Мое вознесение прекратилось быстро и одновременно с этим очень мягко. Сила, несшая меня, подержала мое тело немного в воздухе и медленно опустила вниз. Под пятками, что-то хрустнуло и я погрузился по щиколотку во что-то податливое и приятно холодное. При этом я отчетливо понимал, что тело мое так и покоится на кровати, по соседству с моими товарищами и сейчас путешествует лишь мой разум, или дух… или душа. Но в данное мгновение я ощущал свое полное присутствие в каком-то новом месте, незнакомом и чудном.

Свет потихоньку потерял избыточную яркость и я, тихонько прозревая, увидел, что стою на снежной вершине высоченного горного пика. Белые густые облака, что были гораздо ниже меня, стали не торопясь расходиться.

С высоты орлиного полета я увидел под собой землю, больше всего напоминавшую громадный остров. По крайней мере с трех сторон берега омывались бескрайними солеными водами. Земля покрыта густыми лесами с редкими и маленькими проплешинами пашен, полей и лугов. С запада на восток и во встречном направлении остров прорезали многочисленные голубые ленты рек и речушек, на юге они терялись в густоте лесов, другие брали свои начала на вершинах невысоких гор в северной части острова.

Я обратил взгляд на восток и тут же грудь наполнили волны неописуемого восторга от созерцания огромного, почти как море, озера. Словно драгоценный голубой карбункул оно было вставлено рукой опытного ювелира в еще более огромный изумруд густых лесов. Солнечный свет переливался и искрился на катящихся невысоких волнах, разбрызгивая миллиарды крошечных алмазов. Ветер широкими ладонями поглаживал непослушные зеленые кудри дремучего леса, который стоял здесь будто от самого сотворения мира.

Некая сила мягко и настойчиво, как бы не заставляя, но настойчиво прося, повернула мою голову на север. Я не стал сопротивляться и напряг зрение вглядываясь вперед, ближе к линии очень далекого горизонта.

Мой взгляд пробежался по скругленным вершинам невысоких гор, что протянулись на север и упирались в темную завесу туч, я подался вперед и сощурил глаза, но тучи были непроницаемы. Чья-то прозрачная едва видимая рука легко отодвинула далеко вперед от меня клубившуюся темень, которая попыталась огрызнуться ветвистыми молниями и оглушающими раскатами грома. Открылась страна высоких скалистых гор, наполовину покрытых сверкающим льдом и снегом, с многочисленными острыми вершинами, похожими на вздернутые вверх копья. Между горами ютились равнины, на которых посеревший снег теснила оттаивающая черными пятнами земля. Между двух гор, выглядевших как нахохлившиеся совы, замелькал черный с серебристыми искорками вихрь. Пришла странная в своей новизне мысль, что это не природный вихрь, а сотворенный кем-то из странной и неизученной материи. Раньше подобные или похожие по своему строению мысли и не думали посещать мою голову.

Верхушку вихря бросало из стороны в сторону, он то расширялся и почти припадал к самой земле, то набирая обороты вытягивался прямо к облакам черным клубящимся столбом. Вихрь рвался яростно, сильно и словно пытался оторваться от чего-то приковавшего его к этому месту. В мой ум взбрело, что если он это сделает, то произойдет катастрофа, и от этого красивейшего зеленого острова останется лишь серый пепел.

С севера вдруг накатил холодный ветер и ударил меня по лицу сыростью снежного заряда. На миг я зажмурился и снова открыл глаза, вихрь вновь закрыли темные тучи, но было абсолютно ясно, что этот черный предвестник несчастий никуда не исчез, он продолжит крутиться и не оставит попыток вырваться из поставленного кем-то капкана.

"Беда идет на эти земли!" – навязчиво блиась мысль.

В который раз за последнее время я стоял на перепутье – повернуться к злу спиной и бежать от него или встретиться с ним лицом к лицу, попытаться отодвинуть беду от этих земель и спасти как можно больше добрых людей.

"Да меня самого спасать надо!" – попытался жалобно воскликнуть я, но меня стремительно закружило, картинка вокруг меня поплыла и скомкалась как бумага в гигантской руке. Небольшой и быстрый полет в темноте и я очнулся на все той же самой кровати в гостеприимном и протопленном доме Хартмара. Моя голова приподнялась, но мышцы шеи предательски ослабли и я звонко приложился затылком о деревянную "подушку".

