— Етта… — прогудел Вайткус, влезая в полупустой автобус. — Салам!
Мелкий черный водитель, будто иссохший на солнце, радостно заулыбался, кивая каждому новому пассажиру.
Я заплатил за всех, сунув рубль сонной кондукторше в длинном платье, похожем на яркий чехол. Получил сдачу — и развалился на переднем сиденье. Прав Рахимов: лучше ехать, чем пешком…
«Пазик» страшно заскрежетал передачей, дернулся и… нет, не рассыпался, а бодро тронулся, с подвыванием набирая скорость.
— Какое течение быстрое… — Дворский озабоченно покачал головой. — М-да… А «Шейтан-Кала» на том берегу…
— Етта… У погранцов лодки должны быть, — успокоил его Вайткус.
Я глянул в окно. Бесконечные ряды барханов закончились с внезапностью обрыва — по сторонам шуршали заросли тамариска, блестели солончаки и большие лужи в каёмках из мельчайшего лёсса с налетом соли.
Автобус подвернул к реке. Грязные воды вспухали бурунами и закручивались пенными воронками, а пляжи отсутствовали, как класс — берег был завален коряжником из смытых и унесенных течением кустов, ворохов гниющего тростника и целых деревьев. Над увядшей листвой вились зловещие облачка инсектов, наверняка кровососущих.
— Там, кажется, змея мелькнула… — промямлил Федор Дмитриевич.
— Кобра, наверное, — утешил его Рустам. — Их здесь полно!
Взгляд геолога обрел рассеянность, а я отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Лобастый «пазик», надрывно взревывая, уносил нас всё дальше на юг.
* * *
«Настоящий» Тахта-Базар покорял тем, что был аутентичен окружающей его местности — излучине Мургаба, линялому синему небу, удивительно свежей траве, напрасно пытавшейся затянуть желтую, трещинноватую почву. Кишлак, полностью вписавшись в натуру «Крайнего Юга», не смотрелся чужеродным вкраплением на фоне отвесного обрыва плато Карабиль, заслонявшего восток.
— Етта… Метров сто будет.
— Сто пятьдесят, — сощурился Рустам.
— Он по карте смотрел, — добавил Умар. — Ну, что? Пошли?
Накинув лямку рюкзака на одно плечо, я кивнул.
— Пошли. Представимся хоть. Да и насчет рабсилы договориться надо.
И мы пошли.
Кишлак, равно как и станцию его имени, центровали пограничники — некомбатанты отоваривались в маленьком магазинчике у заставы. Даже косматые папахи-тельпеки продавались в «Военторге». А ежели зуб заболит или живот прихватит, к кому обращаться? В медпункт, к «пограничному доктору»…
За болотного цвета ворота с яркими красными звездами мы прошли свободно, и нас тут же окликнули с крыльца ладного модульного домика:
— И куда ж вы так разбежались?
Спустившийся по ступенькам погранец с «калашом» за плечами живо срисовал «гражданских». Рустам, хоть и в штатском, четко бросил ладонь к тюбетейке:
— Подполковник госбезопасности Рахимов.
Дежурного звание не впечатлило. Он требовательно протянул руку:
— Ваши документы.
Получив искомое, погранец козырнул:
— Старший сержант Кетов… — обернувшись к модульному штабу, он негромко позвал: — Товарищ майор…
Гулко топая, под навес вышел плотный, налитой здоровьем офицер. Без кителя и фуражки, он сосредоточенно жевал то ли блинчик с мясом, то ли шаурму. Следом показался моложавый мужчина со смуглым и неподвижным, будто окаменевшим лицом. Судя по погонам, военврач.
Начальник погранзаставы аккуратно отложил недоеденный перекус, вытер руки и бегло просмотрел бумаги. Медик заглядывал ему через плечо.
— Ага… Угу… О, сам Борис Семеныч… Так, так… — вернув документы Рахимову, майор безошибочно обратился ко мне: — Ну, научные исследования, а тем более поиски пропавших мы только приветствуем. Что требуется от нас, Михаил Петрович?
— Посильная помощь, товарищ майор, — я включил гагаринское обаяние. — Нам бы троих-четверых крепких бойцов с саперными лопатками!
— Обеспечим, — коротко кивнул офицер. — Что еще?
— Ну-у… И переночевать где-нибудь… Двое-трое суток.
— Организуем! Тахир Мурадович?
— Поселим, товарищ майор! — военврач приблизился ко мне, взглядывая испытующе и тревожно. — Извините, не удержался, вычитал… Михаил Петрович… Вы действительно хотите найти Ивернева?
— А вы знали его? — я остро глянул на «пограничного доктора».
