— Тов-варищ старший начальник… — испуганно заикаясь, произнес дворник. Его сутулая спина выпрямилась, словно Епанчин в одночасье проглотил свой лом. Дрожащими руками Федор одернул грязный фартук, а затем прижал ладони ко швам, вытянувшись во фрунт. — Ваши высокоблагородия… — неожиданно отчеканил он, вполне членораздельно. — Вы же… когда батяню мово… Сколько лет… А вы всё ещё на службе? У этих… пролетариев… — Протрезвевший окончательно дворник понес с точки зрения Петракова настоящую околесицу.

— Успокойся, Федор! — положив руку на плечо дворнику и завораживающе глядя ему в глаза, мягко произнес Владимир Николаевич. — В этот раз все обойдется. Все будет хорошо. Понял?

— П-понял, — успокаиваясь, произнес Епанчин, постепенно приходя в норму.

— Отлично! Теперь, голубчик, давай по порядку: что, как и когда? С самого начала.

— С самого… да… Я ведь, как жопой… то есть, как сердцем чуял, ваше высокоблагородия, что не закончилась та гадская история… Как вот, серпом оно мне по яйц… душе… — затараторил он.

Кузнецов молча слушал словоблудие дворника, не перебивая, а тот, не замолкая ни на секунду, продолжал изливать душу Кузнецову:

— Часов в десять пополудни началось… Я в дворницкой сидел, бляху, стал быть, полировал…

— Знаем мы, чего ты там полировал, — недовольно заметил кривоногий.

— Гордей… — одернул подчиненного Владимир Николаевич. — Что дальше, Федор?

— Первыми, стал быть, прусаки со всех щелей поперли, — продолжил дворник, — и всей кодлой за вороты — шасть!

— Тараканы? — уточнил Владимир Николаевич.

— Они родимыя! — Судорожно сглотнув, кивнул дворник. — Со всего дома, словно их кто поганой метлой погонял! Я так кумекаю, что ни одной усатой морды нонче в особняке не осталось.

— Ясно.

— А опосля крысюки с мышами побегли, а чуть погодя — и жильцы за ними потянулися… Никого в доме не осталось…

— А ты, Федор, не спрашивал, куда они на ночь глядя подались? — спросил дворника Кузнецов.

— Спрошал. Ить, как не спросить-то, когда такое твориться? — Развел руками Епанчин. — Токма не ответил нихто, словно в рот воды набрали — оловянными глазьями вращали и ни гу-гу! А, нет, постой: старуха Кузьминична походя брякнула, што голос какой-то у нее в голове… Да токмо она известное дело — тронутая! Как в осьмнадцатом всю семью схоронила…

— А ты сам-то никаких голосов не слышал? — подозрительно уточнил Владимир Николаевич.

— Голосов-то? — переспросил дворник. — Голосов ни-и-и — не слыхивал.

— Дальше что было?

— Опосля стены задрожали, кое-где даже штукатурка лопнула, потрескалась, стал быть. И гул неясный, аж зубы от его заныли, и то ли музыха заунывная, то ли ор, то ли молитва… А дальше я ждать не стал и сообчил, куды положено, о сем безобразии, — подытожил Епанчин. — Что же эт делается-то, ваши высокоблагородия? Неужто, как давеча, когда батяня мой с вашими ребятами в этой проклятой домине сгинул?

— Очень на то похоже, Федор, — согласился Владимир Николаевич. — Только в прошлый раз не мои люди сгинули — обычные жандармы. Слишком поздно до нас информация дошла… Жаль, служивых, конечно, но в этот раз постараемся избежать таких проблем. Иди, пока отдохни, Федор. Позовем, как будет нужно.

— Рад стараться, ваше высокоблагородия, завсегда рад! — Шаркнув ножкой, попятился от Кузнецова дворник. — Дык я это… у себя буду… в дворницкой, стал быть…

— Иди, Федор, иди. Позовем, — повторил Владимир Николаевич.

Епанчин, продолжая пятиться, словно краб, выбрался из окружившей Кузнецова группы офицеров. Не переставая оглядываться, Федор засеменил к дворницкой.

— Ну что, господа-товарищи, — проводив взглядом улепетывающего дворника, произнес Кузнецов, — у кого какие соображения?

— Ну, судя по тому, что особняк покинула вся живность, готовится некое действо с большим выбросом негативной энергии, — высказался Гордей.

