Остается ли тут место для свободы выбора? Может ли кот Шредингера самостоятельно выбраться из коробки до того, как колба с ядом лопнет и убьет его?
Если Килар сейчас не помчится на дачу, а вернется домой, залезет под одеяло и проспит до самого утра — разрушит ли это планы Кассандры? Сумеет ли он разорвать круг, просто отказавшись действовать по заранее прописанному скрипту?
Что же изменится?
Он останется в своем мире, по крайней мере на какое-то время.
А дальше? Тихая семейная жизнь с женой и дочерью? Работа в редакции, посиделки перед телевизором по вечерам, отпуск на море…
Как бы не так!
Кассандра не единственная, кто имеет на него виды. Нищий все равно найдет его: не этой ночью, так следующей, не следующей, так через неделю, месяц, год... Кассандра ясно дала понять, что его выбрали не случайно, что он особенный. К каким последствиям приведет нарушение плана? Как быть с пресловутым «эффектом бабочки», когда гибель ничтожного мотылька в прошлом запускает каскад событий, которые вызовут глобальную катастрофу в далеком будущем? Ясно одно: сейчас он находится в новой узловой точке. Судьба свернулась в кольцо и кусает собственный хвост.
Где-то там, на другом конце временной петли, остались Линн и Робинс — так же, как и он, отравленные зельем Лютера, беспомощные в лапах кровожадного монстра. Возможно он рвет их на части прямо сейчас.
Значит выбора нет?
Килар скрипнул зубами. Ключи к разгадке следует искать в его первом столкновении с неведомым. Именно тогда, четырнадцать лет назад, а вовсе не сейчас, в ноябре девяносто третьего, случилось нечто, отложившее отпечаток на всю его последующую жизнь. Именно тогда он перестал быть одним из многих. Серое чудище или девиант, как правильнее называть этих существ. Оно порвало на части Колю Руденко и едва не схватило его самого. Такой же мутант как Лютер и Михаил Пантелеев.
Монстр в рваном космическом скафандре.
Отпечатанное на груди слово «Destiny» — Судьба.
Именная планка на липучке: Cpt. T. J. Everson.
Оно дотянулось до Алексея и оставило на нем свою метку. Следы от когтей. Четыре параллельных шрама на спине. Они и сейчас никуда не делись.
Что же тогда произошло?
Задай этот вопрос самому себе. Уверен, тебя ждет потрясающее открытие!
«Я в ловушке. Эти шрамы как клеймо преступника, как хозяйское тавро, выжженное каленым железом на боку лошади. Или окно возможностей еще не закрылось?»
Странник понял, в чем состоит его единственный шанс. Один из тысячи. Или из миллиона. Не нарушить план, а осторожно изменить его, заставить работать на себя. Килар мог перехватить инициативу и из пассивной марионетки превратиться в независимую фигуру. В отличие от элементарной частицы, человек обладает собственной волей. Квантовые законы — это не кольцо в ноздре бирюка, а список доступных вариантов, из которых ему нужно выбрать правильный. Не лучший, а самый правильный. Он сделает то, что от него ждут, но сделает это по-своему.
Что если коту Шредингера удастся самостоятельно выбраться из коробки?
В изначальном мысленном эксперименте такая альтернатива отсутствовала. Кот там выступал в страдательном залоге, в виде пассивной и во многом трагической фигуры. Но кто сказал, что предложенные условия окончательны и их нельзя скорректировать на ходу? Человек — не кот. То, что не позволено быку, доступно Юпитеру.
Килар подошел к мокрой машине. В залитой дождем крыше отражался свет уличных фонарей. Алексей открыл дверцу и уселся за руль.
Что он делал в этой части Москвы? Конечно же просто сидел. После разговора с Благовещенским Алексей отправился в ближайшую закусочную и наскоро пообедал. Потом он забрался в парк, нашел скамейку в конце запущенной, грязной аллеи и просидел там до самого вечера. К этому времени, то есть примерно к шести часам, Алексей принял непростое решение. Он возвращался на дачу, чтобы взглянуть страху в лицо.
Что ж, часы тикают. Обратный отсчет начался.
Килар запустил двигатель и тронулся в путь.
