Чешуйчатое тело метнулось, как брошенное копье — ромбическая голова ощерила пасть, блеснули два кривых клыка с дрожащими каплями яда на острых кончиках. Вот-вот вопьется военврачу в ногу ниже колена…
Но я был быстрее. Лезвие ножа, хоть и туповатое, со свистом полоснуло воздух, отсекая змеюке голову.
Хвост хлестнул в агонии, туловище закорчилось в извивах…
— О, Аллах! — выдохнул военврач-атеист, бледнея впросинь.
— Здоровучая какая… — выдохнул Кетов. — Метра три точно!
Я вернул сверхсрочнику его штык-нож, а он, с восторгом глядя на меня, спросил стесненно:
— А башку ее… Можно, я башку заберу?
— Забирай, — улыбнулся я. — Только гляди — клычки!
— Моя школа! — похвалился Рустам, с гордостью шлепая меня по плечу. Я скромно смолчал…
— Уф-ф! Миша, спасибо! — сказал Тахир Мурадович слабым голосом. Кряхтя, он присел. — Ну, да! Вот и проход! Узковат, как кошкин лаз, но ничего, дальше будет посвободнее — до самого завала! В семидесятом сюда можно было зайти в полный рост, а сейчас замыло… Айда, ребята!
— Э, нет! — притормозил Дворский энтузиастов, и подтащил мешки с горняцкой амуницией. — Каски — на головы! Фонарь цепляем на каску, аккумулятор — на ремень!
— А цэ шо таке? — пограничник Луценко поднял за ремень увесистый черный цилиндр величиной с двухлитровый бидончик.
— А цэ «спасатель», — серьезно ответил Федор Дмитриевич. — По-всякому, знаешь, случается. Вот, завалит если, «спасатель» даст кислород… минут на тридцать-сорок, и не задохнешься, пока тебя откапывать будут. Надевай!
Экипировавшись по всем правилам, мы полезли в «кошкин лаз».
— Точно, проход… — пыхтел Кетов. — Задний!
— Тут аж две галереи! — донесся глухой голос Дворского. В темноте мелькнул слабый свет фонаря. — В той, что справа — завал! Я иду по левой, здесь протока!
— Понял, Федор Дмитрич! Осторожнее там…
— Я чту ТБ!
— Разгребаем, парни!
Лучи налобных фонарей замельтешили впереди, скользя по сводчатому потолку, стесанному явно не природой, и вот подрагивающий свет уперся в комковатую осыпь.
— Отгребайте, — заблеял военврач, — отгребайте!
Заширкали саперные лопатки, и куча дрогнула, поддалась нашим усилиям. Миновал час — и молодецкое хэканье сместилось в область задышливого сопенья.
— Тут что-то есть! — сорвался голос Кетова.
— Где? Что?
— Да вот… Щас… Молоток!
Лучи скрестились на геологическом молотке. Даже рукоятка цела.
— Верным путем гребем, товарищи!
— Ха-ха-ха!
— Э! До самого низа счищаем!
— Да я до самого, това-арищ старший сержант…
— Цыц, салабон…
Притомившись, я вернулся к перекрестку, и зашагал левой галереей. Свода, как такового, не имелось — неровные стены смыкались клином высоко вверху. Впереди мазнуло светом.
— Федор Дмитриевич!
— Туточки я… — натужно донеслось до меня. — Дальше скала, целик! А тут вода вырыла яму, и все тяжелое, вымытое из песчаника, оседает, как в лотке старателя! Вы только гляньте!
Я подошел ближе и склонился. На ладони геолога тускло поблескивал шестигранник.
— Гафний! — возбужденно выдохнул Дворский. — А уж от чего такая деталь, понятия не имею! Это тот самый рудник, на который вышел Ивернев-старший! Возможно, древние таскали отсюда золотые детальки! Как успехи, кстати?
— Молоток нашли, — доложил я. Подумал, и достал из кармана обломок ивернита. — Как вам? Это было в личных вещах Ивернева, он жил у Тахира Мурадовича…
— О-о! — восхитился геолог. — Значит, всё правда! Всё сходится!
Я опустился на колени, закатал рукав, и пошарил рукой на дне. Камни… Камешки… Крошево…
Тяжеленький шестигранник будто сам сунулся в ладонь. Я сжал пальцы. И разжал их уже в кармане. Хватательный рефлекс…
— Харэ, парни! — донесся голос Кетова. — Поздно уже. Завтра продолжим, прямо с утра!
— Так точно, товарищ старший сержант!
— Цыц, салабон! Тебе слова не давали!
