Алексей зачерпнул пригоршню песка и наблюдал как крошечные частицы кварца алмазными ручейками сыплются между пальцев. Новый мир осязаем, его даже можно попробовать на вкус.

Он сорвался с места и бросился обратно в сторону пляжа. Неожиданная и страшная мысль пронзила его как острога: что если он в панике перепутал направление и теперь забирается все глубже в пустыню, где его ждет мучительная смерть от перегрева жажды? Страх преследовал его неотступно, но Алексей все бежал и бежал, не в силах остановиться. Наконец, воздух наполнился рокотом прибоя. Алексей съехал по склону последней дюны и рухнул без сил в десяти шагах от того места, где белесые щупальца известняка протянулись к самой воде. Камни покрывал слой темно-зеленых водорослей, переплетающихся между собой, словно волосы русалки.

— Твою мать! Ведь это все настоящее! — голос прозвучал как одинокий призыв о помощи, которому суждено навеки остаться без ответа.

Алексей долго сидел на дюне, погруженный в апатию. Он тосковал по родному миру, потому что там он был дома, а здесь — нет. Потому что там у него было хоть что-то, а здесь — ничего. Он вспоминал свою жену Юлю и гадал, как могла бы выглядеть их маленькая дочь. Родилась ли она в тот день, когда он попал в аварию? Все ли прошло благополучно? Ему удалось в полной мере проникнуться свой виной, и чувство раскаяния становилось острее с каждым часом.

В прошлом Алексей наделал немало ошибок, причинял боль тем, кого следовало беречь. Отстранялся от простых житейских мелочей ради пребывания в иллюзорном мире фантазий. Маскировал истинные чувства под личиной равнодушия и желчного цинизма. Он никогда не придавал этому значения, годами вживался в роль отверженного гения. Считал, что жизнь обошлась с ним несправедливо, и это дает ему право мучить других. Алексей прятал свою любовь от близких, как законченный эгоист, и теперь уже слишком поздно что-то менять. Теперь его проглотила какая-то неведомая сингулярность, прожевала и выплюнула словно обглоданную кость в мусорную корзину космоса. Чужая земля, чужое море, чужая пустыня, взбирающаяся к небесам. И у него нет ни оружия, ни пищи, ни желания жить…

Короткий закат сменился зеленоватыми сумерками. Из пустыни потянуло прохладой… а потом из-за кромки мира выкатился багрово-фиолетовый шар с развитой системной колец в районе экватора. Приютивший Алексея безымянный мирок входил в семейство спутников массивного газового гиганта.

Вглядываться в небо было все равно что стоять на краю обрыва. Черная бездна вызывала оторопь и приступы головокружительной дурноты. Алексею не удалось обнаружить ни одного знакомого созвездия. Зато он насчитал пять отдельных колец, таких же широких как кольца Сатурна. В этом мире было свое величие, своя бескомпромиссная эстетика. Своя красота. Этот мир мог существовать в одной из его любимых книг. Беллетристика превратилась в учебные пособия, в азбуку выживания. И он выжил.

С тех пор как Алексей открыл для себя фантастические миры, он в тайне мечтал сбежать туда от опостылевших серых будней. И вот его невозможные мечты стали реальностью. Он ступил за грань сущего, но за порогом оказалась лишь пустота.

На следующее утро Алексея ждало еще более впечатляющее зрелище: восход двойной звезды. Первым над океанскими водами всплыл раскаленный бело-голубой диск в радужном ореоле интерференции. Второе светило, совсем крошечное, пристроилось сбоку как бедный родственник. Большую часть дня красный карлик скрывался за тушей партнера, но становился отчетливо виден ранним утром и поздним вечером. Он почти не давал собственного света, хоть и горел в несколько раз ярче любой звезды. Пара небесных танцоров кружились в бесконечном вальсе вокруг общего центра масс, сближаясь и расходясь снова и снова на протяжении миллиардов лет.

