— Послушайте…
— Не перебивайте. Я объясню, на что ей ваша душа. Видите ли, тонкое тело хомо сапиенс — уникальный энергоноситель. У вас его примерно три грамма. В реакторе станции, работающей на тонком топливе, они будут эквивалентны примерно девятистам килограммам топлива атомного. Больше того, энергия распада души, в отличие от энергии атомного распада, абсолютно безопасна, безвредна для экологии… я понятно выражаюсь?
Клиент молчал. За дверью, где были касса, секретарша и охранник, заспорили и чем-то загрохотали. Менеджер перевёл дух. Он вёл разговор не в первый раз, но всё это до сих пор действовало ему на нервы.
— А теперь я расскажу о том, что вы почувствуете. Особого воображения не требуется. Будет почти как в сказке — адские муки в геенне огненной… а потом исчезновение. Полное. Понимаете, полное!
Юноша опустил веки. Между бровями пролегла складка.
— Послушайте, — сказал он, — я знал, зачем сюда шёл. Я всё понимаю. Думаете, я ещё не решил?
— Зачем? — бросил менеджер. — Зачем вам это?
Юноша вскинул глаза.
— Насколько мне известно, — отчеканил он, — эти сведения я предоставлять не обязан.
Менеджер потёр лоб.
— Не обязаны… да. Но вы же неглупый человек. Вы же понимаете, что такое тонкое тело. Да, оно тоже однажды умрёт. Но у вас впереди тысячи физических жизней! Тысячи лет, за которые можно всё изменить. Раньше во время реинкарнации теряли память, но при нынешних технологиях это перестало быть проблемой. Хотите помнить себя — будете помнить. Может, вы сделали диагностику кармы и перепугались? Послушайте, это не приговор и не повод совершать окончательное самоубийство. Даже если у вас на совести такое, что и меня приведёт в ужас — выход есть всегда. Если это преступление, вы можете сдаться властям и искупить его в заключении. Если нет, или если вы не хотите сидеть — идите зарабатывать деньги. Накопите на карматерапию.
Клиент вздохнул, разглядывая свои пальцы.
— У меня была серьёзная причина прийти сюда, — сказал он очень спокойно. — Я всё обдумал. Ни карматерапевт, ни кармахирург, боюсь, не помогут.
— Даже так? — уронил менеджер и болезненно поморщился.
— Да.
Менеджер изобразил задумчивость. Он читал текст наизусть по инструкции, а в той были помечены звёздочками моменты, когда следовало задуматься.
— Значит, вам очень, очень нужны деньги… прямо сейчас. Вас шантажируют? Вы кому-то должны? Скажите честно. Мы занимаемся такими делами. Здесь скрытая камера, неподалёку наши ребята, вам гарантируют защиту, этот вопрос решат. В любом случае, неужели разумно продлевать эту жизнь ценой отказа от остальных?
— Нет, — сказал клиент. — Меня никто не шантажирует.
— Это из-за другого человека? — спросил менеджер с неожиданным сочувствием. — Деньги на лечение? Я понимаю, иногда кто-то дороже тысячи жизней… но ведь он потом родится опять. Даже если надежды нет — этот человек родится снова, скорее всего, с хорошей кармой, и будет жить — а вас уже никогда не будет. И если однажды тому человеку снова понадобится помощь, вы не сможете ему помочь.
Клиент, показалось, вздрогнул. Менеджер напрягся. Те, кто срывался, обычно срывались раньше, до последнего довода добирались лишь самые стойкие, действительно пришедшие ради родных и любимых. Но они тоже ломались и уходили, раздавленные своим предательством; а с другой стороны, как назвать того, кто пожелает себе излечения такой ценой? С этической точки зрения всё это, должно быть, выглядело чудовищно, но тонко чувствующих особ сюда работать не брали.
«Собачья работа», — в который раз подумал менеджер. Хуже, чем надзирателем в тюрьме, хуже, чем санитаром в дурдоме. Он и до неё не отличался впечатлительностью, а профессиональная деформация выбила из него остатки человеческого. Менеджер это понимал сам, и подозревал, что такой кармы, какую он себе тут заработал, хватит на десять жизней с церебральным параличом или десять смертей от СПИДа в Голодной Африке. Надежда была только на медицинскую страховку, гарантированную сотрудникам министерства — на пресловутую карматерапию.
