– Он даже не удержит в руках лучемёт!

– Он задохнётся в кессонной камере!

– Он упадёт в обморок, когда сломает ноготь на пальце!

– И что это за имя такое – сын Акрофета? У тебя нет своего имени?

Они смеются, забыв о собственной безопасности, они беспечны, как всегда, им кажется, что мальчишка посрамлён. Королева молчит, на её лице нет улыбки, она помнит, что люк всё ещё задраен, а сын Акрофета стоит перед ними. Она поднимает руку, и все замолкают.

– Скажи мне, юный герой, ты действительно хочешь быть воином?

– Да, королева, и если волосы так мешают, это не проблема. – Он достаёт острый кинжал и одним движением отрубает волосы, которые падают на пол и превращаются в комок змей. – А лучемётом я не пользуюсь, есть более совершенное оружие.

Акрофетис достаёт из рукава шаровую молнию, и сначала она небольшая, но потом растёт прямо на глазах у всех, воздух в зале раскаляется, а предметы вокруг молнии плавятся. Генералы заворожённо смотрят на огненный шар, и их воля парализована, только Маргаст шепчет древние заклинания, которые давно потеряли силу.

– Укажи мне цель, королева, и я поражу её.

– Если ты магистр, значит, магия вернулась!

– Увы, магии больше нет в мирах Дальней волны творения. – Акрофетис прячет молнию в рукав и, склонив голову, ждёт решения. – Я просто договорился с огнём.

– Я вижу, ты не простой юноша. Пусть Маргаст проводит тебя в каюту, а я приму решение завтра.

– Хорошо, госпожа.

Акрофетис покорен и мягок, он позволяет королеве рассмотреть своё прекрасное лицо и совсем не спешит. Кажется, что где-то едва слышно звенит радостный колокольчик, но это лишь иллюзия: откуда быть колокольчику на боевом корабле? Только странная улыбка блуждает на лице незваного гостя, и Маргаст понимает, что она не предвещает ничего хорошего; впрочем, лишённый магии, он ничего не может утверждать окончательно.

Маргаст ведёт пришельца, слегка прихрамывая. Птица на его плече не просто проснулась, она клюет его спину и горб. Этой птице триста циклов, и за последние двести циклов, на которые магия продлила ей жизнь, такое поведение наблюдается впервые: словно она хочет предупредить о чём-то страшном. Маргаст идёт сзади и старается не смотреть в спину Акрофетису, он прислушивается и слышит звук, которого только что не было, – стучат железные каблуки по полу звездолёта. Маргаст отлично помнит, что когда пришелец появился, он был не обут, а теперь на нём старинные железные сапоги, словно он древний рыцарь Конта.

В воздухе растекается напряжение, и космические струны, пронизывающие корабль, напрягаются и совсем тихо звенят. Свет впереди гаснет, и теперь Маргаст не сомневается: незнакомец, назвавшийся сыном мёртвого бога, изменит его судьбу и судьбу королевы. Слышится смех демонов, и также, как и колокольчик, это лишь иллюзия, но старый колдун останавливается, не в силах идти дальше. Даже не владеющий магией, он остро ощущает, как напряглось пространство вокруг, как увеличились причудливые тени и как давит звенящая тишина.

– Мы пришли? – поворачивается Акрофетис, он спокоен, но смотрит холодно, словно уже принял решение, от которого не намерен отступаться. Птица на плече колдуна вдруг замирает и падает замертво, растопырив крылья. – Ты украл немного жизни для неё?

Он говорит, но не понятно о ком: может быть, о птице, а может быть, о королеве, чьё прекрасное тело не постарело за пятьдесят циклов.

– Что в этом плохого, юноша?

– Ничего, просто за всё надо платить, разве ты не знаешь этой непреложной истины?

– Мои долги – это мои проблемы. Вот твоя каюта, и она будет заперта на ночь, потому что ты вызываешь у меня подозрения.

– Почему же?

– Ты скрытен.

– Я назвал своё имя, старик, разве этого недостаточно? Вы ещё смеялись над ним!

– Это не твоё имя. Не пытайся обмануть меня, даже если тебе кажется, что я совсем дряхлый!

Маргаст потрясает посохом, и если бы в посохе была хоть капля магии, он был бы смертельно опасен, но посох сейчас всего лишь сухая палка, и Акрофетис смеётся в ответ. Он упивается своей красотой и молодостью и готов простить бессильную старость, но Маргаст смотрит с такой непримиримой враждебностью, что температура в воздухе опускается почти до нуля. Космические струны звенят, Зерван, господин времён, останавливает стрелки космических часов, и теперь в петле времени всего два существа – дряхлый маг и юный наглец, их взгляды, как два меча, скрещены и не уступают друг другу по силе.

