— Не вам, Апраксия Акакиевна, меня судить — идеи у нас с вами разные! — Не стал ввязываться в спор Кузнецов. — Значит, вас предали? И кто же, если не секрет?

— Не твое дело, старик! — Гордо вскинула голову колдунья.

— Вам бы посочувствовать, — съязвил старший майор, почувствовав горечь поражения в недосказанной фразе Апраксии, — но уж увольте — ваша карта бита!

— Радуйтесь, пока можете! — оскалилась Хвостовская. — Мой Хозяин рано, или поздно, но добьется своей цели!

— Жаль, что вы этого уже не увидите! — «посочувствовал» пленнице Владимир Николаевич. — Уводи её, Гордей!

— А ну пшла! — Капитан не стал разводить с пленницей благородных церемоний, а пинками погнал её к выходу.

— Что с ней будет, товарищ старший майор госбезопасности? — спросил Петраков, глядя в спину удаляющейся пленнице.

— По приговору трибунала сожжем на костре, — спокойно сообщил чекист.

— На костре? — не поверил Петраков. — Живьем?

— Именно так, — подтвердил Кузнецов. — Живьем, а пепел развеем над Москвой-рекой.

— Но это же… Это чудовищно! — в полном смятении воскликнул Петраков. — В наше время…

— А не чудовищно каждый раз платить такую цену? — перебил его Кузнецов, указал в дальний угол подвала, где были аккуратно разложены рядком тела погибших оперативников.

— Но почему именно костер? Мы же не в закостенелом предрассудками средневековье? Почему просто не поставить её к стенке?

— Потому что это не решит проблему, — доходчиво, словно непонятливому ребенку, разжевывал простые истины Владимир Николаевич. — Если мы её просто расстреляем, то рано или поздно она обязательно воскреснет… И все начнется сначала — колдуньи такого уровня не умирают, как простые смертные!

— Ну… — не зная, чем возразить чекисту, замялся Петраков. — Тогда сначала к стенке, а уже потом сжечь тело… Если его не будет, значит, она не сможет ожить…

— Похвальное умозаключение, Сережа! — одобрительно усмехнулся старик.- Да, она не сможет возродиться в прежнем теле. Но кто, или что помешает найти ей новое?

— И так тоже бывает? — удрученно произнес Сергей, осознавая, что ничегошеньки не смыслит в случайно открывшейся ему «темной стороны» мироздания.

— Сплошь и рядом, — ответил Кузнецов. — Только через костер, не разрывая связи души и тела, можно отправить её прямиком в самое Пекло! А выбраться оттуда не так просто… Да ты и сам все видел…

— Видел… Не завидую я вам, товарищ старший майор госбезопасности, — признался Петраков. — Еще сегодня утром я думал, что это у меня самая собачья работа в мире… Но теперь вижу, что это не так…

— А почему не ушел? — спросил чекист. — Профессий в мире много, а ты еще молод и полон сил.

— Но кто-то же должен? Убийцы, маньяки, насильники…

— Колдуны, упыри, ведьмы, бесы, демоны… — в тон лейтенанту произнес старик. — Кто-то же должен встать у них на пути?

— Я понял, Владимир Николаевич, — кивнул Петраков, — если не мы, то кто же?

— Если не мы, то кто же? — эхом повторил Кузнецов. — Не забудь показаться медикам, — напомнил он. — Не передумал, после всего?

— Не дождетесь, товарищ старший майор госбезопасности! — слегка нагловато ответил Петраков. — Я ж теперь у Дорофеева нормально работать не смогу! Когда вокруг такое…

— Значит, надумал поменять одну собачью службу, на еще более безумную и неблагодарную?

— Так точно! Готов принести присягу… или… в церковь сходить… если нужно…

— И присягу нужно будет, и в церковь, и еще много чего сделать! — усмехнулся старичок. — Ты не представляешь, насколько много… А вообще, я рад, что ты с нами! — Кузнецов широко улыбнулся. — Признаться, я рассчитывал…

— Владимир… Николаевич… Товарищ… старший… майор… — В подвал старого особняка влетел запыхавшийся Музыкантов, перебивший Кузнецова на полуслове. — Беда, товарищ старший майор! Всю охрану в отделе перебили! И труп недодемона из морга пропал!

