На фоне многотысячных армий одни батальон капля в море, но любой инструмент надо уметь правильно применять и тогда полтысячи будут стоить многих тысяч солдат противника. Главное воинские навыки и воля к победе. У многих солдат с этим есть, были и будут проблемы. По пути нам, как раз встретились части отступающего третьего корпуса. Вид солдаты имели далеко не для торжественных маршей, но при виде гвардии выпрямляли спины и даже немного приободрились.

— А вот и командующий третьим корпусом явился. Генерал от инфантерии Епанчин Николай Алексеевич, — с усмешкой заявил Гартман, придержав коня при виде двигающейся нам на встречу процессии.

— Что ж, значит пора нам узнать из первых уст о причине самоличного оставления позиций.

Взгляды окружающих меня офицеров не предвещали приближающемуся к нам генералу ничего хорошего. Оставить товарищей на смерть… в русской армии такое никогда не найдет понимания и поддержки.

— Генерал Епанчин, наконец-то, мы вас увидели. Назовите причину, по которой третий корпус покинул свои позиции?

Вроде бы и усы уже седые и наград на груди хватает. Так почему смалодушничал?

— Ваше императорское высочество, ввиду численного превосходства противника мною было принято непростое решение об отступлении…

— У вас кончились снаряды или вы согласовали «маневр» с руководством и соседними подразделениями? Может быть вам поступил приказ об отступлении?

— Нет, но это было единственным верным решением на тот момент, а любая минута промедления грозила катастрофой! — покраснел генерал.

— Вашу судьбу будет решать Ставка. Арестовать его!

Команда была немедленно исполнена жандармами. Солдаты, при виде картины конвоируемого генерала, еще сильнее опустили плечи. Мда. Срочно требуются собственные комиссары. Вот только, где их взять? Священники, к сожалению, не помогут.

Оставив несколько жандармов для опроса всего командного состава наш конный отряд продолжил движение. Похоже ситуация намного хуже, чем представляли себе Ренненкампф и Литвинов. Если две армии в полном составе насели на один армейский корпус, то времени у нас почти нет. Как и тяжелого вооружения. Лишь внедренные мною тачанки. Сейчас бы минометы точно не помешали. Ничего, скоро капитан Лихонин воплотит в металле самое простое и смертоносное оружие двух мировых войн.

Вскоре состоялись первые столкновения с немецкими разъездами, а направленная вперед разведка докладывала о тяжелой ситуации и неудачных попытках прорыва наших окруженных частей. Наконец между нами осталось всего несколько километров и надо было принимать решение, что делать дальше.

— В темноте переломаем все ноги коням. Устали они за целый день. Дождемся утра и попробуем отправить посыльного. Это позволит нам согласовать совместные действия, — предложил Казнаков.

О людях никто даже не вспоминал. Люди все выдержат, если доживут. Канонада на позициях двадцатого корпуса была слышна даже отсюда и вызывала не самые приятные воспоминания.

— Утром может быть поздно или генерал Булгаков сам решиться пойти на прорыв и потеряет весь свой корпус, — возразил мой начальник штаба. — Любое промедление может вылиться в большую кровь.

С этим были согласны все, но и наступать в темноте после дневного марша самоубийство.

— Штурмовой батальон первым пойдет на прорыв и закрепится на позициях третьего корпуса. Ваша задача атаковать, когда я подам сигнал. Либо мы оттянем на себя противника во время ложного наступления, и вы ударите во фланг. Отдыхайте, атакуем на рассвете!

Темная ночь… только не спит штурмовик. Сколько таких ночных штурмов было у меня за последний год. Не счесть, правда есть свои особенности. В темноте, когда нет прожекторов, минных полей и колючей проволоки пройдемся, как по набережной. Идеальные условия. Будь под рукой чуть больше войск и минометы я бы устроил им веселую побудку.

Немцы полностью были уверены в своих силах, поэтому не оборудовали даже временные укрепления с огневыми точками в нашем направлении и отправили большую часть солдат во временные лагеря. Ночью сменялись только дежурные посты. Исходя из всего этого выйти на дистанцию атаки сейчас проще простого.

