— Когда вырастешь, будешь, — беспечно ответила я. — Мы купим тебе платьев, как для настоящей знатной барышни, и такие же красивые туфли. И пальто, и шляпки.

— А вдруг, — осторожно произнесла Рози, глядя на меня с опаской, — герцог будет против?..

— Зато я «за», — ответила я, пожалуй, резковато. — Рози, ты — моя воспитанница. Моя помощница, понимаешь? Притом в тебе талантов так много, что не развить их просто преступление.

Рози внимательно смотрела на меня.

— И ты будешь заступаться за меня? —уточнила она. — Если вдруг герцог… будет против?

— Ну, конечно, — ответила я серьезно. — Иначе и быть не может. Ты думаешь, я смогу быть счастлива с человеком, который обидит людей, которые помогли мне выжить? Но почему ты спрашиваешь? Ты… огненные мальчики сказали о нем что-то плохое?

Рози с сомнением покачала головой.

— Он хороший, — сообщила она мне, — но все равно я волнуюсь… Мальчики говорят о нем только хорошее. И пусть они призраки, они все равно восхищены его имением. У него огромный дом, полный богатств и слуг, и там всякие правила… как нужно брать вилку, нож. Что одевать с утра, а что вечером. Я знаю, он меня будет заставлять учить все эти правила. И ужасно боюсь, что сразу всего не запомню.

— Со временем все эти правила станут тебе привычны, — ответила я. — Скажу тебе по секрету: я тоже ведь всех премудростей не знаю. И мне тоже придется их выучить.

Это признание успокоило Рози. Она взбодрилась.

— Кстати, — воскликнула она. — Огненные мальчики решили тебе сделать подарок на помолвку!

— В самом деле? — удивилась я. — Что же они могут подарить мне?!

Глаза Рози просияли.

— Завещание! — таинственным шепотом произнесла она. — Настоящее завещание твоего папы!

— Вот как? — удивилась я.

— Они сказали, что принести его не могут, — ответила Рози. — Злая старуха упрятала его в шкатулку. Если они прикоснутся к бумаге, оно сгорит.

— Так как же они хотят его мне подарить?

— Они сказали, — торжественно ответила Рози, — что могут выжечь его на новом листе. Слово в слово. Буква в букву. И даже подпись твоего отца. Они учили этот документ, чтобы перенести его на новый лист так, чтобы все подумали, что он настоящий.

— Но как это возможно? — удивилась я. — Они просто прожгут бумагу.

Рози отрицательно мотнула головой.

— Нет. Они сказали, что долго учились. Повторяли много раз. И научились писать на бумаге так, что огонь только опаляет верхний слой. Как будто кто-то писал угольным карандашом. Но если завещание настоящее, то не все ли равно, чем оно написано?

— А подпись, почерк…

Рози захихикала, прикрывая рот ладошкой.

— Это же призраки, — сказала она, отсмеявшись. Как будто неразумному дитю. — Они перенесут так, как видят. В точности. Так, как оно выполнено пером и чернилами. До последней точки. Даже кляксу выжгут, и отпечаток испачканного пальца.

— А что от меня требуется? Ты же не зря мне об этом говоришь? — насторожилась я. — Я что-то должна буду сделать? Какой-нибудь ритуал?

— Ничего почти, — ответила Рози, пожимая плечами. — Просто в своей комнате оставь лист бумаги. Ты даже можешь посмотреть, как они это будут делать. И… и пожелать что-нибудь в подарок себе.

— Мальчики так добры, — задумчиво произнесла я.

— Они сказали, — серьезно ответила Рози, — что это очень обидно — когда сидишь в заточении ни за что и ничего не можешь сделать тому, кто виноват… И даже то немногое, что ты разрешила им сделать с мадам Эванс, принесло им облегчение. Не освободило, но хотя бы немного притупило боль.

— Горько это слышать, — сказала я. — Жаль, что я не могу их освободить…

— Что ты задумала? — удивилась Рози. — Ты же знаешь, что нельзя разрешать мальчикам мстить. Теперь знаешь; и я тоже знаю. И они знают, поэтому и не просят. Только грехи злобной старухи могут дать им волю.