— Гордей Лукич, я бы сказал, что процесс уже запушен, — поправил кривоного рыжий опер. — И потусторонняя энергия, которую так остро чувствуют насекомые и крысы, уже начала изливаться в наш мир… Пусть, пока в незначительном количестве, но именно поэтому покинули насиженные места крысы и тараканы.

— Согласен, — пробасил Гордей. — Дьявольская месса в самом разгаре. Брать паскуд нужно, пока границу окончательно не прорвало!

— Что это месса — нет ни малейшего сомнения, — согласился с выводами подчиненных Владимир Николаевич. — Есть мысли о вероятной цели этого действа?

— Да что тут думать, — вновь произнес Гордей, — у них цели не меняются! Как обычно — призыв потусторонней сущности. Вопрос только в одном — какого масштаба вызываемая сущность. В нашем случае, судя по массовому бегству из дома всего живого и принимая во внимание вибрацию строения — явно выраженную «Дрожь Швайгера» — к нам пытаются затянуть кого-то весомого… Ну, не менее «Рыцаря ада», а то «Барона» или «Герцога».

Петраков молча слушал, стоя в сторонке и не смея поверить в происходящее. Здоровые взрослые люди, сотрудники серьезной организации (куда уж серьезнее — госбезопасность), при чинах, должностях и наградах, несли, на первый взгляд, полнейшую чушь! Бред сивой кобылы! Ну, скажите на милость: какие потусторонние сущности? Какие «Рыцари ада», «Бароны» и «Герцоги»? Но Сергей уже был научен «горьким» опытом, и засунул свои сомнения куда подальше.

— Значит, призыв? — Кузнецов потер ладошкой лысину и оглядел свою команду. — Кто думает иначе?

Оперативники, встречаясь взглядом с начальством, отрицательно качали головами.

— Значит, кроме меня, все считают так же, как капитан госбезопасности Толоконников?

«Угадал, — довольно подумал Петраков, — гориллоподобный Гордей на самом деле оказался капитаном!»

— А как иначе, Владимир Николаевич? — В голосе капитана просквозила едва заметная нотка обиды. — Все факты налицо!

— Все, да не все, — не согласился Кузнецов. — А как вы свяжете со всей этой вакханалией убийство замнаркома товарища С., произошедшее именно в этом доме? А вчерашнее появление практически сформированного демона в Мавзолее? Не думаете, что эти события могут быть связаны?

— Простите, товарищ старший майор госбезопасности, но с обстоятельствами дела об убийстве товарища С. я не знаком, как и все присутствующие, — поставил в известность Кузнецова Толоконников.

— Ах, да, простите, — Владимир Николаевич потер глаза кончиками пальцев, — заработался. На изъятии дела из УгРо присутствовали только Музыкантов… Тогда слушайте вводную…

И Владимир Николаевич в трех словах обрисовал сложившуюся ситуацию, свидетелем которой являлся и сам Сергей.

— Неужели, прорвавшийся сквозь границу — демон? — Первым выдвинул предположение розовощекий лейтенант Пантелеев.

— Если демоны действительно тропку в наш мир набили — плохо дело, — глухо произнес капитан. — На моей памяти не было ни одного реального проникновения… Разве что в старых манускриптах нечто подобное описывалось.

— Я знаю, — отмахнулся лейтенант. — Эти твари все больше ментальным проникновением балуются, в людей вселяются… Но тела доноров остаются неизменны! А в нашем случае…

— Нет, не был замнаркома демоном во плоти, — вмешался в спор своих сотрудников Владимир Николаевич. — Вы же знаете, что попасть в высший эшелон советской власти можно только после нашей проверки. А на тот момент товарищ С. был самым обычным человеком.

— Значит, все-таки ментальное вселение демонической сущности? Тогда что же изменило его так кардинально на физическом уровне? — Не сдавался лейтенант.

— Я лично не сталкивался, — признался Кузнецов, — но встречал описание подобного процесса, хранящихся в архивах Святой Инквизиции. Согласно этому документу, только несколько потусторонних сущностей, особо приближенных, обладающих неимоверной силой, способны, вселившись в человека, преобразовать его настолько кардинально… По сути, преодолев границу ментально, они, вселившись, способны преобразовать организм донора в демоническое обличье.

— То есть могут реализоваться во плоти в нашем мире? — Не поверил Пантелеев.