– Можно посмотреть на нее? У тебя есть ее фотография?

Тень подозрения скользит по лицу Линды. Она выгибает бровь, но все же лезет в борсетку.

– Разве тебе не жарко в нем? – спрашивает Сара, только сейчас заметив, что пальто на женщине застегнуто на все пуговицы. Сара тоже в пальто, но оно расстегнуто, и все равно ей жарко и некомфортно. – Ты возле самого огня.

– Мне весь день было холодно, – рассеянно отвечает Линда, достает фотографию и протягивает Саре, не давая в руки.

Девушка на снимке на несколько лет моложе семнадцати. У нее еще осталось небольшая полнота, свойственная подростковому возрасту, по-детски пухлые щечки, но она очень миленькая, и Сара думает, что, когда вырастет, она превратится в настоящую красотку. Конечно, если ей дадут такой шанс.

– Этому снимку несколько лет. – Линда бросает последний тоскливый взгляд, прежде чем убрать фото обратно в борсетку. – У меня все последние фото цифровые, и…

– Я знаю, – кивает Сара. – Мне тоже велели оставить телефон. У меня в нем все. Когда все это закончится, я распечатаю все фотографии, которые когда-либо делала, все до единой…

Дверь комнаты без стука открывается, прервав ее на полуслове, и она машинально вжимается в кресло, на этот раз не среагировав по правилу «бей или беги». Она слишком удивлена, чересчур медлительна и осознает только, как волоски на коже встают дыбом. Даже на расстоянии чувствуется, что тело Линды излучает такое же напряжение, когда та поворачивается от камина, но ни Линда, ни Сара не делают попытки встать.

В комнату входят двое.

Первая – юная блондинка, сама почти девочка, одетая в толстовку с капюшоном и красные высокие конверсы. Лицо ее – осунувшееся, убитое горем, испуганное.

Вслед за ней появляется элегантно одетый мужчина в пальто и с шарфом на шее.

Первое, на что обращает внимание Сара, – это вещь, которая находится рядом с ним, – чемодан. Он катится на колесиках, и единственное, о чем она может думать, – это то, что чемодан набит битком, идеально подходит под размер Ханны, и все самые худшие ее страхи вот-вот станут реальностью. Стоит только расстегнуть молнию, и когда она увидит, что там внутри, ее мозг просто разорвется, как гофрированная бумажка. Пути назад уже не будет. Никакого здравого смысла, никакого спасения!

Однако мужчина не спешит открывать чемодан, и Сара замечает после своего первоначального испуга, что на лице мужчины тоже отражаются замешательство и тревога. Похоже, он неважно себя чувствует, потому что выглядит измученным, как человек с пищевым отравлением. Для своего возраста он довольно щуплый. На лице щетина, взгляд перебегает от Сары до Линды и обратно.

– Что здесь происходит, черт возьми? – спрашивает он с американским акцентом. – Кто вы такие?

– Сначала скажите вы, – говорит Линда. Лицо ее бесстрастно, но тело выдает напряжение, а взгляд немного безумен. – Откройте чемодан, если на то пошло, и мы все тщательно проверим, что там у вас внутри, прежде чем разговаривать дальше.

Он качает головой, в стеклах больших очков отражаются сполохи каминного огня.

– Я проехал больше четырех тысяч миль, чтобы получить хоть какие-то ответы.

– Так не пойдет, – резко произносит Линда, сердито уставившись на него. – Если хочешь быть главным, ты должен был приехать сюда первым.

Сара не уверена, что это работает именно так, но в любом случае, следующий вопрос задает самая молодая женщина в комнате, та, что сидит рядом с мужчиной.

– Она дали вам номер, да? Какой у вас номер? Какой вы посчету игрок? – Она произносит последнее слово с явным отвращением, как ругательство.

Сара сглатывает и указывает по очереди то на себя, то на Линду:

– Три, пять.

Новенькая кивает.

– Один, – показывает на себя, – два, – на мужчину рядом.

– Ясно, – кивает Линда. – Фантастика. Полный комплект.

– Почти, – тихо добавляет Сара, проверяя телефон. – У меня на таймере осталось двенадцать минут.

Мужчина пожимает плечами.

– Мы-то здесь, ведь так? Это именно то, что нам велели, и мы это сделали.

– Возможно, – подает голос Сара. – Но где четвертый игрок и что с нами будет, если он не доберется сюда вовремя?

