Надин выпрямилась с рукавом комбинезона, потемневшем от крови. Теперь она сжимала пистолет в левой руке. Ее рот превратился в мокрый овал, волосы стояли дыбом, на подбородке повисла слюна. Локомотив Надин Галлинс окончательно съехал с колеи. Окончательно и бесповоротно.

— Брось оружие! — приказал Килар.

— Хрен там! Умррриии! — взвыла Надин и подняла пистолет.

Стрелковая «двойка» в исполнении Килара ударила ее в середину груди. Обе пули прошли навылет. Надин сползла по стене, оставляя за собой жирную багровую полосу на штукатурке. Ее вырвало кровью, а потом она упала на пол, подтянула колени к животу, пару раз дернула левой ступней и больше не двигалась.

«Это совсем не похоже на кино. Ни малейшего сходства». — Сама мысль, вопреки ее жутковатому смыслу, показалась Страннику на удивление холодной.

Он залез внутрь машины и уселся напротив двух прижавшихся друг к другу женщин. Робинс неподвижно лежала на полу. Ее дыхание оставалось еле слышным. Килар вспомнил, как утром едва не напрудил в штаны при виде желтоглазой суки с большим ножом, а затем блевал и полз на животе как червяк. Сегодня он впервые в жизни убил человека и теперь делал это так же легко, как в свое время писал курсовые работы по основам текстологии и прикладной лингвистики.

«Стоит однажды преодолеть этот барьер», — подумалось ему. — «Стоит однажды переступить черту, и ты уже на крючке. Поначалу ты ненавидишь это, потом привыкаешь, потом тебе начинает нравиться…»

Он положил винтовку на колени, пару мгновений смотрел на женщин молча и сказал низким монотонным голосом:

— Сидите смирно. Не пытайтесь мне помешать. Вы не двинетесь с места, пока я вам не разрешу. Не издадите ни звука, пока я не позволю вам говорить. Вам нужно во всем слушаться меня, если хотите жить. Поняли?

Они поняли. Если не головным, то спинным мозгом, но поняли. Килар не стал их связывать, но этого и не требовалось. Безграничный страх связывал их крепче любой веревки. Потом, когда они немного отойдут от шока, придется использовать дополнительные средства, но пока можно обойтись одним внушением.

— Куда теперь? — Линн снова устроилась за штурвалом.

— На север. Но для начала как можно дальше отсюда.

Странник высунулся по пояс из верхнего люка, спрятал винтовку за наклонным броневым щитком, чтобы она не упала от случайного толчка. Газовые гранаты положил на откинутую крышку люка, разместив их в углублении между ребрами жесткости. Машину трясло и дергало, когда Линн задом выводила ее из разрушающегося здания блока «В». Позади с треском обвалилась крыша и часть западной стены. Линн включила переднюю передачу и повернула на северо-восток.

Со всех сторон замелькали вспышки ружейных выстрелов. Пули градинами защелкали по броне. Килар вырвал чеку у первого баллона, провернул стопорное кольцо против часовой стрелки и швырнул гранату в сторону открытой двери оружейной комнаты. Там суетилось больше всего ходоков. Баллон взорвался позади, изранив осколками ближайших кочевников. Остальных накрыл купол желтовато-серого газа. Странник поставил на боевой взвод и метнул вторую гранату. Она лопнула у стены третьего барака. Вспухшее облако аэрозоля поглотило толпу ходоков, приближавшихся со стороны берега. Полотнище тяжелого сизого тумана затянуло пространство между пакгаузами, поднялась вровень с крышами, и стрельба сразу пошла на убыль.

Пуля из мушкета рикошетом отскочила от пустой пулеметной турели и едва не раздробила Страннику запястье. Он открыл беглый огонь и уложил двух женщин справа от себя. Третьей прострелил колено. Она споткнулась и угодила под гусеницу вездехода. Килар сбросил опустевший магазин и прицепил новый. Он продолжал стрелять короткими очередями, ни в кого не попал, но прогнал с дороги еще нескольких кочевников. Машина смяла проволочную изгородь и покатила вглубь пустыни, выбрасывая из-под гусениц столбики песка и каменной крошки.

Транспортер успел отъехать метров на триста, когда прогремел первый взрыв.

