– Я хотела бы побыть с ним одна, если можно, – с почтением ответила та.

– Ну что же, вот мы и пришли. Я останусь здесь, а ты иди по этой тропинке до той горы. Тропинка заканчивается у входа в пещеру. Войдёшь, увидишь зажжённый факел. Возьми его и спускайся по лестнице. Попадёшь прямо в святилище. – Голос жреца звучал глухо и наставительно.

– А что мне потом делать? – взволнованно спросила принцесса. – Как к нему обратиться?

– Когда будешь там, сама поймёшь, – с лёгким раздражением ответил жрец, недовольный тем, что Кунке отказалась от его услуг.

Расстояние до пещеры она не прошла, а пробежала. Остановилась у входа немного запыхавшаяся. Боязливо заглянула внутрь. Поразилась призрачному свечению и приятному запаху, исходившему из глубины пещеры. Кунке потребовалось время для того, чтобы успокоить вдруг усилившееся волнение. Она вспомнила, как отец учил считать от большего к меньшему, чтобы успокоиться.

– Десять, девять, восемь, семь, шесть, – медленно считала Кунке, чувствуя, как уходит дрожь, яснеет голова, внутри живота перестают копошиться «червячки». Когда она произнесла последнюю цифру под номером один, то была полностью готова к спуску в пещеру.

Освещая путь факелом, она неторопливо приближалась к своей цели. Она не спешила, хотела всё рассмотреть, запомнить, но главное, прочувствовать это путешествие к великому богу Митре. Она помнила все уроки жреца.

– Наш мир создан богами, главным из которых является Митра, – учил жрец. – Он многолик и многогранен. Он колесит в своей золотой карете по небу и видит всё, что творится на земле. Его тысячи ушей слышат всех живущих в ойкумене. Он знает, кто о чём думает, кто честен, а кто обманщик, кто добр, а кто зол и преступает законы. К праведникам Митра приходит в виде тёплого, яркого, похожего на солнце шара и помогает обрести силу и добро. Преступников же Митра обжигает своим огнём, очищая от зла, что таится в них. Он наказывает разными путями: насылает болезни, лишает ума, забирает богатство.

Кунке внимала каждому слову жреца, но не понимала его. Для неё Митра был чем-то недосягаемым, а его действия – абстрактными. Своё мнение она переменила, когда жрец указал ей на Тарула, их соплеменника. Когда-то, будучи молодым, тот совершил жуткое убийство своего соседа из-за нескольких баранов. А через год Митра наказал его ударом своего огненного копья, лишив зрения. А ещё через полгода Тарул лишился рассудка. С тех пор этот бедняга стал наглядным свидетельством гнева великого бога Митры. Родители пугали Тарулом детей, воспитывая в них добродетель. Кунке часто встречала несчастного слепца, сидящего в густой пыли рядом с овечьим загоном. Его выжженные глаза были направлены в сторону толкающихся баранов и овец. Мальчишки кидали в него специально собранными для этой цели камнями, а он не обращал на них никакого внимания, как будто ничто в этом мире не имело значения для него, кроме грязных, постоянно блеющих животных. Кунке всегда было жаль Тарула. В свои сорок лет он выглядел на двадцать. Казалось, время – единственная субстанция, которая пощадила его. Кунке, когда случалось проходить мимо, часто останавливалась и наблюдала за ним.

– Тебе больно? – однажды, не удержавшись от любопытства, спросила она Тарула и тут же осеклась, увидев невероятное страдание на его лице.

– Это ты, принцесса? – с почтением спросил он, медленно повернув голову в её сторону. Тарул долго смотрел пустыми глазницами на Кунке. Она была уверена, что он видит её каким-то своим внутренним зрением, которое обнажало её душу. – Ты проживёшь недолгую, но яркую жизнь. – Голос его звучал глухо и откуда-то со стороны.

Внезапно Тарул утратил интерес к Кунке и повернул голову в сторону овечьего загона. Его лицо, приобретшее было разумное выражение, вновь выглядело безразличным и страдальческим.

Сказанное сумасшедшим соплеменником удручило принцессу. Она заплакала – сначала тихо, а потом навзрыд.

– Ты что? Расстроилась? Не стоит, – послышался голос Милисы. – Это же всего лишь полоумный человек, который мелет языком что попало.

– Голос Тарула звучал так, будто говорил не он, а кто-то за него, – утирая слёзы, произнесла Кунке. – А что, если это Митра через него вещал? – испуганно заметила она.