Он гнал машину по оживленным улицам, преодолевал вечерний траффик, проезжал перекрестки. Сквозь витрины магазинов он видел ярко освещенные торговые залы и вытянутые в глубину ряды прилавков. Покупатели не спеша прогуливались между вешалками с одеждой и полками с картонной рекламой. Толпы пешеходов перемещались по тротуарам, стекаясь к станциям подземки. Длинные вереницы машин выстраивались у светофоров. Голубые троллейбусы рассекали лужи как сухопутные лайнеры. Пассажиры в освещенных салонах напоминали рыб в аквариуме. Он смотрел на все это, стараясь навечно запечатлеть в памяти картины родного мира. Он знал, что вскоре покинет его, чтобы больше никогда сюда не вернуться.
Через тридцать минут, где-то в районе Таганки, из пелены дождя выступила темная фигура с поднятой кверху рукой. Килар включил указатель поворота и прижался к обочине. Он знал, кто через секунду залезет к нему в машину, осыпая на коврик под сидением гроздья холодных брызг с мокрого дождевика.
Владимир Благовещенский, пятидесяти двух летний учитель средней школы, заглянул в кабину, смахивая воду с неестественно постаревшего лица.
— Впустите?
— Залезайте.
Благовещенский устроился внутри, разместив между коленями длинный брезентовый чехол на молнии. Алексей помнил, что хранилось внутри. Все это он уже пережил однажды. Учитель скинул с плеча кожаный подсумок и положил под ноги.
— Куда едим? — Глаза воспаленные. Лицо осунулось и пожелтело. Казалось, он не спал двое или трое суток подряд.
— Ко мне на дачу, в Залесское, — Странник вырулил на соседнюю полосу, — Может скажете, что вам известно? Мы ведь теперь в одной лодке?
— Я знаю, что вы в беде и вам требуется моя помощь, — уклончиво ответил Благовещенский, — По-моему, более чем убедительная причина для порядочного человека. Давайте не будем возвращаться к этой теме. Впереди трудная ночь.
Странник равнодушно кивнул, не поворачивая головы.
— Знаете, Алексей, а вы изменились, — Благовещенский пристально изучил лицо Странника, как будто собирался написать по памяти его портрет, — Вы стали другим, это заметно. У вас такой глубокий взгляд. Вы словно повзрослели и, как бы сказать... стали тверже, что ли. — Учитель отвернулся к окну и произнес очередную странную фразу, — Теперь вы больше похожи на него.
— У вас есть какая-то тайна? — спросил Килар.
— Тайна, — повторил Благовещенский, — Мне пятьдесят два, молодой человек. Позади большая половина жизни. Хочется напоследок совершить что-то важное, что-то значимое. У каждого из нас в жизни есть своя тайна. У одних — это любовь, у других — подлость, а у третьих... У третьих это смерть.
«Смерть» — пронеслось в голове Странника.
У третьих это смерть.
Автомобильные фары продолжали резать дождливую мглу.
Знакомый запах — первое, что почувствовал Килар, когда остановил машину на подъездной дороге перед дачными участками. Аромат вольера или клетки с бешеными собаками: давно нечищеной, заблеванной, перепачканной мочой, кровью и пеной. Похоже эта звериная вонь будет преследовать его до последнего вздоха. Килар собрался с мыслями и пересилил страх. Отступать поздно. Он сам сжег за собой мосты.
Дождь сочился из низких туч. Капли влаги стекали по стволам деревьев и хлюпали о сырой полог опавшей листвы. В подлеске стоял серый промозглый туман. Вдалеке мерцали два тусклых огонька на противоположном краю застройки. Метрах в двухстах от машины светился оранжевый квадрат в окне дома Пантелеева. Никаких подозрительных звуков. Только монотонный шум дождя и удары капель о землю.
— Тихо, — прошептал Килар, — Нехорошая тишина.
— Здесь нет тишины, — отозвался Благовещенский, — Тишина подразумевает покой, а этим местом завладело безумие.
Странник обернулся к нему:
— Что вы намерены делать?
— Собрать ружье и осмотреть западный край леса. А вам, я думаю, не мешало бы заглянуть вон в тот дом. Свет горит, значит там кто-то есть. Надо посмотреть, все ли с ними в порядке и предупредить на всякий случай.
