К а л и н к и н. Мой вопрос решать не месткому, а вам. Лично.
П л а т о в. Одному?
К а л и н к и н. По этому вопросу местком разделится. Подсчитал.
П л а т о в. Что?
К а л и н к и н. Голоса.
П л а т о в. Заранее знаете, кто выскажется за вас?
К а л и н к и н (кивнув). Кто — «за».
П л а т о в. И кто — против?
К а л и н к и н (кивнув). И кто «против»!
П л а т о в. Психолог!.. Ну, и что же решу я лично?
К а л и н к и н. Против будете… Не сразу! А этим кончится…
П л а т о в. Психолог!..
К а л и н к и н. И захотели бы помочь, да не сможете!
П л а т о в. Почему?
К а л и н к и н. Даже если очень бы захотели! Коллектив — против, директор — против… Вопроса нет!
П л а т о в. А я и думать не думаю, что вам следует помогать!
Телефон.
Платов. Сергей Данилович? А куда денешься — приемные часы!.. Ничего, несите телеграмму. Кстати, вы ведь тоже член нашего профсоюзного органа — вот и обменяемся тут заодно, в рабочем порядке… Увольнение. По инициативе администрации… И по просьбе трудящихся! (Опускает трубку.)
К а л и н к и н. Игнатьев Сергей Данилович — он точно будет против меня.
П л а т о в. Знаете его?
К а л и н к и н. Начальник ведущего производства, все директивные объекты ведет! Самый наш перспективный молодой руководитель! Ваша правая рука, говорят?
П л а т о в. Он знает вас?
К а л и н к и н. В лицо разве…
П л а т о в. Почему же он заведомо выскажется против вас?
К а л и н к и н. Увидите!
П л а т о в. Игнатьев — доброжелателен, объективен, независим…
К а л и н к и н. Люди, у которых всегда и во всем удача, которым просто счастье отроду, почему-то никогда всерьез не понимают тех, кому… не везет! Может, потому, что мы как-то… мешаем им осознавать себя еще выше и лучше?
Входит И г н а т ь е в.
И г н а т ь е в. Еще раз приветствую вас, шеф!.. Скандал. Вот, четвертая телеграмма Сибирского целлюлозного, от Сентюрина. (Калинкину.) Привет.
К а л и н к и н (встав). Здравствуйте, Сергей Данилович.
П л а т о в (читает). «Три наших запроса относительно ускорения выдачи документации пускового комплекса комбината оставлены вами без ответа точка угрозой срыва правительственный срок ввода… Сентюрин запятая Булыгин».
И г н а т ь е в. Скандал.
П л а т о в. «Булыгин». И обком подключил… Молодца!
И г н а т ь е в. Я уже сделал внушения по секторам… Даже первые три запроса затеряли! Пока не положат мне на стол…
П л а т о в. Молодца Сентюрин!..
И г н а т ь е в. …И в канцелярии не зарегистрировали! Бардак…
П л а т о в. Позвоните, чтобы не искали…
И г н а т ь е в (по телефону). Игнатьев. Запросы Сентюрина не разыскивать. (Опустив трубку.) У вас?
П л а т о в (смеясь). Эта телеграмма — первая и единственная.
И г н а т ь е в. Что за дела?
П л а т о в. Наш план фактически сделан, а у строителей фронт открылся!
И г н а т ь е в (подняв телеграмму). Смысл? Мы же установим, в конце концов, что телеграмма — первая, что…
П л а т о в. Телеграммы такого содержания, с такими подписями при всех обстоятельствах вызывают соответствующую реакцию у самого верхнего начальства. Директорская резолюция, полюбуйтесь, два вопроса и три восклицательных?
И г н а т ь е в. И три грозных звонка!..
П л а т о в. А пока разберемся, что к чему, — головы у исполнителей уже трещат, все внимание — на этот объект, ему — «зеленая улица»! Запросы строителей директивной стройки оставлены без внимания!.. (Смеясь.) Всех на ноги поставил, так?
И г н а т ь е в (усмехнувшись). Авантюрист!..
П л а т о в. Жизнь его заставляет! Каждый ведь тянет одеяло на себя! Заказчик, проектировщики и строители!..
К а л и н к и н (вдруг). Это — точно!
Платов и Игнатьев удивленно взирают на Калинкина.