Один из самых респектабельных номеров московской гостиницы «Националь», которая после недавней масштабной реконструкции обзавелась в обновлённых «советских интерьерах» шикарной мебелью из бывших резиденций аристократов Аничкова и Царскосельского дворцов, занимали двое странных гостей. Один — кряжистый длиннобородый старик в потрепанном брезентовом плаще, который он не снимал даже в номере, и второй — вороватого вида щуплый молодой субъект в широких штанах, заправленных в пыльные сапоги, зашпиленные третями. А его всклоченная ярко-рыжая шевелюра была похожа на жгучие языки живого пламени.

Самое интересное, что столичная гостиница «Националь» предназначалась, в первую очередь, для приезжих иностранцев. Соответственно, в её стенах царили особо строгие порядки. По Москве активно циркулировали слухи, что однажды известных советских поэтов Михаила Светлова и Михаила Голодного не пропустил в гостиницу швейцар, одетый в ливрею с галунами. Вероятной причиной отказа послужил факт, что Голодный в тот день был одет в простую «деревенскую» косоворотку.

Однако, к этим странным гостям из номера люкс 666-ть никаких вопросов у администрации гостиницы абсолютно не возникало, несмотря на их довольно затрапезный вид и явно незаграничное «происхождение». Таких колоритных деятелей хватало в любой «темной» столичной подворотне, наполненной маргинальным сбродом, не исчезнувшим даже с приходом Советской власти.

Старик сидел в кресле, лениво перелистывая свежую газету «Труд», а рыжеволосый юнец, даже не снимая грязных сапог, валялся на широкой роскошной кровати, бездумно пялясь в потолок. Что он хотел высмотреть среди фигурных завитков гипсовой лепнины было никому не известно, но физиономия у него было довольно кислая.

— Эх! — наконец громко произнес Локи, с хрустом потянувшись. — Скучно без водки, Борода! Может, пожрать сходим? А? — предложил он своему «напарнику». — Посидим по-тихому, по-семейному. Борща навернем, да с потрошками! — С подозрительным оптимизмом уговаривал он Велеса. — А то, как обратно вернемся, не до нежных потрошков под холодную водочку будет…

Старик отложил газетку на низенький резной столик, расположенный возле кресла, и посмотрел на рыжеволосого беса из-под густых кустистых бровей.

— Пойдем, отведаем твоих потрошков, — густым тягучим басом отозвался бородач.

— Моих потрошков не надо — самому пригодятся! — хохотнул рыжеволосый весельчак. — В какую ресторацию желаешь, старый[1]? — спросил Локи. — Из «Московского» на Кремль можно поглазеть, а из «Суздаля» — на Тверскую и Охотный Ряд.

— Так ты жрать собрался, Локи, или из окон на улицу глазеть?

— А одно другому не мешает, Велес, — усевшись на краешке кровати, ответил, позёвывая, бывший повелитель огня. — Все равно делать не хрен, пока этот черт не «дозреет». Ну, если тебе плевать, пойдем в «Суздаль», там…

Неожиданно окружающий эфир возмущенно «взвыл», взбудораженный мощным выбросом энергии. Взбаламученная стихия пошла вразнос, покрывшись «рябью» и «волнами», словно от брошенного в воду камня.

— Ты тоже это почувствовал, старый? — напрягся Локи, подскочив на ноги и мгновенно «сделав стойку», словно к чему-то принюхиваясь.

— А то! — хрипло отозвался старик, ноздри которого нервно затрепетали. — Конечно почувствовал! Такое возмущение тонкой структуры мира невозможно пропустить.

— Да еще и где-то совсем рядом «выплеснуло», — согласился со стариком бывший бог.

— Мавзолей! — практически синхронно воскликнули они, точно определив эпицентр энергетического возмущения тонкой структуры мира.

— Неужели «красный упырь» насытился и пробудился? — удивленно пробасил старикан. — Рановато еще по моим прикидкам.

— По моим тоже, — согласился Локи. — Но чего-то же там явно случилось? И сдается мне, что я знаю, в чем дело! Это же наш дохляк, Борода! Которого мы с тобой должны опекать! Сука! Вот какого хера он поперся в Мавзолей⁈

— Точно! — воскликнул мгновением позже старик. — Это он! А ты его предупредил, чтобы он не совался в эту усыпальницу?