— Знаете, что? — мягко сказал клиент. — Давайте договоримся так: я материалист, не верю ни в душу, ни в её бессмертие, и хочу просто срубить бабок, пользуясь глупостью окружающих. И вы не станете меня отговаривать. Дайте договор.
Менеджер невольно набрал в грудь воздуха с намерением открыть клиенту глаза на очевидную абсурдность его слов, но вспомнил, что положенное по инструкции зачитал, а за большее ему не платят.
— Дело ваше, — буркнул он.
— Хорошо.
Серый стол устлали тускло-белые листы договора.
— Подписывайте на каждой странице, фамилию полностью, разборчиво, дайте паспорт. Всё.
Клиент ясно улыбнулся. Менеджер этого не видел, потому что смотреть на клиента ему было тошно.
— А что теперь? — спросил белесый юноша, склонившись над документами.
— Сейчас в кассе начислят деньги на карточку, — хмуро ответил менеджер, медленными движениями складывая уже подписанные листы и пакуя их в файл. — Через десять минут будет готово. За эти десять минут на ваше тонкое тело поставят опознавательный знак. Клеймо. Вы ещё можете отказаться. Сейчас.
Клиент молчал. Менеджер не видел выражения его лица — не смотрел. В офисе было холодно, руки зябли, и думалось, что надо пойти отрегулировать кондиционеры, а то цветы же помёрзнут.
Старый юноша проставил все подписи и сложил руки на коленях.
Он так ничего и не сказал.
— Стажёр! — внезапно почти с ненавистью проорал менеджер, обернувшись. — Эй, стажёр! Ну где ты там, с печатью огненной?!
Клиент вздрогнул и встрепенулся, пытаясь заглянуть через стол, за перегородку из непрозрачного стекла. Там, похоже, была дверь или выход в коридор.
— Вот сволочь, — процедил менеджер, берясь за мобильник. — Опять в Контру режется… Стажёр! Иди сюда, работа пришла!
Дверь звучно хлопнула, затрепетал ламповый свет, и появился стажёр.
Он был прекрасен.
Он был прекрасен неуместно и неприлично. Улыбка и одеяния его источали рекламный блеск. Вначале помстилось, что на плечах стажёра — медицинский белый халат, но это был только светлый летний плащ, слишком лёгкий для стоящих теперь погод. Облачённый в плащ поверх джинсов и свитера парень — лет двадцати пяти, весёлый, свежий и ухоженный, какой-то отлакированный, точно новый автомобиль на выставке — выглядел, откровенно говоря, нелепо: до такой степени не соответствовал обстоятельствам.
Чертовски хорош собой был стажёр, очевидно доволен жизнью и сиял, как финский унитаз.
Менеджера скрючило от омерзения, и он уставился куда-то совсем в угол, чтобы не видеть обоих, клеймимого и клеймящего.
Блистательный стажёр окинул взором пространство, встретился глазами с клиентом — и развернулся, явно намеренный возобновить компьютерные пострелюшки.
— Сволочь, — пробормотал менеджер. — Хоть бы руками помахал для приличия…
Стажёр остановился и одарил его ещё одной ослепительной улыбкой.
Клиент поднялся со вздохом.
— Инспекция, — в один голос сказали они. — Контрольная сделка.
— …!!! — сказал менеджер.
Он ещё долго крыл их на чём свет стоит, в душу, в мать и во всех богов. Инспектор со стажёром ржали как жеребцы, не в силах даже выбраться из кабинета и оставить бедолагу в покое. На шум прибежала секретарша и убежала за успокоительным; таблетки ей приходилось носить здесь чаще, чем кофе.
— Суки вы, суки! — горевал менеджер, — а я-то тут разоряюсь как идиот, чуть сам себя не разжалобил. Ну как, как я не догадался?! Ведь раз же плюнуть догадаться-то было! Ведь договор этот сучий одни нарки полудохлые подписывают, которым уже на всё плевать, да бомжи, которые мозги пропили. После каждой подписи кабинет дезинфицировать надо, а тут, понимаешь, припёрся… р-романтик… м-материалист…
— Не горюй, Ника, — ласково сказал стажёр, и менеджер (вероятно, Никита), названный постыдным полуженским именем, как-то усох под его взором, совершенно перестав напоминать страшного следователя КГБ из голливудского фильма. — Будет и на твоей улице танковый парад. Хочешь, я тебе карму бесплатно подмажу?
