— Тогда ты будешь держать свои руки при себе, — я проверяю его готовность поглаживанием, собирая сперму, которая вытекла, чтобы покрыть его. — И, если ты заставишь меня кончить только своим членом, — я провожу кончиком по влажным складочкам моей киски, прежде чем ввести его в себя, мои стенки сжимаются в предвкушении, — ты кончишь мне в рот.

Он отрывает от меня руки и хватается за спинку дивана, его мышцы напрягаются.

— Я говорил тебе, я собираюсь быть лучшим парнем, которого ты когда-либо встречала, — хнычет он, его штаны натянуты, его слова чеканятся в изнурительных усилиях оставаться совершенно неподвижным, когда я с трудом втягиваю его в себя. Когда головка пронзает меня, сухожилия на его шее натягиваются, и он сдерживает крик, крепко зажмурив глаза. — Абсолютно, блять, лучший. Ты поймешь, почему я дважды подряд становился бойскаутом года. — Я прерываю свой игристый смех еще одним поцелуем, прежде чем удовлетворить нас обоих. С осторожной точностью я начинаю опускаться на него, ерзая, выжидая время и знакомясь с обжигающим участком. Мои стенки дико сжимаются, пытаясь вытеснить вторжение, но от этого становится только лучше, когда мне удается спуститься еще дальше вдоль него. В последнее время я не пользовалась своим вибратором — который я обычно использую с большим количеством смазки, — так что самой большой вещью внутри меня в последнее время был палец или два.

Капли пота стекают по моей спине, кружево моего лифчика пропитывается влагой.

— Ты двигаешься слишком медленно, — хрипит Отис в агонии, когда я не достигаю и половины его длины. Тем не менее, его голова откидывается назад в дымке удовольствия.

— Я тщательная, — насмешливо мяукаю я. Я случайно смещаюсь, и его член проникает глубже под этим новым, восхитительным углом. Так брать его легче, моя киска увеличивается и бьется, когда обнимает его. На его лице выражение, которое находится где-то между удовлетворением и болью. Моя свободная рука тянется к его груди, потирая успокаивающими кругами, проводя ногтями по бугоркам его мышц.

Он дрожит и огрызается.

— К черту тщательность, — он почти тянется ко мне, но останавливает себя, заметив предупреждение, мелькающее на моем лице. Сжимая руки, он засовывает кулак в рот, прикусывая костяшки пальцев, когда я вращаю бедрами, принимая его больше. Он почти заключен во мне, и, хотя с моей стороны потребовалось бы немного усилий, чтобы просто опуститься на последний дюйм, чтобы полностью усесться, я этого не делаю.

Позвольте мне перефразировать это: я не могу. Я достигла своего предела. Если я приму еще, меня разорвет надвое, в этом я уверена. Прошло много времени с тех пор, как моя ленивая задница каталась верхом на парне — это просто издевательство, но это совсем другой разговор.

Я изо всех сил пытаюсь выразить свои опасения, слова неуверенно слетают с моих губ.

— Ты слишком большой. Я не думаю, что смогу…

Но он отрицательно качает головой, прерывая меня с грубой решимостью.

— Ты можешь. Ты можешь принять это, детка. Ты почти на месте.

Теперь моя очередь качать головой. Я уже отрываюсь, когда он останавливает меня с мольбой.

— Что, если я помогу, а? И когда мы закончим, ты можешь сказать спасибо, катаясь на мне верхом, пока не кончишь, хорошо? Разве это не звучит заманчиво?

Я цепляюсь за его плечо, ошеломленная. Костяшки его пальцев побелели от того, как сильно он сдерживает себя. Может быть, я хотела слишком многого и слишком быстро. Мне нравится быть сверху, но прямо сейчас я не возражаю быть под ним, особенно если это поможет рассеять массу удовольствия, которая свернулась во мне кольцом.

Он читает мои мысли.

— Не бойся, ты можешь это сделать, — подбадривает он, демонстрируя свою точку зрения небольшим толчком.

Я задыхаюсь от неровного вдоха.

— Ты так хорошо приняла меня в прошлый раз, меня так хорошо трахнули. Ты можешь сделать это снова. Я даже помогу тебе.