В очередной, последний раз, Ной просыпается во тьме от лязга огромной задней двери прицепа.

Автопоезд останавливается, и сейчас не похоже, что он на пароме или подводном поезде. Ной понятия не имеет, каким способом грузовик пересек Ла-Манш, но ночью на несколько часов двигатель выключался, и Ной пытался заснуть, страдая сначала от мучительных спазмов, а потом от тошнотворного укачивания, когда автопоезд болтало из стороны в сторону.

На этот раз ощущение движения полностью исчезло. Путешествие окончено. Двигаются ящики, раздается гул голосов. Мужских голосов. В кромешной тьме прицепа даже дыхания не слышно. Когда люк наконец открывается и кто-то кричит сверху, это совсем не похоже на офицера погранслужбы:

– Просыпайтесь-просыпайтесь, вы, грязные ублюдки! Выходите!

Наверху раздается смех, раскатистый хохот, и Ною ничего не остается, кроме как присоединиться к разношерстной процессии мигрантов, ползущих налево, к выходу. Как только он добирается до люка, сильные руки хватают его сзади за пальто и выдергивают из дыры. Ноги затекли, он приваливается к стенке прицепа и ждет, пока в ногах восстановится кровообращение, а глаза привыкнут к свету.

– Пошевеливайся! – торопит мужчина, отпихивая Ноя от люка, чтобы дотянуться до следующего в очереди.

– Хорошо! – раздраженно бросает Ной, с трудом удерживая равновесие. Этот мужчина с виду не похож на пограничника. У него серебряный зуб, и все лицо в татуировках.

Все коробки, между которыми Ной до этого лавировал, теперь бесцеремонно выброшены на траву, покрытую росой, и зрелище того, что их вот так выкинули за борт, заставляет Ноя нервничать, когда он сходит на загаженную обочину.

Сейчас, должно быть, утро. Пасмурно и прохладно. От дневного света у Ноя слезятся глаза, но его легкие рады свежему воздуху. Потягиваясь, он разглядывает унылый пейзаж. Зимняя растительность приглушенного серого цвета. Вдалеке на лужайке пасется стадо овец. Автопоезд припаркован на сельской дороге, рядом остановились три машины: серебристый «Мерседес» и пара белых фургонов без опознавательных знаков. Один из фургонов перегородил обе полосы дороги. Это дорожный блок-пост, но на нем нет полицейских мигалок.

Ной насчитал шестерых: двое в прицепе продолжают вытаскивать пассажиров, один стоит возле уставшего мужчины, сидящего на обочине. Ной подозревает, что это и был водитель, хотя он не видел его до сих пор. Еще трое следят за дорогой в обоих направлениях. Виктор сказал, что Ноя будет ждать водитель. Он решил, что «Мерседес» приехал за ним, а фургоны за другими пассажирами. Мать с дочерью уже лежат на траве среди валяющихся коробок, а людей за его спиной становится все больше. Ною невыносимо находиться с ними рядом, поэтому, порывшись в кармане, он достает сигарету. Прикуривает, направляясь к ближайшей изгороди с голыми ветвями.

Один из англичан, бородатый, в вязаной кепке, замечает передвижения Ноя.

– Куда это ты собрался?

– Je dois aller pisser, – говорит Ной, для наглядности прикрывая гениталии рукой. – Чувак, мне надо отлить.

– Гребаные животные вы все, – ворчит мужик, поворачиваясь к одному из своих напарников. – Рики, присмотри за ним. Не позволяй ему далеко уйти.

– Ладно. – Рики тучный, с татуировкой на шее, в огромной вощеной куртке. Он следует за Ноем по пятам, топая тяжелыми ботинками по земле.

Ной находит более-менее укромный уголок, принимается расстегивать молнию и оглядывается через плечо.

– Как насчет уединения?

– Вперед, Френчи!

Ной качает головой. Попыхивая сигаретой и подрагивая от блаженного облегчения, опорожняет мочевой пузырь, застегивает штаны и выбрасывает окурок в кусты. Тащится обратно к толпе растерянных людей, собравшихся теперь за грузовиком, достает телефон и проверяет уведомления. Ничего нового. Вторник, 11:42 местного времени. Это позже, чем он рассчитывал, и таймер неумолимо продолжает отсчитывать минуты, вызывая у Ноя нервную дрожь. Вызывая у него желание…