— Мстислав жил у меня, около месяца… — Тахир Мурадович помрачнел, и стал вяло оправдываться. — Поверьте, я и сам пытался откопать его! Целый взвод за собою привел. Тонн десять рыхлого песчаника перелопатили! А потом двух сверхсрочников завалило… До самой ночи спасали их, вытащили, но прежний командир строго-настрого запретил даже приближаться к Екедешику! Иначе — под трибунал…
— Тахир Мурадович! — майор, уже в мундире, застегнутый на все пуговицы, поправлял фуражку. — Рабсилу отправлю к вашему дому, — энергично сказал он. — Годится?
— Так точно!
— Ждите…
Начальник погранзаставы удалился, доедая начатый «обед», а военврач повел нас за собой, семеня и часто оглядываясь.
— Я тут рядом живу, дом еще дед мой строил… Три комнаты, и все семибалочные!
— Етто как? — затруднился Вайткус.
— Перекрытия на семи балках, — небрежно объяснил Умар. — Просторные, значит. Залы!
— Да, — суетливо покивал Тахир Мурадович, — места хватает… Жену я схоронил, дети разъехались… Прошу!
За калиткой в высокой глинобитной ограде, мощной, как крепостная стена, тянулись в небо карагачи и раскидистые тутовые деревья, пряча дом в зеленистой тени.
Сама жилплощадь тоже таила приятную прохладу — и застарелые запахи. Угадывались больничные лекарства, но их перебивал терпкий травяной дух.
— Знахарствую помаленьку, — мелко рассмеялся военврач. — Травы в горах собираю, мумиё… Змей ловлю…
— Яд? — во мне проснулся слабый интерес.
— Да… — часто закивал Тахир Мурадович. — При болях в спине — вещь просто незаменимая…
Личный состав моей маленькой экспедиции дружно разулся и в ногу шагнул за порог обширной «семибалочной» комнаты, поглядывая вокруг с жадным любопытством. Пустое и гулкое помещение, устланное коврами и почти лишенное мебели, создавало впечатление замкнутого простора. Низенький столик на резных ножках, да комод с огромным телевизором — вот и вся обстановка.
— Михаил Петрович… — хозяин взглянул на меня беспокойно, ищуще. — Извините, конечно, но… Скажите… А зачем вы здесь? — отчаянно выпалил он. — Вас кто-то послал или…
— Или, — усмехнулся я. Подумав, вполголоса договорил: — У меня есть дочь, зовут Лея. А ее маму — Натальей Мстиславовной Иверневой… И Наташа никогда не видела своего отца.
— О-о-о… — затянул Тахир Мурадович, печалясь, но и светлея. — Тогда… Подождите здесь, Михаил Петрович…
— Да просто Миша, — хмыкнул я. — Какой из меня Петрович…
Военврач сухонько рассмеялся.
— Не волнуйтесь, Миша, возраст настигает всех, хе-хе… Я поищу одну вещь, а пока… — он наставил пульт на черную панель «Рубина», и тот вспыхнул красками.
На экране бесновалась толпа, потрясая плакатами, разевая рты в грубом хоре. Я поневоле выпрямился, сжимая кулаки.
— … Консерваторы не могут найти средств, чтобы помочь Северной Ирландии, — донесся насмешливый голос за кадром, — зато они живо оплатили многотысячные демонстрации в Лондоне, Париже и Бонне! Активисты, которых доставили и вывели на улицы европейских столиц, старательно выучили тексты кричалок: «Не простим геноцид в Сребренице!», «Расстрелять белградских фашистов!», «Сербы — убийцы!»… Что же так возбудило толерантных европейцев? — телевизор переключился на карту Югославии. Контуры Словении, Хорватии и Боснии заполнились зловещим черным цветом. — После нового года эмиссары стран НАТО зачастили в Любляну, всячески склоняя словенские элиты к сепаратизму, обещая помощь и всемерную поддержку. Стоило только «председателю-предателю» Скупщины Милану Кучану убрать из названия республики слово «социалистическая» и провозгласить независимость, как Великобритания и Западная Германия мгновенно, в тот же день признали «незалежную» Словению! Вот только президент Югославии Иво Милевич был против — мягкий по натуре, он проявил в трудный для страны час волю и решимость. Хватило двух суток, чтобы с минимальными потерями нейтрализовать силы Территориальной обороны Словении. Затем Югославская Народная Армия подавила выступления бандитствующих националистов в Косово, Хорватии и Боснии. Однако, будучи на волне успеха, Милевич не стал придерживаться линии Тито — он свернул с пути диктата и предложил всем республикам собраться, рассудить — и подписать новый союзный договор. Спрашивается: мог ли коллективный Запад допустить мирное решение проблем СФРЮ? Ответ отрицательный. Мощнейшая волна клеветы и вранья обрушилась на головы европейских обывателей. Их пугали сербскими концлагерями и химическим оружием, а чтобы стало еще страшнее, Лондон совершил немыслимое — массовое убийство в Сребренице…