И г н а т ь е в. Что вы?
К а л и н к и н. Про одеяло…
Платов и Игнатьев возвращаются к прерванному разговору.
П л а т о в. …А почему, собственно, Сентюрин должен посылать мне подобные телеграммы? Его прорабы и бригадиры должны прямо со стройплощадки с развернутым чертежом входить в мой и ваш кабинеты! И мы тут же, с ходу, должны решать и согласовывать все вопросы живой стройки!.. А девятого и двадцать четвертого ежемесячно должны получать зарплату в одной кассе — Сентюрин и мы с вами!.. И получать только за одно: за готовую целлюлозу! Так сказать, за чистую, еще не разрисованную нами бумагу!
И г н а т ь е в. Шеф, я с вами.
П л а т о в. Знаю.
И г н а т ь е в. Как французские легитимисты при Бурбонах, я больше монархист, чем сам монарх… чем вы! Объединение проектировщиков и строителей — общая наша идея. Это я к тому, что мне показалось, вы… репетируете сегодняшнее выступление перед фирмой? Непривычно…
П л а т о в. Что именно?
И г н а т ь е в. Вы… волнуетесь?
П л а т о в. Сентюрин должен работать у меня! Ну, или… я у него.
И г н а т ь е в. Сентюрин у вас! И я — у вас. Но у кого и где, и в каком качестве придется работать Иванову, Петрову, Сидорову? На каких должностях? С какими деньгами? Наконец, какая потребуется отдача?
П л а т о в (после паузы). Казалось бы… Совершенствуем структуру, механизм хозяйствования… Что и кому доказывать… Казалось бы?
И г н а т ь е в. В общем, люди возбуждены, ждут вашего отеческого слова.
П л а т о в. Вот я и… репетирую!
Оба смотрят на часы.
И г н а т ь е в. Полтора часа осталось. Шеф… (Калинкину.) Курите?
К а л и н к и н. Пожалуйста, Сергей Данилович!
И г н а т ь е в. Не курю, а вы — перекурите.
К а л и н к и н. Понял. (Отходит и старательно закуривает.)
И г н а т ь е в. Владимир Петрович, я восхищаюсь вами… И вместе с тем не могу понять!
П л а т о в (усмехнувшись). Зачем мне все это нужно?
И г н а т ь е в. Да.
П л а т о в. Зачем мне, не дожидаясь официальных решений по отрасли, самому затевать эту уму непостижимую заваруху?
И г н а т ь е в. Простите, бога ради!.. Зачем?
П л а т о в (не сразу). Зачем…
И г н а т ь е в. У вас есть все. Вы, в общем-то, всего достигли и даже — превзошли.
П л а т о в. Ничего у меня нет…
И г н а т ь е в. Если не считать шестнадцати построенных комбинатов, Государственной премии, званий, докторской степени гонорис кауза, книг и учебников. Если не считать, что все мы, — и я, и этот (кивок в сторону Калинкина), и еще тысяча двести душ — работаем у Платова, как все сокращают. Человек Платова. Люди Платова. Если не считать также…
П л а т о в (перебив). Ощущение такое — главное, самое главное, только начинается. (Пауза.) А все, что вы… перечисляли, имеет несравнимо большую ценность, пока еще не достигнуто. Когда трубят фанфары, слепят прожектора, гремят овации, а тебя волокут на сцену в президиум… замечаешь вдруг — зуб заломило, не стрижен давно, брюки мятые. А ведь годы, тяжкие годы не спишь: не достигну, не добьюсь, не совершу — жизнь прахом!.. Радость хороша только неожиданно, подарком, а когда долго к ней идешь — на финише ничего не остается.
И г н а т ь е в. И все же, шеф… такого дела вы еще не затевали!
П л а т о в. Я — на горе! Не на пригорке, на заре туманной юности, откуда еще краю жизни не видно… За полвека отсчет пошел. Далеко видно. До некролога. Уже непозволительны ошибки роста, искания, сомнения, выжидания, маневры, компромиссы, шаг вперед — два шага назад… Недопустимо все, что так или иначе сопряжено с потерей времени! И так за все заплачено единственно дорогой ценой… Временем! Пошел жесткий, жестокий отсчет времени… Вам, Сергей, этого пока не понять. (Пауза.) Вот поэтому вот… (Умолкает.)