– Но вы же – мужчина, – глупо сказала я.

Он доверчиво улыбнулся:

– Быть откровенным – не слабость. Вы что-нибудь слышали о дзен-буддизме? Слабость – когда вы боитесь признаться, что нуждаетесь в другом.

Он озадачивал меня все больше и больше. Голос у него был низкий, просительный и проникал во все поры тела. Я чувствовала этот голос на своей коже как легкое покалывание. Все, что он говорил, затягивало, как лассо.

– Во всем виноват страх Вы не решаетесь довериться. Боитесь измены и предательства. Опасаетесь равнодушия или насмешки, – я замерла: он попадал в цель.

Каждым своим словом.

– А если так – вы в рабстве у самой себя. А теперь представьте себе, что страх исчез. И вы – свободны!

– Уж не хотите ли вы сказать, что победили в себе страх? – спросила я и почувствовала горечь во рту.

– Сегодня в Опере – концерт, – улыбнулся он трогательно. – Играют Шопена. Я могу вас пригласить?

И я согласилась. Даже не смогу объяснить – почему. Возможно, это – инстинкт. Или предчувствие…

Он ждал меня неподалеку от входа в концертный зал.

– Спасибо! – протянул он мне маленький букет.

Я поднесла его к лицу. Аромат был нежный, но очень и очень робкий.

– Чувствуете? Я специально выбрал для вас эти цветы. У запахов тоже есть характер. Как у людей…

Я посмотрела в его глаза. Темные и влажные, как морская волна.

– Кстати, как вас зовут, романтический молодой человек? Запамятовала ваше имя…

– Руди. Я уже говорил вам: Руди Грин.

– И чем же я пахну, по-вашему, Руди Грин?

– Неразделенной любовью…

Я дернулась: мне стало не по себе, но уйти сейчас было бы просто невежливо.

– Вы что, экстрасенс? Или у вас такой способ ухаживать за женщинами?

– Нет, я – просто человек, который готов отдать все на свете за настоящее чувство. Даже – за самое короткое и преходящее.

Что-то произошло с нами обоими: мы почти не говорили больше до конца концерта. Я все время пыталась понять, почему он мне не мешает, этот флирт? Неужели только потому, что он с самого начала безнадежен, и это придает ему такой горький, но острый привкус?

– Руди, – сказала я на выходе, – мне жаль вас разочаровывать, но завтра в два я вылетаю на Гамильтон-айленд. Это такой тропический остров на севере. Там – свадьба моей кузины.

Я не позволила ему провожать себя и села в такси. Он стоял растерянный и немножко неуклюжий: у меня даже защемило почему-то сердце.

Потом, не раз вспоминая эту странную встречу, я неизвестно чему улыбалась. В каждой женщине живет эта мучительно постыдная, изгоняемая, но неотступная надежда – мечта: встретить рыцаря на белом коне. Пусть он даже не рыцарь, и не на белом коне, но кто-то обязательно с сердцем благородного героя. Нас тянет к романтике: к чему-то красивому, нежному, покоряющему. Не пылкая страсть – взор, не блаженство любви – вздох, легкое прикосновение. И мы ждем этого, смеясь над самими собой, льем слезы над сентиментальной чепухой и прикрываемся цинизмом.

В самолете я с удивлением поймала себя на том, что думаю о своем новом знакомом. Темный, влажный блеск похожих на греческие маслины глаз мерцал передо мной с неосязаемой четкостью голограммы. Я не могла этого объяснить даже себе, но ощущение было такое, словно внутри меня задет и вибрирует настойчивый нерв. «Возьми себя в руки, – твердила я себе, но снова и снова возвращалась туда, откуда надо было бежать: – Ну почему, почему ты дала ему уйти?» Мне стало тоскливо…

Шалый каприз воображения в полусне-полусознании вдруг нарисовал картину: я выхожу из самолета и вижу возле трапа его…

– Идиотка! – вырвалось у меня…

Но когда я вошла в маленький и по-своему уютный терминал Гамильтон-айленда, то обомлела. Куда-то вниз, в пропасть, сорвалось сердце. Он стоял неподалеку с букетом тропических цветов в руках. Сон не может обернуться явью: так бывает только в больной психике!

Не поверила, встряхнула головой, повернулась из стороны в сторону: видение не исчезало. Он махал мне рукой, нерешительно улыбаясь.

