— Ага, понял — секта! — прямолинейно заявил милиционер. — Сатанисты?

— Свят-свят-свят! — мелко перекрестился дворник Епанчин. — Я же говорил: непотребства чинят!

— Возможно, что и сатанисты, — подтвердил предположение капитана Лазарь Евстафьевич. — Вы как хотите, милейший Дорофей Петрович, а мне пора. Разрешите откланяться. И жду тело у себя.

— Привезем всенепременнейше, уважаемый Лазарь Евстафьевич! — заверил профессора капитан. — Ну, и вы о справочке не забудьте!

[1]Во времена Ежова в милиции и ГУГБ установились персональные звания и знаки различия, похожие на армейские, однако фактически соответствующие на два ранга выше воинского звания (так, в 1940 году звание капитана госбезопасности/милиции примерно соответствовало армейскому подполковнику или полковнику, майор госбезопасности/милиции — полковнику или комбригу, старший майор госбезопасности/милиции — комдиву, затем генерал-майору)

[2] Шкалик –1/200 ведра ≈ 61,5 мл., устаревшая русская система меры жидких тел (винная мера).

[3] Полуштоф — 1 водочная (пивная) бутылка, 1/20 ведра = 5 чаркам ≈ 0,615; 0,60 л., устаревшая русская система меры жидких тел (винная мера).

[4] Мерзавчик — самая маленькая бутылка водки (вместимостью ⅛ литра); количество спиртного, равное такому объёму.

СССР.

Москва.

1938 г.

Тяжелое свинцовое небо низко нависало над безлюдным погостом, проливаясь на неухоженные могилки потоками холодного косого дождя. В этой малопосещаемой части кладбища обычно предавали земле за государственный счет невостребованные из морга родственниками тела одиноких стариков, бродяг и прочего неопознанного маргинального сброда, «решившего» неожиданно склеить ласты.

Даже в сухой и солнечный денек на этом заросшем высокой сорной травой участке было мрачновато и неуютно, а затопившие вмиг раскисшую землю потоки воды и вовсе превратили могильник в мутную разлившуюся речушку.

Здесь отсутствовали монументальные памятники и надгробия, поминальные столики и лавочки, как на других участках обширного кладбища, не было даже дешевых оградок и деревянных крестов. Только ржавые металлические штыри с прикрученными к ним проволокой табличками, где от руки были нацарапаны имена и даты смерти (если, конечно, они были известны), отмечали места забытых даже Богом упокоений.

Возле свежего могильного холмика, постепенно оплывающего под потоками воды, стояли двое мужчин. Первый — кряжистый седобородый дед, выдающегося телосложения и роста, тяжело опирающийся на резной деревянный посох, окованный по низу металлом. Даже сгорбившись, старик вызывал невольное уважение остатками своей былой силы и мощи, которые чувствовались даже на расстоянии.

Дед скрывался от дождя под защитой заношенного едва не до дыр широкого и длинного, до самых пят, брезентового плаща с глубоким капюшоном, закрывающим половину лица. Открытыми оставались лишь кончик носа с небольшой горбинкой и длинная седая борода, которую безнаказанно трепал расшалившийся не к добру ветер.

Спутник седобородого старца являлся его полной противоположностью: молодой, лет двадцати — двадцати пяти, невысокий, худощавый и огненно рыжеволосый. Но он, отнюдь, не выглядел полным задохликом, как могло бы показаться на первый взгляд. В его жилистой худобе чувствовался мощный несгибаемый стержень настоящего опытного бойца.

Поправив кепку-восьмиклинку, чудом державшуюся на самой макушке, паренек засунул руки в карманы широких штанов, заправленных в искусно сморщенные голенища начищенных сапог, и вопросительно уставился на своего пожилого спутника.

— Чего опять-то не так, Борода? — недовольно произнес рыжий, развязно цыкнув зубом.

Могучий дед невнятно кашлянул в бороду, недовольно собрав бескровные узкие губы в старческий жемок. В низких грозовых тучах утробно, но мощно заворчало, на мгновение озарив темный небосвод изломанной ветвистой молнией.

— Все не так! — глухо пророкотал старец, сверкнув на спутника из темноты капюшона светящимися глазами.

