В это время из деревни выбежал старший Леге. Он не учел силы ветра, упорно дувшего с запада. Лишь только он миновал угол последнего дома, как его отбросило обратно на деревенскую улицу. Едва удерживаясь на ногах, спотыкаясь, поворачиваясь к ветру то одним боком, то другим, борясь с ним, как пловец с волнами, он добрался, наконец, до скалы, за которой все мы укрылись. Ветер сбил с него шапку, но Леге и не подумал за ней гнаться. Видно было, что он сильно взволнован: мы все знали, как он не любит терять своего.
Бриг Леге был известен в нашей деревне каждому. Он был построен в Байоне, экипаж набрали из басков[4]. Корабль теперь возвращался из своего первого плавания, он даже не был еще застрахован.
– Двадцать су[5] с бочки, если вы проведете бриг в порт, – шепнул Леге, дергая Гузара за полу куртки.
– Чтобы его провести, надо сначала понять, как подойти к нему!
Волны перепрыгивали через дамбу, ветер вздымал громадные валы, которые несли пену, водоросли, песок и даже черепицу со сторожевой будки. Рваные тучи тянулись над морем и по контрасту с белой пеной казались еще черней.
Команда на бриге, видя, что лоцман медлит, наполовину развернула корабль, чтобы лавировать в ожидании. Ждать в бурном море – верное крушение, но идти без лоцмана – не менее верная гибель.
Толпа на берегу прибывала; в другое время было бы смешно смотреть, как ветер то разбрасывал бегущих, то сталкивал их, то опрокидывал и сбивал с ног. Иные женщины ложились на землю и пробирались ползком, другие двигались на четвереньках.
– Двадцать су с бочки… – не унимался старший Леге. – Сорок, сорок су…
Он бегал взад и вперед, умоляя и бранясь.
– Вы все в море, когда не надо, а когда опасность – вы прячетесь… – кричал он в отчаянии.
Никто не отвечал ему: кто стоял, насупившись, кто отворачивался.
– Вам всем грош цена, а я теряю триста тысяч франков! Вы трусы!
Мой отец вышел вперед:
– Дайте мне лодку, я подойду к нему.
– Молодец, Кальбри, молодец!..
– Если Кальбри пойдет, то и я пойду, – сказал Гузар.
– Двадцать су с бочки!.. Не отказываюсь, – вновь закричал Леге.
– Ничего не надо, – похлопал его по плечу дядя Гузар, – это не ради вас. Но если я погибну и моя старуха попросит у вас в воскресенье пару су, чтобы поставить свечку за упокой моей души, так не откажите ей…
– Кальбри, – сказал Леге, – я позабочусь о твоем мальчике.
– Сейчас не об этом, – отмахнулся отец. – Нам нужна лодка Госсома!
Эта лодка была известна под именем «Жан»; все знали, что она хорошо идет под парусами в любую погоду.
– Что ж, Кальбри, я дам вам свою лодку, – кивнул Госсом, заметив, что все глаза устремлены на него, – потому что знаю: вы ее мне вернете.
Отец взял меня за руку, и мы бросились бежать к бухте, где стояла лодка. Через минуту все было приготовлено к отходу.
Кроме отца и Гузара, нужен был еще третий моряк. Вызвался Поль, один из моих двоюродных братьев. Его начали было отговаривать.
– Кальбри же едет! – ответил он.
– Кто знает, увидимся ли мы, – сказал отец, обнимая и целуя меня. Он говорил очень торжественно, и звук его взволнованного голоса я помню до сих пор. – Поцелуй за меня мать.
Выйти из гавани при таком сопротивлении ветра было очень трудно; бечевщики, которые тянули на канате «Жана», не могли сдвинуться с места: то у них рвало канат из рук, то их самих разбрасывало в стороны, то сталкивало друг с другом. Часть дамбы уже покрылась водой. Между тем нужно было вывести «Жана» так, чтобы лодка пошла по ветру.
Сторож маяка обвязал вокруг своей талии веревку, наклонился и пополз вдоль парапета, держась за перила. Не думайте только, что он рассчитывал удержать лодку один, когда пятьдесят рук едва могли справиться с ней. Он проделал это только для того, чтобы забросить веревку на блок, установленный в конце дамбы: тогда бечевщики, повернув назад, заставили бы лодку двигаться в нужном направлении.
