— Почему все так уверены, что я мальчик? — не удержалась от вопроса.
— Не могу знать наверняка, — пожал плечами гоблин. — Хотя… Противостояние между Дамблдором и Тем-Кого-Нельзя-Называть началось в конце шестидесятых, пусть и протекало довольно вяло. Но волшебники еще помнили деяния Гриндевальда и желали уберечь своих детей. Именно поэтому было нарушено множество существовавших веками традиций, и многие чистокровки в семидесятых отправлялись в Хогвартс, не будучи знакомыми с другими детьми своего поколения. Родители оберегали даже сам факт беременности и родов. И поколение ваших родителей продолжило жить так же скрытно. Многие узнали о том, что у Поттеров есть ребенок, в ночь гибели Того-Кого-Нельзя-Называть.
— А как же документы? — удивилась я. — Разве мои родители не должны были как-то… зарегистрировать мое рождение?
Гоблин посмотрел на меня так, что я невольно почувствовала себя идиоткой.
— Это у магглов человек обязан отчитываться за каждый шаг и ставить в известность власти. У волшебников все иначе. Министерство, конечно, пытается навязать магам какие-то стандартные процедуры, но это пока все еще добровольно. А в смутные времена никому и в голову не приходило доверять Министерству столь важные сведения.
Я призадумалась. Выходило весьма интересно. Скорее всего, мой настоящий пол знали только родители и Сириус. И шуточное прозвище ввело в заблуждение весь остальной магический мир.
«Но ведь до того, как маленькую Харолину оставили на пороге, за ней должны же были как-то минимально поухаживать? — спросила я себя, но тут же нашла объяснение: — Хотя… Если Лину Дурсли обнаружили первого ноября, то девочка пробыла под присмотром Дамблдора и Хагрида всего несколько часов. Великан вряд ли в принципе додумался бы перепеленывать ребенка, а уж Дамблдор точно не полез бы копаться в детских одежках. Бросил, наверняка, пару очищающих — и успокоился».
В списке так же был ряд повторяющихся ритуалов, менялись только имена. И если имя леди Блэк не удивило, то вот интерес ко мне Нарциссы Малфой озадачил.
Хотя… она ведь мне, если подумать, довольно близкая родственница. По меркам магического мира.
Ребенком я делила персонажей поттерианы на черных и белых, но чем старше становилась, тем более серыми они все казались. И с возрастом я начала любить и уважать тех, кто в детстве вызывал только раздражение.
Например, Малфоев. С возрастом я поняла, что они в истории представляли собой семью, в которой каждый готов на все, чтобы спасти остальных. Один за всех, и все за одного — это про Малфоев.
Да, блондины выглядели ужасными людьми на разных этапах истории, но неизменным было одно: не было ничего, что они бы не сделали, если это нужно для благополучия даже не рода, а близких и родных людей. Нарцисса львицей защищала сына, сын унижался, трясся от ужаса, но пытался спасти отца, а отец, сиятельный лорд, опустился до дна, позволил помыкать собой, как рабом, но позволил все это, лишь бы сберечь жену и сына.
Уизли пусть и казались не менее идеальной и любящей семьей, но таковыми не являлись. Мистер Уизли явно больше любил свою работу и хобби, чем семью. Чем еще объяснить то, что жило семейство, как бог на душу положит. Одним днем. Сам их дом был доказательством этому. Карточный домик, надстраиваемый тогда, когда в этом была необходимость. Непрочный, ненадежный. Не потому ли миссис Уизли запрещала своим детям аппарировать и колдовать в доме, что он мог развалиться под их напором?
А любовь? Была ли она внутри семейства рыжих? Один старший сын удрал от семейки в Египет, второй — в Румынию. Третий со всеми рассорился, пусть и вернулся в самом конце. Шестой рос неудачной попыткой завести, наконец, дочку и чувствовал себя обделенным. Особенно на фоне обожаемой девочки. Но даже любимой доченьке мать не смогла втолковать, что брать непонятные артефакты и использовать их опасно. А ведь Молли, вроде как, была чистокровной, из достаточно старой семьи. Вряд ли ее воспитанием не занимались. Но она каким-то образом умудрилась все это воспитание растерять.