По яркой изумрудной радужке одного из его глаз время от времени пробегали сиреневые электрические разряды, а второй же отсвечивал бордовыми отблесками углей Преисподней, и из которого, казалось, на мир взирала сама Смерть.

— Не удивил, старый! — На жизнерадостную конопатую и розовощекую физиономию парня на мгновение набежала мимолетная тень. — Все не так уже целую тысячу лет! До сих пор не можешь смириться, Власий? Ах, да, пардоньте! Как же я позабыл? Святой Власий! Не так ли? — И рыжий обидно рассмеялся, подмигнув бородачу.

— Я — Велес!!! — Разгневанно рявкнул старик, а темное небо вновь глухо заворчало и разразилось очередной яркой вспышкой, а дождь припустил еще сильнее. — Они так и не смогли за тысячелетия вытравить из людей веру в меня, — слегка успокоившись, произнес старик. — Им ничего не оставалось, как пойти на откровенную подмену и придумать этого, — Велес презрительно сморщился, — Власия, замкнув на него поток Веры моей паствы… И не жалко тебе последние крохи сил на всякую херню расходовать? — Неожиданно набросился он на парня. — А если в самый ответственный момент сил не достанет?

— Ась⁈ — Паренек делано приставил ладонь к уху, словно не расслышал слова древнего бога в шелесте дождя. — Ты о чем, Борода?

— Не придуривайся, Локи! — Старик коротко ткнул навершием посоха едва не в лоб своему конопатому спутнику. Несмотря на разразившуюся непогоду паренек оставался абсолютно сухим — на его одежду и огненно-рыжую шевелюру не упала за все время ни единая капля дождя.

— А, вот оно что… — Понял, о чем речь конопатый спутник Велеса. — Ты же знаешь, как я сырость не люблю, старый… Моя стихия — Огонь! Не даром во многих землях меня почитали его божеством…

— Сейчас от тебя только хитрожопый Локи и остался, Рарог-Сварог, — ворчливо произнес старик. — И теперь ты — лишь презренный бес[1], а не всемогущий бог! — Вернул ему сторицей издевку о Власие скотий бог.

— Все-равно, чего мокнуть-то зазря? — Не поддался на провокацию бородача Локи. — Ты бы тоже прикрылся от дождя, дед — заболеешь еще, как какой-нибудь жалкий смерт…

— Не учи! — тягуче пророкотал Велес, а небо вторило его словам громовыми раскатами. — Ты понимаешь, что это, может быть, наш последний шанс вернуть былое могущество и власть?

— И это дерьмо — наш последний шанс? — Паренек недовольно поморщился и сплюнул на размытую дождем свежую могильную землю.

— Похоже, что так, — подтвердил дед. — Он сказал, что наши прежние попытки изменить эту реальность к нашей обоюдной выгоде — провалились. Вернее, провалятся… Он где-то ошибся в своих расчетах… Но пока эта созданная альтернативная ветвь, прорастающая в будущее, зыбка и эфемерна — процессом еще можно управлять… Но едва новая реальность обретет стабильность — нам ничто и никто уже не сможет помочь!

— Он говорил то же самое и в предыдущий раз, когда мы угробили уйму сил, которые собирали по крупицам не одно столетие! И что имеем на данный момент? Ту же беспросветную жопу, в которой торчим уже вторую тысячу лет! И с чего ты взял, что на этот раз у нас точно получится?

— Да, у нас не все гладко, — кивнув, согласился Велес, — заданные параметры реальности, в которой мы займем подобающее нам место, разбегаются все дальше и дальше с каждым мгновением… Но их еще возможно достичь! — с напором произнес старик. — Необходимо некое недостающее звено…

— И ты думаешь, что этот ублюдок, — рыжий вновь презрительно сплюнул на могилу, — и есть это звено?

— Нет, — отрицательно мотнул головой старик, — он лишь послужит инструментом для его создания.

— И чем нам может помочь этот смертный? — Все еще не понимал задумки Кукловода Локи.

— Этот? — Указал на могилку Велес.

Рыжий кивнул.

— Этот нам ничем не поможет, — согласился со своим оппонентом старец. — Мы используем лишь его тело, а пристанищем для него послужит иная душа, которую он обещался вытащить из будущего одной вероятной реальности, максимально соответствующей нашим параметрам…