Тут была атмосфера, насыщенная кислородом, и сила тяжести по ощущениям, не отличалась от земной. Сутки длились около тридцати шести часов. Темное и светлое время делились примерно поровну. Ночью в небесах зажигались колеблющиеся вихри света похожие на северное сияние, когда жесткое космическое излучение отражалось магнитным полем. Пресная вода вытекала из глубин через расселины в меловых плитах. И здесь процветала органическая жизнь.

По всему пляжу копошились морские существа, выброшенные на берег волнами, но они никогда не добирались до верхней границы прилива. Большие черные каракатицы разгрызали раковины и поедали водянистую плоть моллюсков. В илистых ямах гнездились пятнистые твари, отдаленно похожие на мурен. Зеленые крабы волочили по песку свои плоские бородавчатые тела. Некоторые достигали в длину полутора метров, и их клешни запросто могли перекусить ногу Алексея пополам. В небе кружили сотни птиц. Они на лету выхватывали из воды рыбу и несли куда-то вдоль побережья.

Иногда из глубин выползали крупные существа землисто-бурого цвета. Издали они походили на сивучей или моржей, но при ближайшем знакомстве выяснилось, что передняя часть их жирных продолговатых тел оканчивается не головой, а уродливым красным наростом, вызывающим похабные ассоциации с задницей бабуина. По бокам пучились два незрячих глаза, наполненных белесой мутью. Ласты и хвостовой плавник наверняка делали этих существ заправскими пловцами. На суше они становились медлительными и сонными. Но только на первый взгляд.

Однажды вечером Алексей наблюдал за «головозадым» с дюны. Чудище лежало на песке, расслабленное и безучастное ко всему окружающему. Каждые две-три секунды его брюхо подрагивало, и звучал короткий вибрирующий стрекот, словно по доске для стирки белья провели бамбуковой палкой.

На крабов и другую ползающую живность существо не обращало внимания. Но вот на песок слетела большая птица похожая на альбатроса. Уродливый нарост распахнулся четырьмя мясистыми лепестками. Изнутри выхлестнуло тонкое розовое жало, что-то вроде ловчего языка хамелеона. Птица пару раз дернулась и замерла, разбросав в стороны крылья. Хищник подполз к неподвижной добыче, и его утроба изрыгнула ворох бледных нитевидных отростков, напоминающих клубок печеночных червей. «Головозадый» не рвал и не терзал свою жертву — он медленно высасывал ее.

Когда чудище насытилось и уползло в воду, Алексей подавил рвотный позыв и заставил себя изучить останки птицы. От тела мало что осталась. Кучка перьев и дряблый кожистый мешок с костями похожий на скомканный бумажный пакет.

Алексей выбрал направление произвольно и с тех пор двигался строго на запад, преодолевая за сутки около двадцати пяти километров. Он вставал с первыми проблесками рассвета и шел до тех пор, пока дневной зной не набирал силу; потом самые жаркие часы пережидал в относительной тени дюн, снова пускался в дорогу уже под вечер, а ближе к полуночи начинал искать место для привала. Чтобы спастись от изнуряющего пекла, он раскапывал яму у подножья крутого склона, с северной стороны и ложился в нее. Уже на глубине нескольких сантиметров, песок становился холоднее.

Незрячие монстры обитали вдоль всего побережья. Иногда по одному, иногда группами по нескольку десятков особей. Алексей старательно обходил их по широкой дуге. Он не решался поворачиваться спиной к берегу и не останавливался на отдых в тех местах, где волны слишком близко подступали к дюнам. Первые двое суток он почти совсем не спал: вскакивал от каждого шороха, прислушивался к трескотне «головозадых» и воплям других экзотических существ, выбирающихся на берег с приходом темноты. Однажды он заметил на дальней границе мелководья бесформенную тушу размером с рыболовный траулер. Множество юрких тварей ползали по ней как опарыши, но тусклое свечение небесного гиганта не позволило рассмотреть их как следует.

Механические наручные часы, подарок брата на свадьбу, помогали ему отсчитывать время. Алексей заводил их каждое утро и тщательно следил, чтобы внутрь не забивалась пыль. Три оборота стрелки по двенадцать часов складывались в местные сутки. Погрешность составляла всего пару минут, и ей можно было пренебречь.