Главное было не смотреть на него. Чтобы он не понял. Я нацепила на лицо маску холодного безразличия. Дала ему прикоснуться к себе. Изобразила улыбку. Голос его обволакивал, движения были мягки, произносимые слова – слегка старомодны. Но мне почему-то так хотелось их слышать.

– Как вы сюда попали? – произнесла я с неприкрытым удивлением.

– Прилетел на два часа раньше вас.

– Вы что, волшебник? Сначала узнали, кто я и где живу, а теперь вдруг очутились здесь?

– Все намного проще, – улыбнулся он, – за полсотни долларов официантка принесла мне копию вашей кредитной карточки. Там были ваша фамилия и имя. А на спичечном коробке в пепельнице нашел адрес вашего отеля.

– Ладно, – сказала я, – но как вы успели с билетом на самолет?

– Билеты для пассажиров первого класса – не проблема.

– Вы что, миллионер?

– Нет, просто трачу деньги. Вскоре они мне будут не нужны.

Я не стала задавать лишних вопросов и позволила взять свой чемодан.

– Мы с вами в одном отеле, – небрежно сказал он, садясь вместе со мной в такси.

– А это откуда вы знаете?

– В нашу эпоху деньги делают все, и еще кое-что. Попросил девицу в центре туристской информации, и она обзвонила отели. Остановились на пятом…

– Ничего себе, – покачала я головой.

– Дейна, – попросил он вдруг, – возьмите меня на свадьбу. Будет не так скучно. Мы сделаем вид, что молоденькая красавица пленила старого джентльмена.

Я отмахнулась:

– Ну и намного ли вы старше?

Он улыбнулся:

– Не знаю. А как по-вашему?

– Ну вам, скажем… тридцать – тридцать два. А мне уже двадцать шесть. Разница не очень большая.

Он опять улыбнулся.

– Скажите, что вы ищете? – вдруг спросила я, пытаясь прочесть в его глазах, не игра ли все это.

– А вас не смутит моя откровенность?

Я покачала головой. Он посмотрел на меня внимательно и, не отводя взгляда, сказал:

– Тогда – любви…

– Нашли тему для шуток…

Он посмотрел на меня так доверчиво, что я вздрогнула:

– Я не шучу, Дейна. Это правда. Всем остальным я могу пожертвовать.

– Вы меня пугаете…

– Когда человек молод, он всегда торопится. Любить по-настоящему у него нет времени. Всегда что-то мешает…

Я не могла больше сдерживаться:

– Мне очень хочется вам верить. Но я… я слишком сильно обожглась…

Напрасно я это сказала, идиотка! Но он посмотрел на меня из странной глубины своих глаз и тихо произнес:

– В вашем возрасте кожа еще не задубела, и боль чувствуется сильней.

– Вы говорите так, словно у вас за плечами – прожитая жизнь…

– А может, так оно и есть?

Он сказал это так, что я поежилась.

– У каждого – свои тайны, – отреагировала я. – В основном, к сожалению, – скверные…

Мы подъехали к отелю. Было уже поздно. Он подошел вместе со мной к портье и подождал, пока я заполню вопросник. Потом, сунув швейцару чаевые, взял мой чемодан, и мы поднялись на пятнадцатый этаж. Я понимала, что это последняя наша встреча, и слегка замешкалась, открывая дверь. Мне было невыносимо тяжело. Как ему об этом сказать?

Пластиковая карточка, которой я пыталась открыть дверь, почему-то не срабатывала. Наконец, дверь все же открылась. Вобрав в себя побольше воздуха и, слегка задержав его в гортани, я сказала тихо, но отчетливо:

– Руди, мне хорошо с вами, но у нас ничего не выйдет. У меня – спид. Спокойной ночи…

И закрыла за собой дверь.

Минут пять я стояла, опершись на нее спиной, и чувствовала, как по лицу, как тараканы, ползут слезы, которые я так презирала с детства…

На ночь я приняла снотворное и проснулась поздно. Одно меня успокаивало: теперь он либо сменит отель, либо будет держаться в стороне. Даже если встретит, сделает вид, что не замечает.

Я спустилась в ресторан, стараясь не глядеть по сторонам. Взяла тарелку и стала тупо двигаться вдоль гор салатов, колбас и сыров. И вдруг – столкнулась с ним. У меня защемило сердце.