Три раза волна покрывала смельчака с головой, но он все шел вперед, борясь с волнами, достиг конца дамбы и забросил веревку на блок. Бечевщики потянули за конец веревки, и лодка начала медленно продвигаться, тяжело погружаясь в волны, так что временами казалось, что вода сейчас зальет ее. Но вот канат ослабел, лодка пошла сама и стала огибать дамбу.
Я не отрываясь смотрел на отца. Он стоял у руля, а рядом, спинами к ветру, сидели дядя Гузар и Поль. Лодка подвигалась вперед скачками: то ее отбрасывало назад, то она замирала на месте, то совсем исчезала за водяными брызгами.
Как только с брига заметили лодку, корабль повернулся и направился к маяку. «Жан», подхваченный ветром, тоже изменил направление и пошел наперерез бригу. Через несколько минут он прошел под бушпритом[6] большого корабля и почти тотчас же был взят на буксир.
– Буксир не выдержит, – сказал кто-то хриплым от волнения голосом.
– Если даже и выдержит, лодка все равно не сможет пристать к бригу, чтобы Гузар мог перейти на него, – сказал другой.
При таком ветре и в самом деле казалось невозможным, чтобы лодка могла пристать к бригу: она непременно должна разбиться о борт большого корабля.
Связанные вместе и носимые по морю одной и той же волной, корабль и лодка постепенно сближались. Иногда бушприт поднимался, палуба наклонялась, и экипаж не мог устоять на ногах – моряки хватались кто за что мог.
– Полезай же! Эй, шевелись! – кричал старший Леге.
Дядя Гузар пытался перелезть на бриг, но оба судна силой волн отбрасывало друг от друга. Лодка то шла сзади за бригом на расстоянии двадцати или тридцати метров, то волны выносили ее вперед. Наконец бриг стал рядом с лодкой, и когда волна, поднявшая его, спа́ла, лоцман полез на борт.
Казалось, для ветра не существовало никаких препятствий: срывая все на своем пути и разрушая все преграды, он дул с такой непреодолимой силой и так неотступно, что мы не могли передохнуть. За его свистом ничего не было слышно: волны вздымались, падали одна на другую и разбивались, закручивая брызги вихрями.
Бриг быстро приближался, распуская парус лишь настолько, чтобы можно было управлять кораблем. Его качало из стороны в сторону, на одной из мачт мотались клочья паруса, марсель[7] был снесен. Продолжая двигаться с ужасающей быстротой, бриг находился уже всего лишь в двухстах или трехстах метрах от входа в гавань.
Через минуту громкий крик облегчения вырвался у всех, наблюдавших эту страшную сцену, – бриг вошел в канал.
Но меня больше интересовала лодка, где оставались мой отец и двоюродный брат. «Жан» сначала шел за бригом. Потом, чтобы его не разбило о корабль, он вышел в открытое море. Сначала я никак не мог найти лодку, потом заметил ее за дамбой: стесненная маневрами большого корабля, она не могла попасть в слишком узкий проход одновременно с бригом. Тогда она направилась к маленькой бухточке направо от дамбы, где обычно во время бури море было поспокойнее. Но в тот день море повсюду, сколько мог охватить взгляд, было просто ужасным – идти против ветра не было никакой возможности.
Паруса были свернуты, и якорь спущен, лодка стала носом к волнам, идущим из открытого моря. Между берегом и лодкой была гряда камней, которые покроются водой только через полчаса. Оставалось только ждать. Но выдержит ли якорь? Не порвется ли канат? Не затопит ли «Жана» волной? Я был ребенком, но был уже достаточно опытен, чтобы понимать весь ужас долгого ожидания.
Вокруг себя я слышал голоса, задававшие те же вопросы. Мы перебежали на песчаный берег, стараясь держаться вместе, чтобы устоять против ветра.
– Если канат выдержит, они еще могут спастись, но если «Жана» снесет на камни, он разобьется вдребезги…
– Кальбри хороший пловец?
– Да, да, он настоящий моряк!
Даже доска потонула бы в этом вихре воды, травы, камней и пены. Волны, отброшенные скалами, стремительно бежали обратно, встречались с новыми волнами, сталкивались, поднимались одна на другую и разбивались брызгами, как в водопаде.
