрами. От нее веет чем-то… холодным? Нет, ужасающе ледяным, — пояснил Малфой. — Родная аура директора не такая… мрачная.

Я тогда едва удержалась от замечания, что палочка, созданная Смертью, не может выглядеть как-то иначе.

— А если не может снять, то почему в Мунго не обращается? — снова сделав вид, что я маленький и наивный мальчик, бросила я вопрос в воздух и искоса глянула на декана.

— Это не ваше дело, Поттер, — устало ответил Снейп.

Сколько я ни всматривалась, зельевар не казался мне слишком обеспокоенным. Почему-то казалось, знай Северус Снейп о Лорде в затылке коллеги, вел бы себя иначе. Да и Драко подтвердил мою догадку, описывая ауру преподавателя ЗОТИ. То ли Тот-Кого-Нельзя-Называть был слишком слаб, то ли умел хорошо прятаться, но присутствие подселенца заметно не было. А состоянию преподавателя тот же блондинчик нашел дюжину объяснений. Опытный в темных искусствах Снейп наверняка объяснил себе все еще лучше.

Готовясь к этому разговору, я провела довольно много ночных часов в Библиотеке, надеясь найти какое-нибудь подходящее диагностическое заклинание. Но в общем доступе нашлось что угодно, но не чары, способные определить присутствие в теле человека еще одной души. И это притом, что маги, похоже, придумали распознающие заклинания абсолютно для всего. Я даже нашла большое пособие для колдомедиков, где упоминалось двенадцать способов определить целомудрие ведьмы или волшебника и в два раза больше заклинаний для выявления совершенного над кем-то насилия. Кстати, ментальное насилие в магическом мире приравнивалось к физическому, так что чтение чужих мыслей без разрешения могло повлечь за собой наказание. Правда… опытные легилементы проворачивали это практически незаметно.

Уже не надеясь найти что-то полезное, я наткнулась на небольшой трактат одного американского исследователя, который жил на два мира и очень интересовался маггловскими науками. Тонкая тетрадка каким-то образом очутилась в другом разделе, хотя мадам Пинс строго следила за своей вотчиной. Трактат с магической точки зрения в пух и прах разбивал теорию Дункана Макдугалла о весе души, к тому моменту уже раскритикованную другими маггловскими врачами. Тут-то я и вспомнила, что когда-то читала о данной теории в какой-то художественной книге. И пусть теория была ошибочной, но для моей затеи подходила куда лучше, чем простое заявление в лоб: «Знаете, профессор Снейп, кажется, профессор Квиррелл под тюрбаном носит кусок Того-Кого-Нельзя-Называть!»

— А разве профессор Квиррелл не должен поспешить с лечением? — спросила я осторожно. — Он же с детьми работает.

— Темные проклятия не заразны, мистер Поттер, — заверил меня зельевар. — За редким исключением. Ваш преподаватель не опасен.