– Ерунда, – жёстко перебила Милиса. – Ты должна видеть то, что можешь разглядеть сама, а не то, что тебя пытаются заставить лицезреть другие. Будущее увидеть никому не суждено, – уверенно закончила она.

Кунке помнила, что эти слова Милисы успокоили её, она перестала думать о предсказании безумного соплеменника, а потом и вовсе забыла о нём. Пока она спускалась по неширокой лестнице в глубь пещеры, из подсознания всплыло пророчество Тарула. Кунке вспомнила его слова, которые вновь заставили её содрогнуться.

Внезапно она увидела яркий свет, побудивший закрыть глаза. Вначале Кунке испытывала лёгкий страх, вызвавший дрожь в коленях и боль во всём теле. Захотелось сесть, что она и сделала: медленно, опираясь руками на холодный пещерный камень, Кунке опустилась на очередную ступеньку, которая оказалась на удивление тёплой. Принцесса снова стала считать от десяти до нуля, чтобы унять обуревавшее её волнение. Постепенно страх и тревога сменились желанием открыть глаза и осмотреться.

Перед Кунке была комната, в центре которой находился огромный столообразный камень, светящийся изнутри. На середине его стояла правильной формы золотая тарелка, от которой в разные стороны расходились яркие лучи, окрашивающие стены комнаты в жёлтый, красный, оранжевый цвета. Принцесса, движимая любопытством, которое перебороло страх неведения, осторожно подошла к камню. Она не нашла ни одной опоры, позволяющей золотой тарелке стоять на ребре. Это изумило её до такой степени, что она невзначай вскрикнула. Её крик эхом отдался в просторной комнате, и почти одновременно она услышала мягкий голос, который не принадлежал Милисе. Он звучал нейтрально: не женский, не мужской, но чёткий и совершенно бесцветный, лишённый какой-либо эмоциональной окраски. При этом лучи, отходящие от тарелки, меняли с каждым произнесённым словом свою интенсивность: они то усиливались, то меркли, и казалось, что это тарелка разговаривает с Кунке.

– Все твои желания исполнятся. Именно это ты хотела узнать? – прозвучало в голове Кунке.

– Все-все? – с надеждой спросила Кунке.

– Да. Ты станешь великой воительницей. Ты объединишь народы. Тебя будут почитать и стар и млад.

– А я долго буду жить? – с трепетом спросила Кунке.

– Ты не должна бояться смерти. Тебе следует бояться пустой жизни, – изрёк напоследок Митра.

Кунке была уверена, что именно Митра с ней разговаривает. При последнем слове лучи, исходящие от тарелки, заиграли разными цветами, переходя от жёлтого к оранжевому и красному, затем вновь к жёлтому, и остановили свою игру на золотом свете. Кунке стояла, заворожённая этим зрелищем.

– Думаю, Митра попрощался с тобой, – изумлённым голосом произнесла Милиса. – Пора уходить. Аудиенция закончена.

– Что закончено? – огорчённо спросила Кунке.

– Митра дал тебе понять, что встреча с ним закончена, – тихо ответила Милиса. – Пора подниматься к выходу. Главное ты узнала, не правда ли?

Кунке ничего не ответила. Она в последний раз окинула взглядом необычную комнату, обошла вокруг столообразного камня, хотела было прикоснуться к тарелке, протянула к ней руку, но почувствовала беспокойство и усиление жара. Она испугалась, что может разозлить великого Митру, пошла к лестнице и, осторожно ступая по ней, двинулась наверх. Потом спохватилась, развернулась в сторону тарелки и поблагодарила Митру за честь быть принятой.

– Будь уверена в себе, и ты многого достигнешь – эти слова прозвучали для Кунке как напутствие.

Она поклонилась Митре ещё раз, поблагодарила и, довольная, стала подниматься по лестнице к выходу из святилища.

Выйдя из пещеры, Кунке вдохнула во всю мощь своих лёгких свежий воздух и, широко улыбаясь, пошла туда, где её с нетерпением ждал жрец. Когда она приблизилась достаточно для того, чтобы старческие глаза жреца смогли её рассмотреть, он удивился увиденному. К нему подходила совсем не та девочка, что была накануне. Лицо Кунке светилось уверенным спокойствием и необычайной внутренней силой. Её глаза имели то глубокое и таинственное выражение, что характерно для человека, познавшего нечто сокровенное и очень важное. В другое время жрец обнял бы по-отечески Кунке и стал бы расспрашивать о результатах похода в святилище, сейчас же он не посмел этого сделать. Напротив, он почувствовал почтение к принцессе; сейчас он точно знал, что Кунке – достойная дочь царя.