Ночной бой — это рулетка, когда не знаешь, где свои, а где чужие. Немало казусов случалось. Радует, что здесь форма серьезно различалась и наличие несуразных касок у немцев упрощает идентификацию. До военной реформы обмундирования в Германской империи осталось не так много времени, но пока русский солдат был менее демаскирован в отличии от противника.

— Вперед!

После моей команды группы одна за другой исчезли в темноте. Справа от меня встал Каппель с револьвером на изготовку. Ладно хоть шашку оставил. Полчаса. Именно через данный промежуток времени группы начнут огневой контакт с противником.

Сверка часов перед операцией прошла не зря. Почти без промедления гранаты полетели в противника и после череды взрывов последовали выстрелы из ручных пулеметов, что местами прерывались работой автомата Федорова. Нередки были задержки, а это значит над надежностью конструкции еще следует поработать.

Бывшая сотня казаков Глебова единственные, кто предпочел продолжить атаку конными и именно сейчас они нагнетали панику во временном лагере, закидывая гранатами палатки и склады. Сходу уничтожив дежурные силы противника бойцы прорвались до русских укреплений, которые представляли из себя жалкое зрелище. До мощных укреплений из бетона они явно не дотягивали, да и деревянно-земляными их тоже не назвать. Вырытые местами в половина роста окопа давали мало шансов на спасение осколка или шальной пули.

— Братцы, есть кто живой?

Из дальнего окопа поднялся солдат с черным от грязи лицом, но цепкими глазами.

— Мать честная не уж то наши? Вы из какого подразделения? Хотя какая сейчас разница. Пока еще коптим небо потихоньку, но не долго осталось. А есть чем подымить?

— Унтер, проводите нас к командующему корпусом. У нас важное донесение.

— Извиняйте не разглядел, ваше благородие. Второй день без сна и курева, — прокашлялся унтер. — Ваня, проводи благородий до штаба, а то я своим ходом не дойду. Ноги совсем не держат.

Раненный солдат в темноте не видел погон или ему уже плевать было на правила, а поправлять воина никто не собирался. Не то место и время.

По ходам сообщения мы прошли несколько сотен метров и везде была страшная картина. Стонущие раненные, следы разрывов снарядов и пустые гильзы под ногами. Живые выглядели ничем не лучше мертвых. Кто-то пытался спать сидя или читать молитвы. Слава богу хотя бы дождей не было несколько дней.

Штаб корпуса размещался в деревянном доме и внутри напоминал лазарет с раненными офицерами. Павел Ильич Булгаков при нашем появлении попытался подняться с лежанки. Бледное лицо и кровавые повязки говорили о его тяжелом состоянии, при котором он умудрялся командовать корпусом.

— Ваше имп… — я тут же пресек попытки раненного генерала встать.

— В каком состоянии ваш корпус, Павел Ильич?

— Если вы пришли нас спасать, то очень вовремя. Снаряды и патроны на исходе. Количество раненых не поддается исчислению. Мы готовились к последнему бою, чтобы дать возможность хоть кому-то выйти из окружения.

— Вы правы мы здесь именно для вашего спасения. Вот только и вы нам помогите. Пошуметь надо всем, что у вас осталось.

— Найдем, пару снарядов Виталий Павлович? — спросил своего заместителя генерал.

— Для такого случая найдем. Что с орудиями делать? — посмотрел на меня уставшими глазами заместитель Булгакова.

— Все, что нельзя забрать с собой… уничтожить! Через пару часов корпус должен быть готов к выходу. Так что не теряйте время.

С организацией отступления справились и без меня. К тому же, к этому явно готовились задолго до нашего прибытия. Поэтому ближе к рассвету сигнальный пистолет все того же Рдултовского выстрелил в начинающее светлеть небо ракету. После чего по всей линии соприкосновения, длинной не менее одного километра, раздалась серия взрывов. Орудия после отстрела последних снарядов были тут же уничтожены, а освободившихся коней и повозки использовали для перевозки раненных.