Ирина решила пообедать в кафе, она часто так делала, когда не могла справиться с собой. Но с покупной едой ей не везло – она была сухой и безвкусной. Уже на улице, рассчитав, во сколько примерно может вернуться Влад, она поняла, что успеет приготовить, поесть и всё убрать. Он ничего и не узнает. Утолив свой голод, умиротворённая Ирина навела дома идеальный порядок. Влад вернулся в хорошем настроении, грея на ужин овощное рагу, он с энтузиазмом описывал разработанный им бизнес-план. Предлагаемые им схемы казались Ирине сомнительными и незаконными. Она постаралась намекнуть на эту мысль, но он был слишком окрылён задуманным.

Ирина и не заметила, как их беседа переросла в ссору. Она помнила, что стояла у окошка и смотрела на двух девчонок, сидящих на качелях во дворе, и думала об Оле, своей школьной подруге. Время и расстояние развели их навсегда, в этом Ирина убедилась ещё несколько лет назад, когда они встретились в кафе после долгой разлуки. И всё же иногда, вспоминая юность, она зажигалась идеей написать Оле и предложить встретиться, ведь сейчас они жили в одном городе. Но всякий раз, заходя в «Розетке» на страницу, пестревшую клишированными цитатами о саморазвитии и духовном просветлении, Ирина ощущала тоскливое отчуждение. Ей захотелось поделиться этим с Владом, но он опередил её вопросом:

– Ты что готовила дома мясо?

Её окатило ледяной волной. Она осторожно обернулась. Влад стоял у раковины с растворённой нижней дверкой. Он нашёл в мусорном ведре магазинную упаковку из-под стейка.

– Да… Но я всё помыла! Всё убрала!

Влад со всей силы хлопнул дверкой и процедил:

– Ты жарила в моей сковородке убитое животное?

Ирина застыла.

– Я ведь просил тебя. Неужели это сложно? Ира! Неужели сложно уважать чужие решения? Я ведь говорил: никаких продуктов животного происхождения в моём доме.

– Прости…

– Ты достала меня со своим «прости»! Достала! Я что, не мужчина? Я кто для тебя вообще? Моё слово ноль? Зеро? Пустой звук?

– Нет…

– Во дурак! Какой дурак… – Влад схватился за голову. – Я всё надеялся найти у тебя какую-то поддержку, хоть какое-то уважение к себе! Родители никогда меня не понимали, я думал, но Ира-то не такая, она меня поддержит… Но Ире пофигу, Ира самая умная у нас.

Ей было ужасно стыдно. Ну зачем, зачем ей понадобилось готовить мясо! Почему нельзя было сходить в кафе? Она снова была виновата.

– Единственная нормальная сковородка в доме! – Влад сунул посудину в мусорный мешок и направился с ним к выходу.

Ирина, ссутулившись, бессильно опустилась на стул и прижала пальцы к губам. Она просидела в оцепенении несколько долгих минут. Она ждала. Но Влад не вернулся. Он наказал её одиночеством и ушёл к другу, живущему в нескольких остановках от них. Почти физически ощущая нехватку воздуха, Ирина поплелась в комнату. Её всю трясло, сердце норовило проломить рёбра. Она легла на спину и закрыла глаза. Дыхание сдавило режущим узлом, по телу поползли мурашки, оно всё покрылось испариной. Когда узел стал туже, комната сжалась. Ирина стала задыхаться, она была заперта в клетке с прутьями из плюша – мягкого и синтетического. Когда-то он был ярким, но сейчас стал блеклым, он был пропитан пылью. Это реальность была бредовой, но такой убедительной и явственной…

Ирина взялась за решётку, и просветы стали зарастать. Что-то между ужасом и омерзением накрыло её. Ирину обволакивало тёмное облако духоты и грязи. Каждый вдох отдавал болью – в трахее застряло что-то сухое и плотное, оно перекрыло кислород. Это была смерть. Дикий ужас объял Ирину – она умирала, прямо сейчас, совсем одна. Она не могла пошевелиться, не могла открыть глаза. Она чувствовала неминуемое приближение смерти. Выдавив из себя придушенный крик, она оторвала от матраса руки и вцепилась в грудь. Царапая её ногтями, Ирина распахнула глаза и зарыдала. Ей удалось сесть. Это уже было с ней. Она помнила эти ощущения и эту клетку. Ей нужно было спрятаться куда-то, сбежать. Ей нужно было перебороть свой страх, своё одиночество и свою смерть. Рыдая, она сползла с постели и, запинаясь, пошла в ванную комнату.

