Я частично соглашалась. До тех пор, пока не побывала у нее дома. Жилище выглядело так, будто только что отъехавший грузовик опрокинул на пол полный кузов предметов интерьера, вперемешку с домашней утварью и личными вещами. Затем по ним проехался вездеход и после – асфальтоукладчик.

– Я привезла после похорон вещи своих родителей, а разобрать все руки не доходят, – погасила она мой вопросительный взгляд подробными объяснениями. – Выбросить не могу, каждая вещь – история.

Она сама была, как история. Тщательно отмытое и хорошо причесанное прошлое. Длинный, равнобедренным треугольником нос, нависал над тонкой линией губ. Подбородок и шея – с присобранными, как на одежде, складками. Щеки – два сдувшихся воздушных шарика. А глаза – как небрежные, с наклоном к ушам, порезы скальпелем. Яркими были только волосы. Иссиня-черные, с отливающим блеском, они закрывали ее плечи и развевались при ходьбе. За сохранившуюся стройность издалека ее можно было принять за женщину в самом соку. Однажды так и случилось.

– Женщина, можно с вами познакомиться? – Услышали мы вкрадчивый голос со спины.

Она грациозно откинула назад волосы и распрямила плечи.

– Если ответишь, я на тебя сильно обижусь, – предупредила меня. – На улице приличные люди не знакомятся.

Но было уже поздно. Молодой человек, лет 30-ти, обогнав нас, предстал прямо передо мной. Стильно одетый, с пылающей на губах улыбкой, он явно намеревался продолжить общение.

– Извините, начала я, – помня о том, что на улице приличные люди не знакомятся.

– Если вы стесняетесь своей мамы, то я сам попрошу у нее разрешения, – перебил он меня.

Моя спутница в мгновение превратилась в хищницу: съежилась, уменьшив размер своего тела ровно в два раза, низко опустила голову и, метнув в него горящий от злобы взгляд, зашипела:

– Как вы смеете! Прочь отсюда!

Молодой человек попятился назад, а я, готовая со стыда провалиться сквозь землю, нырнула во двор.

– Что он себе позволяет! – Не унималась она. Если я не на много тебя старше, это не значит, что я старуха.

Не на много, это на 20 лет.

В ее квартире, чтобы пробраться к дивану, спинка которого удерживала на весу сорванную с петель оконную раму, предстояло разобрать завал из книг, сдвинуть с места корзины с грязным бельем и перешагнуть через телевизор. Но и после этого путь нельзя было назвать свободным. На диване располагалась ее коллекция плюшевых зайцев. Как она пояснила, каждый назван в честь ее любовника. Судя по количеству зайцев, ее интимная жизнь состояла из пяти эпизодов. Самый длинный – брачный – скрывал розовый заяц с оторванным ухом Санька. Следующий за ним – ушастый бледно-голубого цвета – Женюлька. Остальные три – Вова, Вадя и Миша сидели в обнимку с зайчихами. Игрушечное свидетельство романов с женатыми мужчинами.

– Ты знаешь, я вообще избалована вниманием мужчин, – делилась она. – Когда я пела в опере, меня приветствовали стоя. Так было забавно наблюдать, как супруги дергают своих мужей за рукав и бросают в мою сторону ревнивые взгляды.

И дальше ее понесло. Про то, как она хорошо сложена, восхитительно красива, необыкновенно умна, добра, отзывчива, хорошая хозяйка, отличная подруга, искусная любовница. Через некоторое время я пожалела о том, что на теле человека нет регулятора громкости. Или еще лучше – кнопки «вкл. – выкл». Пришлось выслушать про настойчивые ухаживания за ней мэра города. Про любовные записки губернатора области. Про незабываемый week-end с депутатом городского собрания. И под завязку – про романтическое предложение руки и сердца нефтяного магната.

Через полчаса вся полученная информация, смешанная из имен, дат, событий, мутным облаком накрыла меня с головой. Я прикрыла лицо руками, потерла глаза, зажала кулаками уши. Но ее слова просачивались сквозь этот барьер, как вода сквозь сито. Она увлеклась, взгромоздилась на табуретку, стала размахивать руками и, театрально прикрыв глаза, шептала, будто в беспамятстве.

– Красавица!