— Ну, кое-что я все же могу им позволить, — ответила я.

— Что же? — удивилась Рози. — Я бы тоже хотела, чтоб мальчики стукнули как следует ее по голове. Но от этого у нее волосы загорятся. И это тоже будет считаться злом. А за этим может последовать наказание. Не хотелось бы, чтобы явился какой-нибудь сердитый призрак и отшлепал меня в ответ!

— Никого бить по голове мы не будем, — ответила я. — Но правдой можно тоже наказать так, что лучше б по голове стукнули.

— Как же можно наказать правдой? — удивилась Рози.

— Той правдой, что мадам Эванс скрывает, можно очень сильно наказать, — ответила я. — Мальчики любили рисовать на заборах?

— Что? — удивилась Рози.

— Ну, углем? На заборах, на стенах, и на всех неподходящих для этого поверхностях?

— Все мальчишки любят рисовать где попало, — неуверенно заметила Рози. — Особенно на свежепобеленных стенах.

— Вот и пусть порисуют, — мстительно сказала я. — Я разрешаю это завещание повторить столько раз, сколько им вздумается.

— Но зачем? — пожала плечами Рози. — Вам же достаточно одного.

— А остальные, — произнесла я, — пусть выпишут на ее стенах. На ее платьях. На ее столе. Всюду, куда она посмотрит, пусть будут копии этого завещания.

— О! Можно расписать весь дом! — вскричала Рози. — Чтоб увидело как можно больше человек. Тогда уж точно не удастся скрыть, что она сжульничала.

— Представляю себе ее ужас, — усмехнулась я. — Наверное, она будет задаваться вопросом, где еще мстительный призрак оставил это послание.

— Наверное, это будет выглядеть пугающе, — зловеще заметила Рози. — Как будто кто-то залез в ее тайник и разузнал ее стыдную и страшную тайну. И всем рассказал. И теперь все на нее пальцами будут показывать!

— О да, — согласилась я. — Пожалуй, если в моих руках будет это завещание, то ее, настоящее, можно сжечь. Уничтожить. Все равно добраться до него у меня нет никакой возможности. Она, конечно, не отдаст его мне никогда. Да и вообще никому не отдаст. Скорее, съест из вредности.

— Значит, так тому и быть! — весело воскликнула Рози. — Они согласны исписать все в ее доме!

— Знаешь, — задумчиво произнесла я. — Одну копию, раньше всех прочих, можно бы начертить на столе у законника. Ему-то точно это будет интересно. И тогда мадам Эванс не отвертится от ответа!

****

Старуха Эванс очень хотела себе магический дар.

Только небесам было известно, отчего тот не приживался.

И силы в ее крови не разгоралось.

Она не могла расшвыривать людей как кегли, и повелевать ими так, как Кристиан, тоже не могла.

Не видела будущего, не могла найти спрятанный клад. И призраки, которых по свету разгуливало немало, не раскрывали ей своих тайн. И под свое покровительство не брали.

Ничего.

А она так хотела быть хоть немного, но проницательнее обычных людей!

— Я была слишком терпелива по отношению к этой бесполезной дуре! — шипела мадам Эванс, вспоминая мать Рози.

Эта треклятая служанка с кроткими овечьими глазами!

— Я ее на помойке подобрала! Отмыла, одела! Дала работу, кров над головой! Что ей стоило дать мне живое зерно дара? — старуха все губы до крови искусала от злости. — Почему все ее подарки были как дохлые, болезненные, синюшные младенцы?!

Наверное, горничная Агата дарила доброй госпоже дары.

Наверное.

Но душа старухи была так черна и ядовита, что семена не всходили там. Как в отравленном болоте. Они падали снова и снова в подготовленную почву, но не прорастали магическими всходами.

Что растет на болоте?

Только кривые деревья.

Те из семян, что все же смогли прижиться, выросли не в дар, а в проклятье.

Иногда старуха превращалась в серую драную блохастую крысу и корчилась, ощущая на своей лишайной шкуре все болезни, что точат несчастного зверька.

Реже — в ворону.

Ту, что толком не может летать.

Мечется бестолково в небе и падает, натолкнувшись на дерево.