Сначала это мягкое прикосновение. Это предназначено для того, чтобы узнать насколько она промокла, оценить ее инстинкты, но она реагирует немедленно, приоткрывая губы и наклоняя голову, чтобы найти лучший ракурс.

Робкое прикосновение ее языка — это все, что мне нужно, чтобы решиться на это. Моя рука перемещается, чтобы схватить ее за шею сбоку, моя ладонь прижата к пульсу на ее яремной вене. Вытянув большой палец, я глажу ее по щеке и подбородку, касаясь наших соединенных губ. Я отстраняюсь на самое короткое мгновение, наклоняя голову так, как она подразумевала ранее. Снова захватывая ее рот в нежном поцелуе, я отстраняюсь, прежде чем снова поцеловать. Я делаю это снова и снова, пока ее дыхание не учащается, а ее руки не скользят по всей длине моих рук, чтобы опуститься мне на плечи. Ее спина изгибается, и она глубже прижимается ко мне, потираясь о мой пах.

Да.

Ее рот открывается, когда мой опускается для еще одного мимолетного поцелуя, ее нетерпение очевидно по тому, как ее пальцы впиваются в мою кожу головы, требуя контроля надо мной. Я не могу сдержать тихий смешок, урчащий в моей груди, когда я захватываю ее нижнюю губу, посасывая и проводя по ней зубами в кропотливом темпе, позволяя кончику моего языка скользить по поверхности. Звук одобрения проносится сквозь нее, и ее хватка на моих волосах усиливается. Было бы больно, если бы моя мазохистская задница не находила это чертовски горячим.

— Тебе нравится дразнить, не так ли? — спрашивает она. Я заставляю себя поцеловать ее в подбородок, моя рука на ее подбородке, чтобы направлять наклон ее головы и дать мне больше места. Моя другая рука опускается ниже, чтобы провести по ее ключице. Я улыбаюсь, прижимаясь к ее коже, и немного откидываюсь назад.

— Дразнить? Я? — Я качаю головой и надуваю губы. — Никогда. Я просто, — я наклоняюсь, чтобы запечатлеть мягкий поцелуй на ее надбровной впадине, — дотошный.

Она сопровождает свой одобрительный гул фырканьем.

— Дотошный. Звучит излишне.

— Это очень необходимо. — Я посасываю внутреннюю поверхность под ее подбородком, наслаждаясь ее вкусом.

— Для тебя, может быть, но мне легко заскучать.

Я ахаю, выражение моего лица внезапно становится серьезным.

— Ну, этого у нас быть не может. — Теперь я действительно, блять, целую ее.

Для меня поцелуй — это не только то, что ты делаешь своим ртом. Любой может засунуть язык человеку в глотку и назвать это игрой. Но настоящие гребаные поцелуи требуют терпения и практики. Это вид искусства — исследование в области извлечения ощущений.

Не все сразу, конечно. Это процесс. Преднамеренный. Соблазнительный.

Мое изучение ее гораздо более игривое, дразнящая дрожь и оживленное подергивание за волосы. Только когда одна из ее холодных рук пробирается под мою толстовку, чтобы устроиться между нами, нетерпеливые пальцы касаются теплой кожи моего живота, я перестаю быть игривым и начинаю становиться резвее.

Схватив ее за бедро, я втираю круги в мягкую, обнаженную кожу над ее шортами. Я делаю маленький шаг вперед, фактически устраняя всякое место для Иисуса. Мое бедро раздвигает ее ноги, потираясь о вершинку. Естественно, она закидывает одну ногу мне на бедро, и я сдерживаю сдавленный стон. Даже через мои спортивные штаны я замечаю, какая горячая у нее киска.

И, черт возьми, мое тело не может не реагировать. Я поворачиваюсь к ней, мой член оживает.

— Черт, — выдыхает она, отрываясь, чтобы глотнуть воздуха. Она откидывает голову назад.

Моя здоровая нога плотно прижимается к ее бедрам, мое колено касается стены позади нас, не давая ей возможности отступить.

Я целомудренно целую ее в центр шеи.

— Ты вся горишь. Блять. Я просто знаю, что с тебя капает.

— А если и так? Что бы ты с этим сделал?