В темноте комнатки мои соседи похрапывали и посапывали, ворочались и почесывались во сне.

– Завтра все решу, – прошептал я про себя, чувствуя как мои ноги, замерзшие на вершине горы, стали потихоньку отогреваться. Веки сами собой крепко смежились и наконец-то пришел спокойный сон, возвращающий силы и бодрость всякому утомленному путнику.

Спал я до тех пор, пока меня не разбудили негромкие глухие звуки из соседней комнаты. За перегородкой стукались друг о друга деревянные тарелки, что-то расставлялось на стол. Раздавался тихое перешептывание женских голосов.

Я поднялся на своем ложе, опустил голые пятки на жесткую циновку у кровати и с хрустом в спине и плечах потянулся. Рот сам собой растянулся в громком зевке, но я его тут же прикрыл ладонью – мои спутники еще спали. Я прошмыгнул мимо свернувшегося калачом под пестрым пледом Колмака и лежащего на боку, лицом к бревенчатой стене, Бадеро.

На цыпочках проходя к двери, я замер, увидев Кионда лежащего на спине и вытянувшегося как струна. Мышцы его лица словно опали, нос заострился, а лицо было бледным, словно молоко. Вдруг подумалось, что он умер во сне. Стало страшно и морозные иголки укололи вокруг сердца. Кионд, словно почувствовав мою тревогу, тихонько вдохнул и слегка повернул голову на бок. Опустив напрягшиеся плечи, я тихонько приоткрыл тяжелую дверь стараясь ей не скрипнуть. Тяжелые кованые петли к моему спокойствию оказались хорошо смазаны и не издали ни единого звука.

В комнате, где мы вчера ужинали, суетились две женщины лет под сорок в серых домотканых платьях с подолами до самого пола и длинными рукавами до запястий. Обернувшись ко мне, они приветливо улыбнулись, раздвинув уголки губ до кромки белых платков завязанных под подбородком, которые почти полностью прикрывали их головы, лоб и щеки, и застыли ожидая от меня вопроса или просьбы.

– А где тут у вас воды раздобыть? – тихо и неуверенно проговорил я, – ополоснуться бы мне после сна.

Женщины с недоумением на лицах переглянулись, и та, что была поближе ко мне, махнула в сторону двери.

– Выйдешь из дома и налево за углом стоит бочка с дождевой водой, – прошептала она, – но только дюже она холодная!

– Спасибо, это то что надо, – прошептал я в ответ и открыл тяжелую входную дверь.

Холодный воздух застыл абсолютно недвижимый – даже легкого дуновения ветерка не пробежало по моей коже. Солнце едва касалось своим нижним, чуть красноватым, краем горизонта и уже достаточно освещало все вокруг. Спустившись с крыльца на сырую от холодной росы землю, я совершенно не вовремя понял, что вышел необутый. Но не возвращаться же из-за такого пустяка! Зябко поежившись, я мелкой трусцой побежал налево и за угол. Там действительно стояла емкость, высотой мне по пояс, полная воды. Я облокотился ладонями на покоцанные края старой бочки и поглядел на ровную гладь воды.

– Что, оболтус? Одни приключения с тобой! – обратился я к своему отражению.

На меня пристально смотрел молодой парень с неглубоко посаженными темными глазами аккуратно очерченными длинными ресницами. Неширокие, но густые брови вплотную подходили к переносице с небольшой горбинкой плавно переходящей в тонкий нос. Мне почему-то никогда не нравился мой собственный нос, всегда казалось, что истинно мужской нос должен быть широким, мясистым и обязательно сломанным хотя бы в одном месте. Припухшие губы моего отражения в воде в неудовольствии приподняли правый уголок.

А еще мне показалось, что я сильно похудел лицом – скулы заострились и как будто подались вперед, подбородок вообще стал похож на наконечник копья, хотя раньше больше походил, как я считал, на широкую поверхность кистеня. Как же на этом острие посередине умудрилась сохранится небольшая ямка, которая, по-моему глубокому убеждению, должна очень нравиться девушкам?