Пока она умывалась и мочила шею и руки до локтя холодной водой, дыхание немного выровнялось. Ирина плакала и шепотом вписывала себя в пространство, из которого вылетела. Так её учила делать Люба. Она почти беззвучно повторяла своё имя, возраст, адрес проживания, свою специальность. Разогнувшись и прислонившись к стиральной машинке, она стала описывать предметы, их цвета и текстуру. Острая тревога сменилась беспокойством, боль в груди лёгким дискомфортом. Тело стало тяжёлым и слабым, но оно уже не дрожало. Ирина смогла одеться и спуститься во двор. Она хотела дождаться Влада на качелях (звонить ему было бесполезно, трубку бы он не взял), но вместо этого зашагала к метро. Что-то гнало её вперёд, Ирина сорвалась на бег, затем, плохо соображая, спустилась в подземку.

В набитом вагоне, раздавленная ссорой, она глядела на поручень, вернее, на мужскую руку с необычным кольцом на большом пальце. Матово-чёрное, с мелкой серебристой строчкой, оно напомнило Ирине слова: «Можно увидеть свет, даже глядя в темноту». Наверно, она слышала их в каком-то фильме… Впрочем, это было не важно. В тот момент она осознала, что не виновата. И ей вдруг захотелось дышать, дышать полной грудью. Она выскочила на следующей же станции. Когда Ирина рванула к эскалатору, ей почудилось, будто кто-то удивлённым глухим голосом позвал её. Но она не обернулась – мало ли было Ирин в городе.

Ночевала она тогда у Любы. Та с порога ей сказала: «Оставайся у меня насовсем». Ещё день назад Ирина не придала бы значения этим словам, но в тот вечер всё было иначе. Она допустила, как ей казалось, невозможную мысль о переезде и ощутила от этого необыкновенную лёгкость. В ней поднялась тёплая волна воодушевления. Но её быстро приглушил боязливый холодок, он-то и заставил Ирину не отозваться на предложение Любы. Весь вечер они готовили вафли и молочные коктейли, а потом объедались этим за просмотром «Офиса». Когда они легли спать, Люба, глядя в потолок, прошептала:

– Знаешь, у меня есть знакомая, настоящая вегетарианка. Она много лет не ест даже молочку и яйца. Как-то в компании нам было неудобно при ней заказывать пиццу с салями. Но она сказала, что ей всё равно, едим мы мясо или нет. Она никому не навязывает свои взгляды и ценности.

В ту бессонную ночь Ирина поняла две вещи: она хочет уйти от Влада, но сделать это завтра или в ближайшее время не решится. Страх по-настоящему остаться одной был слишком силён: ей казалось, что без Влада она не справится, не выживет. На утро они помирились, но через день снова разругались. Причиной на этот раз стали купленные Ириной тарелки и недешёвая сковородка, замена старой. Влад воспринял эту покупку как манипуляцию жертвы. Это несправедливое замечание рассердило Ирину, и она предложила вернуть посуду в магазин. Эта размолвка быстро сошла на нет, но сомнения Ирины только укрепились.

С тех пор привычная жизнь стала меняться. Ирина всё чаще не соглашалась с обвинениями и упрёками. Она отзеркаливала поведение Влада, приводила его же аргументы, и это ему не нравилось. Он уходил в глухую оборону: принимал вид глубоко оскорблённого человека и сутками игнорировал её. Но Ирина, приезжая вымотанной с работы, только радовалась возможности побыть в тишине. Внутреннее ощущение собственной правоты не позволяло ей как раньше извиняться за каждое не так понятое Владом слово или действие. Уязвлённый этим, он заподозрил, что Ирина попала под влияние «чокнутой фемки» и запретил общаться с Любой. Но Ирина напомнила ему, что у них свободные отношения, следовательно, она будет общаться, с кем захочет. Скандалы стали почти ежедневными, даже соседи делали им замечания и грозились полицией.

Когда она впервые заговорила с Любой о переезде, та торжествовала. Но поселить к себе Ирину она не могла из-за Андрея, который съехался с ней. Ирина ещё не была знакома с ним, но много о нём слышала. Девушки стали вместе подыскивать разные варианты квартиры или комнаты. Но их планам не было суждено сбыться – у Влада начались проблемы с его «бизнесом». Один из вкладчиков написал на него заявление. Назревало судебное разбирательство. Ирина не решилась бросить Влада в это трудное время. Он едва ли оценил такую заботу: срываясь на Ирине, он уже не стеснялся в выражениях и действиях, мог толкнуть или отпихнуть её. Два месяца она терпела, уговаривая себя, что как только у Влада всё наладится, она съедет. И однажды в порыве гнева она сообщила ему об этом, за что и поплатилась…