Снова прижимаясь к ней ртом, на этот раз выше выпуклости ее груди, я подчеркиваю свой ответ намекающим толчком.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — Рука на ее бедре ползет вверх к грудной клетке, чтобы скользнуть по прикрытой одеждой нижней стороне груди.

Она надолго замолкает, пока я заставляю себя целовать как можно больше ее кожи, до которой могу дотянуться. Меня охватывает приступ паники, и впервые за долгое время я взываю к высшей силе и любимому существу моей мамы: Богу.

Эй, я не знаю, действительно ли ты там, но если да, пожалуйста, позволь ей захотеть заняться со мной сексом сегодня вечером. Я знаю, что давно с тобой не разговаривал, и, конечно, я больше не хожу в церковь, так как мамы здесь нет, чтобы тащить туда мою задницу, но если я когда-либо делал что-то в жизни правильно, пожалуйста, окажи мне эту услугу. Искренне ваш, в некотором роде, последователь, Отис.

Когда она наконец заговаривает, это звучит как вопрос. Один, который настолько не по теме, что мне приходится прервать свою молитву, чтобы ответить ей.

— Ты хорош в многозадачности?

— Хм, да. А что?

— А что насчет кошек? Тебе нравятся кошки? — Пальцы, зарывшиеся в мои волосы, массируют кожу головы, как будто мы не занимаемся сухим сексом.

— Да. — В доме детства в Техасе был строгий режим содержания только для кошек, учитывая сильную аллергию обеих моих сестер на собак.

Я в нескольких секундах от того, чтобы попросить ее перейти к делу, когда она шепчет мне на ухо:

— Это хорошо. Кошки — это здорово. У меня есть одна.

Какое это имеет отношение к делу?

— Это круто.

— Мм-хмм. И мне было интересно, — медленно начинает она, покусывая кончик мочки моего уха, — не хотел бы ты поехать ко мне и поиграть с двумя? Учитывая, что ты хорош в многозадачности и все такое.

Разве это странно, что девушка только что сделала мне предложение с помощью своей кошки? Несомненно. Но мой ответ — громкое, без колебаний:

— Да, черт возьми.

Через пять минут у меня есть подтверждение, что она не пьяна и определенно понимает, и хочет того, что сейчас произойдет. Мне приходится на мгновение отлучиться от нее, чтобы взять свои ключи. Уходит вечность на то, чтобы отбиваться от нетерпеливых завсегдатаев вечеринок, которые хотят поговорить о том, каким обломом была для меня игра. К тому времени, как я выхожу обратно на улицу, она ждет возле моего пикапа, как я и проинструктировал перед тем, как зайти внутрь.

Мы не разговариваем в течение всей десятиминутной поездки на машине, но я наблюдаю, как она ерзает на своем сиденье, дрыгая ногами в предвкушении. Пьянящий аромат желания витает в воздухе, и когда я ловлю на себе ее вожделеющий взгляд, я прикусываю губу. Я тоже, детка.

Я переключаю передачу на парковку еще до того, как машина останавливается, и выпрыгиваю, быстро следуя за ней, пока она ведет нас по лабиринту, который является ее жилым комплексом, таща меня за собой. Только когда мы переступаем порог ее дома, я понимаю, что мне еще предстоит спросить ее имя.

И у меня не было возможности спросить, прежде чем она дала мне инструкции и представила меня своей кошке.

— Давай проясним кое-какое дерьмо, чтобы мы могли поторопиться и потрахаться, окей? Во-первых, я живу одна. Не беспокойся ни о каких помехах и не стесняйся говорить так громко, как тебе хочется. Второе, это Рэйвен. — Она указывает на черную полосатую кошку, которая вышла поприветствовать нас у двери. Я наклоняюсь, чтобы погладить великолепную кошку, когда девушка, в квартире которой я нахожусь, командует: — Третье, тебе нужно раздеться. Сейчас же.

3 НАДЕЖДЫ (И ДЖЕННЕР)

Сегодня 3:17

Дженнер:

В доме разгуливает случайный придурок-пес

Ковер в беспорядке

Помогите мне найти владельца

Родни:

это питбуль? я видел его с прекрасной Чернокожей девушкой ранее

когда я говорю вам, ребята, эта девушка — КРАСОТКА…

чуть не бросил Мэг ради нее

Дженнер:

И?? Меня не волнует, насколько она сексуальна

Помоги мне найти ее, ты, бесполезный блядун за полпенни

Куинн: