Напротив пирсов, возвышались угловыми квадратными башнями две цитадели. Даже если враг прорвется через высоченные, двадцатиметровые, городские каменные стены, то внутри этих укреплений, высота которых даже немного превышала городские, осажденным можно было сидеть до скончания веков. Укрепления выполняли роль казарм имперской гвардии – справа кавалерийской, слева морской. Стать гвардейцем – значит обеспечить себе карьеру с прекрасным и постоянным продвижением по службе – что и пророчат мне по окончании Академии все мои преподаватели.
– Никак прибывают! – воскликнул Артос и ткнул пальцем в сторону маяков.
И действительно, с сигнальной площадки правого маяка, столбом повалил густой белый дым, которым в особых случаях подают сигнал о прибытии кораблей. Тут же, с противоположной от нас стороны, глухо стукнул маршевый барабан, затем второй, третий. Донесся приглушенный расстоянием и каменными стенами звук команды, и через мгновение грохнул мощный звук строевого шага множества сапог, одновременно впечатывающихся в камни мостовой.
– Вперед! Твои строятся недалеко от южной башни, – сказал Артос и потащил меня за локоть в сторону гвардейских казарм.
Мы почти бегом устремились на место сбора, собирая по пути выныривающих из-за углов домов моих однокурсников и сопровождавших их оруженосцев, весело и чуть возбуждено приветствуя друг друга. Веселой гурьбой, мы наконец добрались до южной башни кавалерийской гвардии и попытались хоть немного создать видимость строя. Строгие взгляды наших командиров привели нас в чувства и сильно поубавили разгильдяйский настрой. Еще через мгновение мы выстроили правильную коробку из ровных рядов и шеренг, подавая пример более юным курсантам академии. В это время на площадь начали выходить колонны регулярной армии и сводные отряды ополчения. Красиво чеканя шаг, они ровными квадратами десять на десять человек, направлялись к своим местам, и каждый такой квадрат становился через равные промежутки до других таких же квадратов. Каждый воин независимо от подразделения, не важно, будь он копейщик, мечник, щитоносец или спешенный кавалерист, были одеты в одинаковую, как у меня и моих товарищей, броню. Лишь только шлемы отличались друг от друга цветом плюмажей. Площадь быстро и ритмично заполнялась прибывающими войсками.
– Они тут всю армию собрали что ли? – слышались тихие разговоры в наших рядах.
– И когда столько доспехов успели понаделать?
– Так южане помогли. Привезли к нам какие-то пресса, и их заморские мастера чеканят доспехи день и ночь, что твои медные монеты.
– Верно-верно. Это те новые цеха на восточной окраине. Ох, и дым там стоит!
– Да-да. Там еще заборы соорудили с башнями для часовых и три кольца охраны выставили. Полная секретность говорят.
Тут мы заметили белый дымок, устремившийся вверх от второго маяка. Этот сигнал обозначал то, что прибывающие корабли совсем близко и вот-вот подойдут к пирсу.
Мы все вытягивали шеи, но только самые рослые из нас смогли сказать, что уже наблюдают кончики мачт, но парусов на них не видно.
Внезапно позади нас раздался резкий хлопок. Мы украдкой обернулись и увидели распахнувшиеся ворота гвардейских казарм и выходящих из них стройные ряды пышно снаряженных воинов. Красные, цвета заходящего солнца, плюмажи и плащи у кавалерии и светло-синие у морских гвардейцев, красиво колыхались под слабым дыханием ветерка. Их роскошные латы с крупными гербами империи посверкивали на ярких солнечных лучах так сильно, будто на груди у каждого из этих воинов горел яркий факел. Встав флангами шеренг по обе стороны от широченного проезда между казарм, гвардейцы замерли и громко и четко запели первые строки гимна. Его, по ритму больше похожего на военный марш, по очереди подхватили квадраты остального войска и вскоре вся площадь – и военные, и простые жители столицы, – громоподобно пели во славу Империи.
Я и мои товарищи по академии старались переорать всех остальных. Нас с головой охватил небывалый и дикий восторг. Тряслись и вибрировали от возбуждения все клеточки тела. "Да – мы сильнее всех! Да – мы победители! Не важно, кого и чего, но всегда победители! Мы выше всех, мы лучше всех, все мы – имперцы!".
Когда на площадь выкатила золоченая карета императора и он сам вышел из нее, отстранив рукой всех бросившихся помогать ему вельмож, площадь просто взорвалась высшей нотой восторга. Император поднял вверх правую руку и медленно провел ею приветствуя нас, при этом край рукава его котты1 спустился вниз, обнажив крепкую мускулистую руку воина. Поверх котты сверкало золотыми и серебряными нитями сюрко2 с нашитыми гербами империи и присоединенных к нему королевств за все века. На царственном боку висел очень хорошей стали меч – настоящий, боевой, а не вызолоченный парадный, как у многих вельмож, круживших вокруг императора. Да! Он наш император, такой же воин как и мы, и все сейчас готовы умереть за него, попроси он об этом.
И тут мы их увидели.
Корабли проявились словно из ниоткуда – так тихо и неожиданно вошли в гавань эти громадины. Место у одного пирса, где могло встать четыре довольно крупных наших военных корабля, занял всего один корабль южан. Второй подошел медленно к соседнему пирсу и замер, словно огромное морское чудовище, матово поблескивая отполированной чернотой древесины. Площадь умолкла, раздавались только тихие восклицания со смесью восхищения и ужаса перед этой мощью. Мы стали шепотом гадать, сколько воинов может поместиться на каждом судне. Самые смелые предполагали, что не менее восьми сотен пехотинцев в полном обмундировании, или три сотни тяжелых всадников. На каждом корабле стояло по одинокой высоченной мачте – голой и черной, больше напоминавших железный лом, воткнутый в землю. Парусов действительно было не видно – то ли они были так искусно убраны, то ли эти корабли ходили по морю неизвестным нам способом. Корабелы южан изготовили эти громадные посудины очень лаконичными – ни одного украшения на носу или корме, столь обычных для наших военных и торговых кораблей. Палуба тоже была чистая, на ней не было ничего похожего на штурвал или румпель, но самое удивительное заключалось в том, что на обоих кораблях не было видно ни единого человека.
Народ на площади, включая вельможных людей, замер в ожидании. Пауза несколько затянулась, но никто не шевелился, застыв в напряжении.
Все случилось в мгновение ока – по бортам кораблей с сильным стуком откинулись вниз ставни, обнажив квадратные проемы из которых тут же высунулись длинные металлические стержни увенчанные блестящими шарами величиной с бычью голову. На устремленные вверх мачты из чистого безоблачного неба сошли два молниевидных столба, а из торчащих по бортам металлических шаров в тоже мгновение в толпу граждан Империи метнулись толстые ветвистые молнии. Меня резко перегнуло пополам в жесточайшем спазме, словно в живот воткнули охотничье копье, в глазах помутнело и сознание провалилось в темноту.
Очнулся я так же резко как и потерялся во мраке. Пошевелив запрокинутой назад головой, я приоткрыл глаза – прямо передо мной оказалась подкованная подошва офицерского сапога. Все тело ныло, голова гудела, словно набатный колокол. В нос тошнотворно ударило паленым мясом. Я осторожно пошевелился – вроде все цело, руки-ноги слушаются, но как-то вяло, словно набитые соломой. Перевернувшись на живот, я попытался встать на четвереньки и тут же услышал топот бегущих ко мне людей и громкие восклицания. От сильного удара ногой в бок мои руки расползлись в стороны и я упал на грудь, перед этим сильно приложившись лбом о твердый камень. Некто сильный завел мои руки за спину и связал их толстой веревкой, больно впившейся в кожу. Меня подхватили и резко поставили на ноги, но стоило это со мной сделать, как из рассеченного лба обильно хлынула кровь и залила правый глаз. Я несколько раз мотнул головой, но этим глазом лучше видеть не стал.