– Хорошо, – медленно говорит Акрофетис, и ничего хорошего нет в его словах, – строптивый старик, ты так жаждешь узнать то, чего я сам не знаю. Тогда посмотри мне в лицо, быть может, ты увидишь, кто я…

– Я и так вижу твоё лицо, в нём нет ничего, кроме омерзительной похоти.

– Смотри лучше, ты ведь был магом!

Маргаст всматривается, и один его глаз закрывается навсегда, зато вторым он видит, что лицо не настоящее: это маска, которая вросла в плоть и имеет золотой оттенок. Акрофетис осторожно берёт край маски и приподнимает её, желая увидеть в единственном глазе колдуна ответ, который он ищет. Но из-под маски вырывается свет, и старик падает замертво с выражением застывшего ужаса. Тело его корчится в судороге и кучей бесполезного тряпья остаётся лежать там же, где и мёртвая птица.

– Вот как… – качает головой Акрофетис, – я такой реакции не ожидал. Что ты там увидел, Маргаст?

Он хочет забрать его голову, чтобы прочитать последние воспоминания, но слышит шаги в коридоре, это идут воины королевы.

– Проклятье!

Он хватает лёгкое тело старика и прыгает на потолок, оборвав провода, чтобы погасить свет. Приклеившись к потолку, Акрофетис висит долго, размышляя над тем, как достать информацию из головы колдуна, но брезгливость превышает его пыл, и он не решается залезть в голову мертвецу. В кессонной камере он не надевает защитный костюм, а сразу переходит в открытый космос, где выталкивает тело Маргаста наружу – плыть в последний путь в бесконечность.

– Зато твоё тело не съедят черви, колдун. И разве ты не украл у жизни её мгновения, разве ты не обманул время? Я не уверен, родишься ли ты снова, но если родишься, я опять покажу тебе своё лицо…

Он смеётся, сотрясая космос, пока тело удаляется во тьму Некроникуса, а потом возвращается на корабль, покрывшись инеем. Впрочем, ему всё равно, только шаровая молния в рукаве чувствует себя неудобно.

У того, кто так жесток с магами, потерявшими свои силы, мало времени. Время может быть фиолетовым, или прозрачным, или выпуклым, как часы на флагмане, но всё это – иллюзия, порождённая материальной формой; на самом деле время в Дальних мирах нельзя остановить, не договорившись с господином времён Зерваном. Мастера сиджана-ки обманывали Зервана, магистры трагила-сай пронзали время или не обращали на него внимания, но Акрофетис не владеет ни тем, ни другим искусством, а потому время для него – враг, и фиолетовые стрелки угрожают, как готовый сорваться с небес меч.

У него несколько минут до того, как она обнаружит потерю и, обнаружив, начнёт подозревать. Если бы Зерван пребывал в этих мирах, с ним можно было бы договориться. Но ещё несколько капель времени ускользают, и вместе с ними тает шанс. На самом деле, он не знает, кто он, не знает своего настоящего имени и не помнит своих создателей, кроме одного, в честь которого носит странное имя. Но что-то заставляет его действовать, какой-то зуд в середине тела безумно щекочет, и воля, которая может быть его собственной, а может быть, и нет, гонит вперёд. Если Акрофетис совершит то, что должен, он умрёт, потому что не будет больше нужен. Не сразу, ведь время прозрачно, но через определённый период. Он не знает об этом, просто идёт, чтобы соблазнить королеву, чтобы сделать своей рабой, и в то же время другое решение зреет в его груди, распирая и доставляя неудобства. Но в любом случае время против него, а он – против времени.

Ей снится любовник, стремительный, с гладкой кожей, и такой нежный, что она не может проснуться. Её время – друг, и чем больше фиолетовых капель уронит Зерван, тем счастливее будет королева. На теле любовника нет ничего: нет волос, нет родинок, нет вживлённых чипов, оно чисто и мёртво одновременно. Впрочем, во сне это не смущает Литу, и она трепещет при виде возбуждённой плоти, столь прекрасной, что сами боги могли бы завидовать. Давно она хочет забеременеть и родить двух детей, двух зверей и одного кита. Сражается с охватившим её желанием, по капле собирая выпавшее из часов время, смеётся, представляя кита с человеческим лицом. Матка полна тепла и неги, много силы, но нет искры, чтобы зажечь её. Так долго её матка была пуста, что теперь королева готова изгнать из своего тела дух Мардука и заполнить его новой жизнью, даже если новая жизнь разорвет её на клочки.