Я издаю искаженный звук, но не отвергаю его помощь. Отис прав. Я могу это сделать. Это просто вопрос работы. Но по какой-то причине сегодня я нервничаю и сверхчувствительна. Каждое нервное окончание в моем теле охвачено огнем, и я чувствую вкус угольного блаженства на своем языке.

Он осторожен в том, как обращается со мной, его глаза умоляют меня доверять ему. У меня нет на это причин, по крайней мере, реальной, но я это делаю. В этом нет никакого смысла, и все же все мое существо отдается ему.

Когда я начинаю опускаться обратно, он толкается в меня еще дважды, все еще сдержанно, и вот так, все кончено. Моя голова откидывается назад от этого ощущения. Клянусь, он прижимается к той части меня, к которой раньше никто не прикасался. Ракурс, глубина настолько болезненна, что это чертовски зрелищно. Порочное ощущение поглощает меня.

— Просто вот так. Такая хорошая девочка, — хвалит он. Когда я приподнимаюсь, а затем быстрым движением скольжу вниз, наши стоны облегчения сливаются воедино. — Посмотри на себя. Так чертовски идеальна, когда ты благодаришь меня.

Я делаю это снова и ощетиниваюсь от неряшливых звуков, издаваемых нашими соединенными телами, когда я устраиваюсь, моя попка подпрыгивает на его мощных бедрах. Удовольствие затмевает оттенок боли, который приходит, когда я принимаю его так глубоко, и я схожу с ума.

Быстрота этого, трение, полнота, степень, которой он достигает… Это так чудесно, и вскоре я раскачиваюсь над ним немного безрассудно, мои движения больше не размеренны. Все, о чем я забочусь, — это пронзать себя снова и снова. Все, что я хочу сделать, это рассеять острое напряжение, которое собирается у меня между ног и поднимается к голове.

В основном я держала глаза закрытыми, полностью отдавшись похоти, но когда я открываю их снова, я не нахожу слов от зрелища подо мной.

Он великолепен. Он откидывает голову назад, металлическая оправа его очков сползает еще ниже, угрожая свалиться. Он смотрит в потолок, вознося свои невразумительные похвалы, его ресницы трепещут, мускулы шеи напрягаются в тандеме с волнами удовольствия, которые танцуют по его животу.

И что делает портрет еще более ошеломляющим, так это тот факт, что я знаю, что он передал контроль мне. Момент, в который мы погружены, создан мной. У меня есть сила вызвать или удержать нарастающее внутри него удовольствие.

Цунами удовлетворения захлестывает меня от этого понимания.

— Черт возьми, да. Вот так, — шипит он, когда я полностью отрываюсь от него, облизываю руку и глажу его скользкую длину, прежде чем удовлетворить мимолетную пустоту, которую я создала. Когда я опускаюсь на него бедрами, он выгибается дугой, завершая наш союз. Когда он погружается полностью, клянусь, я слышу, как деревянный каркас дивана трещит под его силой. Самодовольная улыбка заиграла на его губах.

— Разве ты не рада, что я помог?

— Мммм, — бормочу я. Я перестаю двигаться и наклоняюсь вперед, стимулируя свой клитор. Я шиплю, и моя киска сжимается вокруг него. Он выглядит так, как будто собирается поцеловать меня, но я отталкиваю его и откидываюсь назад с дьявольской улыбкой на лице. Он смотрит с презрением.

— Черт возьми, поцелуй меня или скачи верхом, Грета, я возьму все, прежде чем потеряю контроль.

Я с вызовом выгибаю бровь, глядя на него. Он уже просачивается внутрь меня, уступая место неминуемому оргазму. Он долго не протянет. Но все в порядке. Как угодно. Если это то, чего он хочет, тогда ладно.

Он смотрит вниз, на то место, где мы соединяемся, на то, как я отрываюсь от него, прежде чем упасть обратно. Мои движения быстры, напряжение в коленях и голенях игнорируется в пользу общего ощущения. Каждый удар жесткий и целенаправленный. Я точно знаю, как он наполнит меня, когда я сажусь на его член. Это чертовски великолепно, то, как моя киска приспосабливается к нему. Еще минуту назад оно пыталась вытеснить его, а теперь мои стенки пульсируют, удерживая его внутри себя, крепко обхватывая его, так что каждый подъем дается с трудом, почти с горечью.