Там же, позже
На ужин у нас был жареный сом. Эта вкусная рыба в Мургабе не водилась, ее развели. Сомам понравилось — тепло, еды полно, живи и радуйся.
— Обож… Объелся… — выдохнул Юсупов. — Даже не знал, что речная рыба может быть такой вкусной! Надо же…
— А вот! — гордо залучился Тахир Мурадович.
— Отползаю! — закряхтел Рахимов.
Хозяин накрыл не стол, а пол — застелил ковер скатертью-дастарханом, а вокруг накидал стеганые тюфяки. Рустам удалился на четвереньках, смеша Умара, и уволок тюфячок за собой.
Дворский уже возлежал у стены, приспособив пару расшитых подушек.
— Понимаю! — хихикнул он. — Сочувствую!
— Етта… К утру пройдет! — нашарив пульт, Вайткус впустил в дом программу «Время».
— … Вошли в Адриатическое море в сопровождении новейших эсминцев класса «Шеффилд», фрегатов типа «Кассар» и двух крейсеров-вертолетоносцев, «Инвинсибл» и «Жанна д’Арк», — красиво зачитывала Екатерина Андреева. — Французский авианосец «Фош» прошел залив Отранто, а британский «Куин Элизабет» находится в международных водах напротив Которской бухты, где расположена база Военно-морского флота СССР. С палуб обоих кораблей постоянно взлетают истребители и штурмовики, которые барражируют вдоль морских границ Югославии, часто залетая в территориальные воды. Перехватчики из состава югославских ВВС и Южной группы войск СССР находятся в постоянной боевой готовности…
— Ох, полу-учат… — злорадно тянул Рахимов, подкладывая подушку под голову. — Ох, нарву-утся…
— Давненько мы евроморды не били, — поддакнул Юсупов.
— И заметьте, — прикинул Дворский, — ни одного американца!
— Синти — молоде-ец… — затянул Ромуальдыч. — Разгребает конюшни — и не лезет за океан. Заставить бедных работать, а богатых делиться — етто архисложно!
— Пока не лезет! — парировал Федор Дмитриевич. — Первый срок Даунинг будет пахать, а вот пото-ом…
— Суп с котом, хе-хе…
Я с трудом сохранял живость ума — меня неудержимо клонило в сон. Усталость и обильный ужин так и тянули принять горизонтальное положение, закрыть глаза — и послать реальность куда подальше, променяв ее на смутные ночные грезы.
Звонок радиофона пробрал, как новобранца — крик дневального.
— Алло? — вытолкнул я осипшим голосом, и прочистил горло.
— Хэлло, Миха! — хрипловатый, но приятный голос Синтии Даунинг согнал с меня остатки дремы.
— О, миссис президент! — воскликнул я, переходя на «инглиш» — из наших никто не понимал язык Диккенса. — Весьма рад слышать вас!
— Взаимно! — Синти издала смешок в далеком Овальном кабинете. — Миха… — ее голос обрел серьезность. — Мне второй день названивают генсек НАТО и британский премьер, взывают к «атлантической солидарности», и страстно хотят, чтобы я ввязалась в балканскую заваруху. Только вот Фред докладывает мне о том, что происходит на самом деле… Скажите, Миха, а провокации вроде той, что в Сребренице, случались в будущем?
— Сколько угодно, — я мрачно улыбнулся. — Только там«Белые каски» шустрили в Сирии… Постоянно снимали, как Асад бомбит своих же химоружием, а на Западе крутили эти фейковые ролики нон-стоп. М-м… Если хотите, Синти, мы можем смоделировать… как бы видеофейк, не отличимый от натурной съемки, только показать в нем правду.
— Хотим! — издала смешок Даунинг. — Надо сбить спесь с этих напыщенных Виндзоров! Ну, и чтобы наши «ястребы» присмирели… Всё, жду! Do svidaniya!
Зеленый огонек на радике погас, и я сумрачно оглядел своих. Все, кроме хитро улыбавшегося Вайткуса, таращили на меня глаза.
— Кто это звонил? — почему-то шепотом выдавил Дворский.
— Президент Соединенных Штатов, — пробурчал я, набирая номер Наты.
Поспал, называется… Кто мне еще состряпает на «Исиде» видеоролик про гаденышей из «Белых касок»? А Наташке одной, без меня, не справиться.
«А, ладно!»
ПЭВМ «Алдан» — в рюкзаке, выход в Интерсеть — в соседней «семибалочной», чаю целый самовар… А баранки я у Рустама выпрошу, у него их много.