Но это все ладно, личное дело Уизли. Но вот отношения к Гарри я простить этой семейке не смогла даже в детстве, а с возрастом неприязнь лишь выросла. Всем и каждому заявлявшая, что воспринимает Поттера как своего сына, Молли никогда о нем по-настоящему не заботилась. Ее не насторожило то, что Дурсли запирали Гарри, не смутило то, что при хорошем финансовом положении мальчик ходит в драных шмотках и даже ее дети выглядят упитаннее. Конечно, можно рассказывать о дружбе с родителями ребенка, обнимать его при встрече, снабжать раз в год свитером, а в остальное время закрывать глаза на жестокое обращение. Мальчик, не знавший любви, и этому будет безмерно благодарен.
— А как же Книга Душ? — передернув плечами, чтобы избавиться от негативных мыслей, я вернулась к разговору.
— Да, там сведения появляются при магическом выбросе достаточной силы, — ответил Костехрум. — У маленьких волшебников они начинаются примерно в возрасте двух лет и старше. Более ранние случаи редко дотягивают до нужного минимума излучаемой в пространство магической энергии. Но Книга Душ — артефакт. Истинное имя, данное при ритуале имянаречения, Книга не отражает. Только то, которым родители нарекли ребенка для повседневного использования посторонними. Но в вашем случае имя вряд ли появилось в Книге.
— Почему?
Вместо ответа гоблин ткнул в одну из строчек в перечне ритуалов. Там значилось таинственное «Ритуал «Паутина»» и инициалы Дамблдора.
— Это чары запутывания. Они сбивают поиск, почтовых сов и экранируют магические выбросы.
Я невольно расхохоталась и уточнила:
— А этот ритуал можно временно отменить или ослабить?
— Только снять полностью. Единственное… в действие чар можно внести исключения.
— Значит, мое имя в Книге Душ не появится. Так как меня тогда добавят в список поступающих в Хогвартс?
— Будь вы иностранным студентом, поступающим в школу, ваше имя добавили бы в список рассылки вручную, но из-за скрывающего ритуала послание все равно не дойдет. Кому-то придется заняться отсылкой вам письма в индивидуальном порядке, ориентируя сову не на имя, а на адрес.
Выходило интересно. Гарри был самым известным юным волшебником двадцатого века. Ему наверняка писали письма все, кому не лень. Но он этих писем не получал. Дамблдор оградил его от «тлетворного влияния славы». Но письмо о поступлении Поттер получил. И не одно. МакГонагалл вряд ли бы сидела и отправляла по сотне писем в день, это не в ее характере. Значит, письма отправлял сам директор, используя стандартные бланки и самопишущее перо, чтобы всякий раз вносить то имя, которое он считал верным. А вот адрес… Нет ли в кабинете седобородого хитрюги какого-нибудь прибора, который отслеживает точное местонахождение Гарри, вплоть до комнаты в доме? Именно поэтому так быстро менялся адрес. И так по-идиотски проходили попытки доставить письмо и впечатлить мальчика. Поток писем прервался лишь в тот момент, когда дядя увез семью на островок. Вода помешала совам.
«А как же та сова, которая принесла утреннюю газету?» — спросил скептик внутри меня.
Возможно, тут есть какое-то простое объяснение. Например… Например, Хагрид привез сову с собой. Как ту, с которой вроде как отправил ответ директору. Гарри ведь даже не посмотрел дату на газете, а Хагриду явно было поручено с самого начала внушать мальчику любовь к директору, презрение к Министерству и министру и ненависть к Слизерину.
В дальнейшем Гарри получал письма от Хагрида, Уизли, Грейнджер. Но письма от поклонников или ненавистников не доходили. Возможно, ему мог писать летом после первого курса кто-то еще из одноклассников, но эти письма мальчик так и не увидел. Мало ли, какая-нибудь… Панси могла прислать письмо с едкими издевками. Или… Джинни… с признаниями. Невилл, решивший хотя бы в переписке ближе сойтись с сокурсником. Но нет, ни одного письма. Да и Добби… Кому он служил на самом деле? Эльф не был злым, просто глупым и немного свихнувшимся. А потом… Сириус тоже мог пытаться написать Гарри, но его письма не доходили, лишь после третьего курса Блэк смог вести с мальчиком переписку.