Блок «С» превратился в огненный цветок. Обломки бетона картечью разлетелись по берегу. Клубами поднялась пыль. На удивление хорошо сохранившаяся крыша с панелями солнечных батарей упорхнула в темноту, как огромный ночной мотылек. Спустя пару секунд рванули оставшиеся два пакгауза. Сполохи еще не успели потухнуть, когда сдетонировали боеприпасы в оружейном хранилище. Зонт слепящего желтого пламени раскрылся над пустыней, постепенно выворачиваясь с изнанки клубами черного дыма. Горячая рука толкнула вездеход в корму. Налетела стена песка и пыли. Бронещит укрыл Странника от взрывной волны, но он все равно заслонился рукавом, чтобы острые частицы сланца не посекли кожу. Грибовидное облако поднялось высоко в небо. Цистерна с горючим под посадочной площадкой растворилась в огне. Воздух становился все горячее. Теперь смотреть назад стало почти невозможно. Но Килар продолжал смотреть. Его глаза превратились в узкие слезящиеся щелки.

Искореженные останки рекера приземлились в океан неподалеку от берега. Сверху посыпались фрагменты железных балок, хлопья минерального утеплителя, осколки известняка. Мимо летели какие-то горящие тряпки, предметы мебели, клочья виниловой пленки, части разорванных тел. Кусок водопроводной трубы длинной в полтора метра с лязгом отскочил от обшивки, перевернулся и соскользнул вниз. Волокна дыма, разбавленные токсичными парами гидразина, втягивались в пустоту остывшей пустыни. На месте станции продолжало что-то вспыхивать, искрить и взрываться. Вдоль берега колыхалась сплошная километровая линия пожара.

Килар спустился внутрь бронетранспортера и захлопнул за собой люк. В наступившей темноте лица двух женщин казались прозрачными мыльными пузырями, плывущими во мрак. Адреналиновая горячка постепенно спадала. Странник расслабил мускулы, чувствуя, как подступает к нему болезнь, просачивается в мясо и кости, обшаривает тело неприятным мелким ознобом. Он попробовал на язык собственный липкий пот. В ушах шумела кровь, веки отекли и стали тяжелыми как бархатные гардины. Ушибленный глаз болел и слезился.

— Завернем к востоку, — сообщила Линн. — Обойдем линию аванпостов на другой стороне. До гор четыреста миль по прямой, но у нас получится где-то семьсот пятьдесят, а дальше — как пойдет. Тебе ведь нужно за Черту, так?

— Думаю, так. Хотя понятия не имею, что такое Черта.

— О, это зрелище пропустить невозможно!

— Ты капитан. Прокладывай курс по своему усмотрению.

Робинс застонала и зашевелилась, приходя в себя.

«С ней поначалу будет непросто. Придется держать ее связанной какое-то время, иначе она натворит дел. Но вдвоем с Линн мы добьемся успеха».

Рана в руке тихо, притупленно ныла. Укус «головозадого» сверлил правое бедро как микроскопическая буровая установка.

«Все-таки воспаление. Скверно. Надо спросить про лекарство. Здешняя фарма творит чудеса… Линн здорово помогла мне сегодня. Кажется, я готов влюбиться в нее, и это, кстати говоря, тоже скверно, но с этим мы разберемся позже».

Он подобрал с пола оставшийся моток паракорда, отрезал два длинных куска своим перочинным ножом, спутал запястья двух женщин петлями от общей веревки и закрепил концы на штырях, торчащих из стены отсека. Потом стянул им щиколотки, пропустив последние петли под железным каркасом сидений. Робинс открыла глаза, но не издала ни звука, только тяжело дышала.

Странник уселся на место. Пульс паровым молотом бухал в голове. Воняло соляркой, потом и машинным маслом. Он размышлял о Жаре и о его туманных пророчествах, которые по словам самого Посредника были никакими не пророчествами, а частью формулы, которую он, Килар, должен сложить из множества составляющих.

Три зерна, дающие всходы, и в каждом —три ступени к пьедесталу, а если сложить их вместе, получается единица. Это уже не ноль, но еще и не двойка, но эта цифра очень важна, ибо с нее начинается любой отсчет.

«Чертовски умно, старина. Может быть даже чересчур. А ты у нас настоящий гений, подлинный бриллиант среди туземцев, Сократ и Аристотель в одном лице… Стоп! Какого хрена я несу околесицу? Сосредоточься, сукин ты сын!».