И дальше подробно про то, что сосед сверху ждет ее каждое утро у лифта, чтобы признаться в любви. И как сантехник дядя Вася, починив кран, так возбудился, что чуть ее не изнасиловал. Дышал в лицо перегаром и горел от желания. А еще ей пришлось недавно убегать от маньяка. Он сидел на скамейке в метро напротив нее, рассматривал, не стесняясь с упор, а когда поезд остановился, подсел рядом и начал сжимать ее колени своими. Хорошо, что было полно народу, а то неизвестно чем бы все дело закончилось.

– Так и не начавшись, – прокомментировала я.

Она сделала вид, что не услышала.

Далее – подробный рассказ, как она пошла выносить мусор, и в темноте натолкнулась на своих бывших поклонников. Они ей 30 лет назад всегда дарили после концерта цветы.

– А почему у мусорки-то? – Искренне удивилась я.

– Запомни, – назидательно произнесла она. – Принца можно встретить и у мусорки.

– Не дай Бог! – прошептала я, ожидая продолжения фантастического сериала.

За окном размытым пятном опускались сумерки, и ее лицо оказалось в тени. Я тщательно всматривалась в его черты, стараясь уловить признаки былой красоты. Тщетно. Передо мной сидела безумная старуха, бредящая о любви.

– Извини, ты обещала мне помочь разобраться с моим навязчивым поклонником, – попробовала я вернуть ее на землю.

– Ну, ладно, давай! – Великодушно согласилась она.

– Понимаешь, он так настойчиво за мной ухаживает. Я бы сказала, агрессивно. А мне он не нужен. У меня есть любимый муж. А тот грозит все рассказать мужу. А рассказывать-то и нечего. Я только сказала, как меня зовут.

– У меня тоже была такая ситуация. Я тебе расскажу сейчас.

Моя спина прильнула к спинке дивана – безвольно, как пустая грелка. И я выслушала очередную историю любви. Начало было, как у меня: долго стояли рядом, укрывшись под деревом, пока лил дождь. Потом он предложил свой зонт, и они пошли в ближайшее кафе согреться чашкой чая. Там он рассказал, что работает на чартерном рейсе Красноярск – Эмираты, любит Чайковского, Феллини, Сальвадора Дали, собирает модели парусников и мечтает о такой женщине, как она.

– Ты же про Игоря моего рассказываешь, – попробовала я прервать ее плагиат.

– Про какого Игоря? – деланно возмутилась она. – Его не Игорем зовут, а Станиславом. Красивое имя, правда?

И дальше, спохватившись:

– Почему ты меня все время прерываешь? Все твоя невоспитанность. Ты совершенно не умеешь слушать. А если не умеешь, сама на внимание не рассчитывай.

Я даже не стала уточнять, кто кого не слушал. Бесполезно. Она еще долго пересказывала мою историю любви применительно к себе, меняя лишь некоторые детали.

В комнате стало совсем темно. Я встала, чтобы зажечь свет. Чтобы прервать поток воспаленного воображения, весело, будто что-то нашла, вскрикнула:

– Ты молодец! Ну а отмечать твой День рождения будем?

Она нехотя вырвалась из бездны фантазий, осторожно спустилась с табуретки и подошла к столу. Там, прикрытое прошлогодней газетой – блюдо с тортом. В центре залитого глазурью круга вензелями из взбитых сливок выдавлено: 65 лет.

Я посмотрела в окно. Черное небо полностью скрыло зовущее прошлое.

К оптимизму у меня особое отношение. Сомневаюсь, что в мечту достаточно поверить, и она обязательно сбудется. В моей жизни работает другая формула: если долго мучиться, что-нибудь получится. Оптимисты для меня – люди не далекие. С небогатым интеллектом и куцым, подобное обрубленному хвосту собаки, умом. Они не могут проследить логику событий. Просчитать время для успеха и допустить степень риска. Не будут они и работать до седьмого пота. Поэтому и допускают только один вариант событий: все будет хорошо.

Железный аргумент в пользу моего убеждения – соседка Марина. С ее восторженным отношением к жизни.

Рыжие, как окунувшиеся в солнце, волосы. Смуглая, с эффектом южного загара, кожа. И голубые, цвета медного купороса, глаза. Настоящее произведение искусства. Изысканная натура для талантливого художника. Яркая муза для печального поэта. И просто красивая женщина.